ЮРИЙ КИРИЧЕНКО, лауреат Международной литературной премии имени Сергея Есенина (2015)

          Из книги „В ЧАС ОГНЯ"

              В ЦЕНТРЕ ВЕТРИЛ

Дом без хозяина – чаша безверья,

Сердце без нежности – птица без крыл.

Нет и в помине былого веселья,

Горечь с надеждою – в центре ветрил.

Дом под ветрами, метелью иссечен,

Молнии-змеи разили ножом.

Горем, как камнем, оттянуты плечи,

Длинно калитка скрипела: „Чуж-ж-жой…"

Дом без хозяина – праздник без даты,

Дом без любви – без росинки трава.

Как мы с тобою мечтали когда-то

Слить воедино надежды слова.

Дом возводили и рожь засевали,

Явор сажали, – растёт до сих пор…

Можно ли жить здесь чужими? Едва ли!

Счастьем обкраденный дом – тоже вор…

Ласточка общей судьбы улетела,

Выбиты рамы надежд и тепла.

Бледны подсолнухи, осиротело

Мальвы поникли, их юность ушла.

Скажете, так не бывает в природе:

Дом покосился по пояс в слезе,

Мистика вроде давно уж не в моде,

Впрочем, дрожит мотылёк на лозе…

Был он хозяином знойного лета,

Жил у костра, а костёр – без огня.

Грезил полётом в полсолнца, в полсвета,

Да обожгла ему крылья стерня.

Дом без хозяина – звёзды без неба,

Доля бездомная – небо без крыл.

Мир нам создать предстоит ещё, где бы

Стала любовь наша в центре ветрил…

                 * * *

Заберу твою боль-беду,

В сердце жаворонком упаду.

Я сниму с тебя тяжкий гнёт,

Горя горького боль минёт.

Ты узнай меня только, прошу,

Ночь ведёт к моему шалашу.

Не покроется память ржой,

Ты ведь стала мне не чужой.

А угаснет в небе звезда – 

Все долги любовью отдам.

Почему ж ты не веришь мне?

Моё сердце ведёшь по стерне.

Обниму тебя, уведу,

В душу жаворонком упаду…

                                      Я + ТЫ

Мы с тобою чужие, как груши не нашего сада,

И судьбы витражи не сломили метели блокаду.

Только – противоречья… Мы молнией в слове не стали,

Хоть сопилке навстречу уста и сердца щебетали.

Тень разлук сгоряча пролегла на бровях и ресницах,

Хоть плечо – у плеча, и весло – у весла в чар-водице.

Речке весело несть – не отпустит гребца с середины.

Только горькая весть встрепенулась на лезвии льдины:

Мы с тобою уже не родные. Как выйти из плена?

У судьбы на меже белладонна поверит в измену.

Белладонны цветок отравляет надежду печалью,

Только я не о том, не тревожу я память ночами.

Обнялись на горе, расцветая, канупер и мята,

Ты – навстречу заре, и стрелою заря не разьята.

Знать, случиться поре, что подарит нам радость прозренья,

Знать, зажечься заре, что горит от тепла колошенья.

И коллаж голубой ночь подарит далёким зарницам,

„Не чужой, не чужой…" – прожурчит мне вечерняя птица.

Тонут в капле моря, журавли учат небо летать,

Разве может заря без взаимности радостью стать?

Смолкли в сердце стрижи, сердце чуть не упало под ноги.

„Стал тебе я чужим…" – прорывается голос тревоги.

Отчего же горчит по-терновому веточка грусти?

Не боюсь я кручин, светлый день, мы тебя не отпустим!

Мы уйдём – я и ты – из невзгод, что навстречу летели,

Выбираем мосты, что от зноя ведут нас к метели.

Разметелим туман, одолеем безверья блокаду,

Белладонны обман – то цветок не из нашего сада…

Рассветает в душе и в сопилке из раннего глода,

Вот тугим спорышом пробежала калина до брода…

Так пройдём же и мы брод разлуки и выйдем на пристань,

Выплывает из тьмы наша доля челном серебристым.

