Ирина АНАСТАСИАДИ

Международный литературный журнал «9 Муз» объявляет Международный Творческий конкурс «Гомер» 2019 года

Международный литературный журнал «9 Муз» (Афины, Греция) и Благотворительный фонд «Архе» (Санкт-Петербург, Россия) при содействии социальной сети https://artfestivalintinos.wordpress.com Содружества литературных сообществ и Союза писателей Греции, а так же при поддержке Министерства культуры Греции объявляет Международный Творческий конкурс «Гомер» 2019 года.

Приглашаем писателей, поэтов, историков, археологов, философов, краеведов, переводчиков, публицистов и сценаристов принять участие в Международном творческом конкурсе «Гомер» и в Международном форуме писателей 2019 года (3 – 10 сентября 2019- года), который пройдёт в рамках Международного творческого фестиваля «Визит к Музам» в Греции на острове Крит.

Тема: «Лабиринт».

Задача: собрать информацию по максимально широкому спектру в рамках научного, исторического, археологического, литературного и философского подходов к проблеме лабиринта.

Заявка

на участие в Международном творческом конкурсе «Гомер» 2019 года

фамилия, имя, отчество

страна

точный адрес проживания

электронная почта

название работы

номинация

ПОЛОЖЕНИЕ О ТВОРЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ГОМЕР»

1.1. Международный творческий конкурс подчиняется в своей деятельности оргкомитету Конкурса (в дальнейшем — Оргкомитет).

1.2. Цель конкурса - выявить талантливых авторов, пишущих на русском языке, и привлечение широкого внимания к их творчеству. Форма предоставления работ на конкурс определяется положением об этом конкурсе.

1.3. По итогам конкурса в соответствии с положением победители приглашаются на церемонию награждения для получения дипломов и наград.

1.4. Проведение конкурса, равно как и участие в нем, являются добровольными акциями инициаторов, членов жюри конкурса, консультантов той или иной номинации и конкурсантов.

1.5. Инициатором конкурса является оргкомитет.

1.6. Членом жюри может быть достойный профессиональный специалист, член Содружества, утверждённый в этой должности оргкомитетом.

1.7. Конкурсантом может быть любой автор, соблюдающий правила Конкурса и положение о конкурсе.

НОМИНАЦИИ КОНКУРСА:

2.1. Номинация проза: новелла, рассказ, сказка, отрывок из романа.

Рекомендуемый объём текста – до 300 000 знаков с учётом пробелов.

2.2. Номинация поэзия: стихотворения свободной тематики любых поэтических форм.

Рекомендуемый объём текста – до 100 строк

2.3. Номинация: публицистика (очерк, рецензия, эссе). Это может быть историческая работа, журналистское исследование.

Рекомендуемый объём текста – до 200 000 знаков с учётом пробелов.

2.4. Номинация: научная работа. Для учёных, относятся к специальным номинациям. Рекомендуемый объём текста – до 300 000 знаков с учётом пробелов.

2.5. Номинация: драматургия. Рекомендуемый объём текста – до 5 авторских листов (200 000 с учётом пробелов).

Специальная награда президента фестиваля.

Это дополнительная награда даётся за заслуги в области культуры.

Проведение конкурса.

3.1. Вся ответственность за проведение конкурса лежит на оргкомитете и жюри конкурса.

3.2. Все технические и спорные вопросы, возникающие во время проведения конкурса, решаются через оргкомитет.

3.3. Председатель жюри конкурса, также как и любой член жюри конкурса имеет право снять любую работу с конкурса, если она нарушает положение о конкурсе.

Не рассматриваются произведения:

а) содержащие политическую, религиозную и прочую пропаганду, призывы к национальной розни, клевету и личные нападки, тексты, содержащие ненормативную лексику, и тексты нарушающие авторские права.

б) поданные не в соответствии с условиями, описанными в разделе: технические детали;

в) присланные не в прикреплённом файле, а в теле письма электронной почты.

