Владимир Губанов

МОЙ ГОРОД 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Б.Эскину

Этот город такой – пена белых акаций,
колдовства переулков прелестный секрет...
Но привычным порой начинает казаться
черепицы марсельской пурпурный рассвет.

И покуда мечта ненадежная манит,
что ее всех посулов, мой город, сильней?
А всего-то пустяк – в предрассветном тумане
силуэты крылатых твоих кораблей...

На таком рубеже стоит нам задержаться,
и тогда свое счастье в минувшем лови.
Так устроена жизнь, и нельзя повторяться
даже в этой любви, даже в этой любви.

ЛИСТРИГОНЫ 

О легкой милости забудьте,
нам отступать не суждено –
на черноморском перепутье
иное выбрать не дано,
когда ноябрьскими ночами
тепло любви наперечет,
и лучший друг пожмет плечами,
твоей кручины не поймет.

И кто тебе поверит, право,
в такое легкое вранье
на перекрестках Балаклавы,
где не смолкает воронье
и где копеечные блага
сулит соленое жнивье?
Гудит рыбацкая ватага,
величье празднует свое…

Что остается нам? Горстями
черпать судьбу – не тот резон.
Мы черным парусом затянем
неодолимый горизонт…
Нам легкой милости не будет
и отступить не суждено.
Качают нас морские груди.
Иное выбрать не дано.

АВАНТЮРИСТЫ 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .А.Молодыке

Бристольский парус, гафели из Киля,
литой форштевень и высокий борт…
Чем нас купила шумная стихия,
чем завлекла в глухой водоворот?

Толкнув плечом ворота Гибралтара
(у нас иначе не заведено),
бег колесницы древнего Икара
мы запрягли в тугое полотно.

Куда несем штандарты горделиво,
когда и где укроют нас они –
на сквозняке туманного пролива,
среди торосов снежной западни?

Но не туман – дымы пороховые
подпишут кровью выведенный счет.
Над нами пляшут волны круговые
и альбатрос прощальную поет…

Пойдут ва-банк другие капитаны,
их не отвадить, не остановить;
пока им снятся пальмовые страны,
на этом гребне не переломить.

Кто в переулке гриновского Лисса
услышит хрип виллоновских стихов,
тот различит в огнях Вальпараисо
орлиный профиль наших парусов...

СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ ПАЦАНЫ

Где теперь они – гусарские ментики,
доломаны, кивера, позументики
и цыгане до утра голосистые,
поцелуи по углам с гимназистками?

Где гусаров сумасбродные фортели,
у каминов их чеканные профили?
Трепетали их ладони на талиях,
изломавшие клинки на баталиях…

Эти дьяволы, в дуэлях искусники,
их и нынче крупко помнят французики –
что горячая им пуля свинцовая? –
выступали во хмелю, пританцовывая.

... Дуэлянтов нынче нет – род их высечен,
их могилы довоенные – тысячи –
по далеким северам позаброшены,
ледяное заметает их крошево…

Остаемся мы – обличья неброского,
флибустьеры тротуаров Приморского.
Крепыши, не доходяги-очкарики,
добиваем друг у друга чинарики.

Про дуэли говорить не обучены,
не такие, что прижал нас – и ссучены,
не босота из побасенок Альтова –
короли земного шара асфальтового!

ПЕСНЯ ПРО ЕВГЕНИЯ ПОДАНЕВА
 (Севастопольский Король)

... но ему роковою решеткой упала монета,
неудачи нахлынули с главной бедой во главе,
и по чьей-то кровавой вине отгоревшее лето
обошло тишиной придорожное это кафе.

Пронесутся беспечным потоком шальные недели,
симферопольской трассы осядет горячая пыль,
и мирские заботы сотрут, как бы мы ни хотели,
в нашей памяти гулких времен невеселую быль.

В этот век, где давно уже плакать навзрыд разучились,
всяк играет свою, лишь ему отведенную роль.
Отчего ж мы никак не поверим, скажите на милость,
что под стать нашим душам дарованный Богом король?

Наша жизнь как по льду ненадежному в вальсе круженье,
и в людской толкотне я Всевышнего тихо молю:
разведи непутевых танцоров, даруй им прощенье
и грехи отпусти Севастопольскому Королю!

ФЛИБУСТЬЕРЫ ПРИМОРСКОГО БУЛЬВАРА

. . . . . . . . . . . . . . . Севастопольским спортсменам,
. . . . . . . . . . . . . . . организаторам первых секций каратэ

Мы в Приморском бульваре
свои души купали,
где надежное счастье – дымок табака.
Шли неспешной и кроткой
по бульвару походкой –
и любая невзгода от нас далека.

Не услышишь в тавернах
наших гульбищ примерных,
а припомнишь былое – плывет голова...
Слишком поздно узнали:
кровь дымится на стали
и нелегкая штука – людская молва.

Неизбежность разлуки
прочат наши фелюги.
Риф граненый под бортом всегда тут как тут.
Что былые напасти?
Наши верные снасти
в небесах паруса голубые несут...

Кто наследует веру
записных флибустьеров,
опаленных огнем недалекой грозы?
... На Приморском бульваре
эскимо покупали,
смаковали клико балаклавской лозы.

 В ПРИМОРСКОМ РЕСТОРАНЕ

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Памяти А.Танковского

Непарадны и грустны торопливые седины,
и былая тяготит неустроенность души...
Но кто прожил этот век без расчета середины,
тот оправдан и прощен, пусть по крупному грешил.

Я уверовал в мечту, настоял ее на горе,
я увидел, как чиста неизведанная даль.
Что нашел – не потерял на размашистом просторе,
что любил – не разлюбил, и минувшего не жаль.

И уже который год черный флаг не маскирую
и фортуну не кляну – с ней разлада, к счастью, нет,
но в приморском кабаке просто так не озорую,
пусть карманы до краев золотых полны монет.

Я себе не изменю, старых строк не переправлю,
слез былого со щеки отрешенно не смахну,
ненадежный этот путь суетой не озаглавлю,
в череде грядущих дней их кривую не спрямлю.

 ПОКИНУТ ЮЖНЫЙ ГОРОДОК...

Покинут южный городок,
и зарябит из шпал кильватер,
и бухты синий лоскуток
блеснет на память виновато.

Ах, как мы радостно спешим
познать родных мест удаленность,
простых проблем неразрешенность
как будто сразу разрешим...

Мой поезд в северный февраль
ломится сквозь седые снеги
в забытую Всевышним даль
для вьюги ледяной потехи.

Очнется память, как в бреду,
начнет терзать свой тельник рваный;
срывая бинт с засохшей раны,
тревожит прошлую беду...

Покинут южный городок,
и зарябит из шпал кильватер,
но бухты синий лоскуток,
но бухты синий лоскуток...

ШКОЛЬНЫЙ РОМАНС

. . . . . . . . . .Ученикам 10-Б класса 1974 года выпуска . . . . . . . . . . . . . . . . . .севастопольской школы №1

Когда мое судно коснется причала,
оставив далекий маршрут за кормой,
мы вспомним, дружище, былые начала,
что нас повязали щенячьей порой.

Найдется ль безумец порвать эти узы,
умерить счастливых объятий тепло,
пока мы с тобою в надежном союзе
и время забвения не подошло?

Пощады не знает безумное время,
на наших висках уже властвует снег.
Давай постоим на знакомых ступенях
и тронем ладонью наш первый ковчег.

Потертый причал нашей дружбой отмечен,
на чистую гавань не сыщешь цены...
Она нам житейские раны залечит
и перелистает забытые сны.