С нами – шмель, деревца и цветы, и дождинки, и птицы.

Пусть лицо – у лица, пусть играют на свадьбе зарницы.

И струна скрипача учит нежность расти из разлуки,

Разве может свеча стать звездой, обжигающей руки?

ВОСПОМИНАНИЕ МАКОВЫХ ДОЛИН

                  Девичье заклинание

Мой единственный, любимый, только мой,

Не дари мне мак душистый полевой.

Не займись его обманчивым огнём,

Обойди его и в сумерках, и днём.

Ты мой сладкий, ты мой горький, как полынь,

От долин горячих маковых остынь.

И не верь ты макам: знаю наперёд – 

Жаркий мак разлукой долгой прорастёт.

Мой далёкий, мой желанный, мой родной,

Самый близкий мой, понятный мне одной.

Не забудь же заклинания любви:

Мака дикого в подарок мне не рви.

Обожжёт он мне и сердце, и уста,

Слёз не спрячу я, хоть будет ночь густа.

Ужаснёшься ты, узнав мою печаль,

Понесёшь мою слезу к чужим очам.

Мой единственный, любимый, только мой,

Алый мак увидеть страшно мне самой.

Лютый змей принёс в долину этот мак,

Одолеть коварный цвет нельзя никак.

Цвет разлуки, цвет обмана, цвет измен,

Ох, боюсь, тебя заманят маки в плен!

Опьянят тебя, закружат – мак такой!

Не коснись багряных маков ты рукой.

Хрупких маков опасайся, как огня,

Пряный мак тебя отнимет у меня.

Пусть развеет ветер мак и маков яд,

Пусть по ветру лепестки его летят.

Из долины этой выйдем на стерню,

Не поддавшись сатанинскому огню.

Мак-погибель ослепительно багров,

Не оставь же в сердце жала тех цветов! 

              ЗЕРКАЛО УГАСШЕГО ОГНЯ

Удаляюсь от тебя, всё удаляюсь,

И всему, что отгорело, удивляюсь.

Присмотрюсь к глазам – печаль в них почему-то,

Отцветает возле встречи мята-рута.

Отдаляюсь от тебя, всё отдаляюсь,

С прошлым, бывшим, незажившим я не знаюсь.

Забываю твои губы. А забуду?

Неотступно твоя тень со мною всюду.

Время – мельник: в жерновах вся боль сотрётся,

Жеребец моих сомнений там пасётся,

Где за лесом-перелесом бродят кони – 

При седельце, при уздечке, при попоне.

Их поймать, перехватить всё похваляюсь,

И тихонько отдаляюсь, отдаляюсь.

Как туман вечерний, луг растает вскоре,

Где с тобой познали радость мы и горе.

Чуть пригас в моём костре огонь усталый,

Через даль разлук ты ближе только стала.

Не жалею, что случилось так, не каюсь,

На холодный крик души не отзываюсь.

Может, так и суждено моей надежде,

Раз стихи ещё рождаются, как прежде.

В погреб с порохом я искрой опускаюсь,

Отдаляясь – всё люблю, не отрекаюсь.

Третью вечность понад пропастью склоняюсь,

Отдаляясь, ещё больше приближаюсь.

Между нами – путь слезы, дорога взгляда,

Взмах руки к руке – и мы, как прежде, рядом.

А полынь горчит меж пальцев: ошибаюсь,

Отдаляюсь от тебя я, отдаляюсь.

Просинь глаз, над ними – брови чёрной тенью,

И душа глядит из зеркала в смятеньи…

В отраженьи – синева бескрайней льдины,

А на ней – в подобе нашей два пингвины.

       ПИНГВИНЫ НА ЛЬДИНЕ

В том доме, где замёрзли даже стены,

Всё холодно: и пальцы и душа.

На пианино – гномик неизменный

Рыдает, как сверчок средь спорыша.

В том доме умирает цвет герани,

Немой хрусталь хрустально не поёт.

В стакане – чай, прямые трезвы грани,

А радость здесь гнезда себе не вьёт.