Подведение итогов конкурса.

4.1. Методику работы жюри и методику подведения итогов утверждает председатель оргкомитета и председатель жюри Международного творческого конкурса «Гомер», согласовывая решение с членами жюри.

4.2. В сроки, оговорённые положением о конкурсе, председатель жюри предоставляет в оргкомитет проект итогов.

4.3. Команда «антиплагиат» проверяет награждённые работы на отсутствие плагиата и соблюдение формальных правил. Если работа носит негативный, рекламный, анти законный или вызывающий характер, а также если содержит политическую, религиозную и прочую пропаганду, призывы к национальной розни, клевету и личные нападки, либо содержит ненормативную лексику, то работа без предупреждения снимается с конкурса, и рассмотрению не подлежит.

4.4. После утверждения итогов председатель оргкомитета публикует их на сайте Международного творческого фестиваля «Визит к Музам» https://artfestivalintinos.wordpress.com, а также – на страничках Facebook, Twitter, Google+ и Linkedin, с которыми автоматически соединён электронный журнал «9 Муз».

Именно эти итоги являются официальными. Итоги, как и решение жюри по тому или другому участнику, могут помещаться на сайте постепенно в несколько этапов.

Окончательные итоги появляются непосредственно перед церемонией.

4.5. В назначенный срок авторы приглашаются на церемонию награждения. В случаях, когда победитель выявлен задолго до официальных итогов конкурса, автор извещается заранее

4.6. Любой читатель может делать перепосты наших новостей и событий сайта, и оставлять в сетях рецензии. Но судейская коллегия должна время от времени наблюдать за корректным поведением авторов на нашем или других интернет-ресурсах. Редаккция Международного литературного журнала и оргкомитет Международного творческого конкурса не поощряет недостойного поведения авторов.

4.7. Итоги конкурса, утверждённые оргкомитетом, пересмотру не подлежат. Ошибки и опечатки в названии произведении или в ФИО автора-победителя или лауреата должны быть выявлены с момента подачи материала (для чего и создана форма заявки и установлены строгие правила подачи материала). второй раз дипломы распечатываться не будут. Для этого объявление итогов помещается заранее.

4.8. Претензии к работе жюри конкурса не принимаются.

Права и обязанности автора, соискателя премии

5.1. Для участия в конкурсе Автору следует ознакомиться с Положением о конкурсе, сроками проведения и другими условиями, указанными в Положении. Передача работы по указанному адресу свидетельствует о полном согласии Автора с правилами конкурса и обязывает Автора строго соблюдать Положение о конкурсе. Несогласие Автора с правилами конкретного конкурса предполагает отказ автора от участия Автора в конкурсе.

5.2. Все материалы участников форума будут опубликованы в электронной версии Международного литературного журнала «9 Муз» https://9musesjournal.wordpress.com

и на сайте «Международный творческий фестиваль "Визит к Музам”» https://writercongress.wordpress.com

Победители конкурса будут рекомендованным литературным журналам, газетам, альманахам и другим бумажным и электронным носителям, с которыми сотрудничает журнал «9 Муз» https://9musesjournal.wordpress.com.

5.3. Присылая материал на конкурс, автор тем самым автоматически соглашается с тем, что учредители конкурса оставляют за собой право использовать (в том числе публиковать и распространять) материалы (тексты, фото), представленные на конкурс, без выплаты вознаграждений участникам конкурса, в некоммерческих целях, в частности, в целях популяризации конкурса и его участников. Данное согласие даётся на срок до 5 лет. (в соответствии со статьёй 9 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» Международному литературному журналу «9 Муз»)

В этом файле мы собрали материалы, которые смогут помочь вам составить свою собственную точку зрения на то, чем, собственно, являлся лабиринт. И как сегодня можно использовать его силы.