Я в доме том когда-то жил с тобою,

Я этот дом своим когда-то звал.

Я в этом доме знал тебя такою,

Какою до меня никто не знал.

Нас понимали бузина и мята,

Нам верили любисток и лоза.

Была улыбка счастья виноватой,

Была не горькой робкая слеза.

А где ж тот дом? Его не стало в доме,

А где ж любовь? Её давно уж нет.

Лишь боль – сестра названая оскоме,

Лишь неизвестности вечерний свет.

И только. Нет ни солнца, ни рассвета,

Ни трепета зелёного листа.

Вот скрипнут двери – и растает это,

Ворвутся в сердце звуки ста октав.

Нет, этот дом согреется нескоро,

И, если возвратишься ты сюда,

Здесь лёгкий ветер не коснётся шторы.

Всё изо льда – и сердце изо льда.

Слеза тверда – её подёрнул иней,

Ромашки – лёд, и георгины – лёд.

Сидят пингвины парою на льдине,

А мимо них – разлука вдаль плывёт.

                     НА РАССТОЯНИИ ЗАРИ

Ты помнишь, я сказал, когда с тобой

                          мы у Днепра сидели до зари:

„Любовь – она не только белый хлеб,                

                          она ещё – ржаные сухари…"

С тех пор и хмурость туч, и солнца луч

                          под сень небес просились на постой.

И только скрипка осени в душе

                          осталась неизменно золотой.

И только белый лебедь бьёт крылом

                          и вырваться из сердца норовит.

А слово, что обронено давно, 

                          ещё саднит, хоть зажило на вид.

Я снова вспоминаю ту зарю,

                          и снова говорю тебе: „Смотри,

Любовь – она не только белый хлеб,

                          она – ещё ржаные сухари…"

Никто из нас не думал, не гадал, – 

                          предчувствиям поверить не хотели,

Что свет далёкой памятной зари

                          нам пронести придётся сквозь метели.

С годами не темнеет бирюза

                          небес, седое облако парит.

Любовь – она не только белый хлеб,

                          она – ещё ржаные сухари…

Твою тревогу вечно охранять

                          мне на роду написано судьбой.

Дрожит в моей руке твоя рука,

                          как отблеск, что плеснул ночной прибой.

Цветут сердца, как маков лепестки,

                           заря зажглась в слезе разлук внутри. 

Вовек благословен будь белый хлеб

                           и радости ржаные сухари!

                            ГЛАЗАМИ ДОБРОТЫ

Глазами доброты скорбит твоя тревога,

Глазами доброты скорбит моя печаль.

В разлуке замерла моя сопилка строго,

И будто бы журавль, притих слепой рояль.

Нам из него нельзя извлечь уже ни звука,

И белый клавиш нем, а чёрный – взгляд в лицо.

Ты трогаешь меня за мраморную руку:

„А для кого цветёт кривое деревцо?"

Тебя его плоды и прежде не манили,

А мне его плодов никто не принесёт.

А всё-таки, мы всё-таки любили,

Когда сказать сумели: „Вот и всё…"

Глазами доброты вокруг взглянуть попробуй,

Глазами доброты прости мою печаль.

Ты видишь белизну пустыни снежнолобой,

Ты в сердце боль её не привечай.

Глазами доброты ты это мне сказала,

Глазами доброты скажу тебе: „Прости…"

Но я не знал тогда, а ты, выходит, знала,

Что каждый этим счастье сиротил.

Тревоги отойдут – останутся тревоги,

„Прости…" – скажу тебе, „Прости…" – прошепчешь ты.

По жизни разные нас поведут дороги,

Благословим же их глазами доброты.

                         ВКУС  ДИКИХ ЯБЛОК

Вкус диких яблок – поцелуя вкус,

Татарский мак горяч и красноуст.

Вкус диких яблок – миг на той меже,

Когда знакомы губы мне уже.

Вкус диких яблок – смуглая ладонь,

„Люблю, но ты не тронь меня, не тронь…"

Вкус диких яблок – листьев медь в саду,

Не обману тебя, не обойду.

Вкус диких яблок голову кружит

В грозу ночную под плащом чужим.

Вкус диких яблок – сумеречный свет,

Когда на нежность я молчу в ответ.

Вкус диких яблок – дочкина слеза

Наотмашь бьёт, как гибкая лоза.

Вкус диких яблок – изморозь седин,

Сознанье, что виновен ты один.

Вкус диких яблок – ночь, уют, семья,

Но ласточки боятся воронья.

Вкус диких яблок – дальний огонёк,

К нему несчастьям нашим путь пролёг.

Вкус диких яблок – речка, небо, кладка,

В тумане дня – вся в яблоках лошадка…

Вкус диких яблок – золотой рефрен,

А для эстетов – лишь в банальность крен.

Вкус диких яблок – мамина печаль,

„Скорее, Юра, к берегу причаль…"

Вкус диких яблок – нынче и всегда, –

С тобой любое горе – лебеда…

                    НОЧЬ ПОЗНАНИЯ

Пришла в ночи – люби! – сказала мне – 

Лепи меня, ваятель мой, я – глина…

Любовь ещё не жгла меня в огне, 

Мои уста – осенняя рябина…

Как ятаган турецкий – бровь моя,

Как две звезды мои ладони жарки.

В одной – стрела и тетивы змея,

В другой – предчувствий горестных подарки…

Не медли же, пойми же и прости,

Пусть не тебе, а ветру я супруга.

Чтоб с этой ночи сына понести,

Себя несла к тебе я через вьюгу…

Возьми меня, как печенег – залог

Победы, потеряйся в тёмной чаще

Моей косы, я вся – от глаз до ног – 

Твоя, тебе – мой взгляд горящий…

Мой ветер – всемогущий и святой,

А я – кислица тёрпкая средь луга…

Мне перстенёк не нужен золотой,

Не закрываю сердце я кольчугой.

Светлее первых роз любви душа,

Но сердце иногда скорбит о зное – 

Спешит и кровь, и мысли искушать,

И звать: мой Кармелюк, явись за мною!

Ну что ж, пускай ты даже не Кармель,

А я – днепрянка юная, – ну что же…

Я замку принца предпочла свирель – 

Свобода добродетелей дороже…

Моя слеза на вкус, как семь разлук,

А георгин в косе пылает болью…

Прошу тебя – избавь меня от мук,

Я задыхаюсь, как в золе – уголья.

Пришла к тебе, хоть ветру я жена,

А ты люби меня, чтоб долго снилась,

В любви какая может быть вина?

Судьба звала, и я к тебе явилась…

Люби… Уходят звёзды в долгий путь,

Лепи меня, ваятель мой, я – глина…

Как дикий голубь, в ожиданье грудь,

Уста – тебе дарёная рябина…

Я – ветрова, да где то он сейчас…

Он, как меня, забыл свою тиару.

Целуй меня сильнее во сто раз,

Мой муж меня чудачкой звал недаром…

О странной ночи мне расскажешь сам:

Без месяца и звёзд в фате из снега,

И как глаза приблизились к глазам,

Уста – к устам… А сердце – в темпе бега…

Та ночь для нас – не лодка и весло,

Та ночь для нас – познанья многолетье.

И будет – сколько б вёсен не прошло –

Единственной и навсегда последней…

                    * * *

…А ещё до краёв моя чаша,

Ни полынь не надпита, ни мёд…

И тропинка не пройдена наша,

И тепло от дувала идёт.

А ещё без тебя моё небо,

Не пылали уста и душа.

И заснежен я памятью не был

В праздник ласточки и спорыша.

Я ещё не сказал: отболело…

И в ответ не услышал: да ведь…

Так свирели ужасно хотелось

У ладоней на свадьбе запеть.

Наша радость – сплошные печали,

В сердце мая – морозная стынь.

Моя песня едва зазвучала:

Лишь пригублены мёд и полынь.

Ладный конь в ожиданьи томится,

Аист греется у дымаря,

Началась только строчкой страница,

А уже догорает заря…

Авторизованный перевод с украинского Евгении Приговой