Лабиринт — архитектурное сооружение, сконструированное таким образом, что, однажды попав в него, невозможно или очень трудно выбраться обратно; иногда это парк или сад, созданный по тому же принципу. В древних текстах упоминается пять великих лабиринтов: Египетский, расположенный, по Плинию, под озером Моэрис, два Великих лабиринта в Кноссе и Гортане, греческий на острове Лемнос и этрусский в Клюзиуме. Лабиринты были распространены в доколумбовой Америке, в Индии, на Северном Кавказе. В Европе они встречаются на севере континента и в восточном Средиземноморье; при этом южные лабиринты представляют собой рисунки, а северные — выложены из камней или дёрна. Изображения лабиринтов встречаются в средневековых готических соборах (например, знаменитая мозаика на полу собора в Шартре) Лабиринт — это мир, Вселенная, непостижимость, движение. Непрерывная линия лабиринта означает вечность, бесконечную длительность, бессмертие. Лабиринт символизирует движение Солнца, его восход и закат, весеннее освобождение.

Лабиринт как символ Пути выражает идею движения человека к истине, это то, что вынуждает человека двигаться, выводит из состояния инертности. Прохождение через лабиринт — это обновление, преображение, новое рождение.

Древние греки связывали происхождение его названия Λαβύρινθος с Критом. Характерный для критского религиозного культа топор с двойным лезвием назывался «лабрис». Эти слова родственны и происходят от доиндоевропейского слова, означавшего «камень». Лабиринт выражает идею круговорота «жизнь-смерть-жизнь» и имеет отношение к символизму пещеры, путешествия в иной мир; к погребальным обрядам и обрядам инициации, которые часто проводились в пещерах.

https://planetguide.ru/krugosvetka/entry/1424/

Что мы знаем о структурных вращательных системах – каменных лабиринтах? На восточном побережье Греции, на островах Эгейского моря с центром на острове Крит искусный мастер Дедал соорудил для царя легендарный лабиринт, который впоследствии стал прообразом всех будущих лабиринтов. Его можно увидеть и на древних монетах. Это - одно из самых известных строений каменных вихревых структур, - подземный Критский лабиринт Минотавра. За свою долгую историю критский лабиринт несколько раз разрушался и отстраивался вновь.

В 1380 году до н. э. был разрушен и заброшен окончательно. Но в конце 19 века английский археолог Артур Эванс обнаружил в Оксфордском музее загадочное иероглифическое письмо. Там говорилось о древнем лабиринте на Крите. В 1900 году археолог прибыл на остров и начал раскопки. Эванс вел работы почти 30 лет и раскопал не город, а дворец, равный по площади целому городу. Это и был знаменитый Кносский лабиринт, который представлял собой сооружение общей площадью 22 тыс. квадратных метров, имевшее как минимум 5-6 надземных уровней-этажей, соединенных проходами и лестницами, и целый ряд подземных склепов.

Критский лабиринт оказался не выдумкой, а чудом архитектуры, в котором было что-то непонятное разуму. По преданиям, раз в девять лет к чудовищу по имени Минотавр, обитавшему в лабиринте, имевшим многокилометровые подземные ходы, отправляли в жертву самых прекрасных юношей и девушек. Туда же и отправился Тесей, сын царя Эгея. Добравшись до центральной части лабиринта, Тесей убил Минотавра, рождённого от соединения животной, человеческой и божественной природы.

Существа, хранящего тайные знания жреческой школы процветавшей на тот момент цивилизации. Минотавра Тесей убивает, тем самым положив конец защиты жреческих знаний от попадания их к «широким народным массам», как сказали бы сейчас.

Минотавр - критское чудовище, человек-людоед с головой быка (есть и другие версии). По греческому преданию, Минотавр появился на свет от неестественной любви дочери бога Солнца Гелиоса Пасифаи, жены царя Миноса, с посланным богом морей Посейдоном (в некоторых источниках Зевсом) быком, который был в своё время укрощён Гераклом и затем убит Тесеем. По легенде, Пасифая прельщала быка, ложась в деревянную корову, сделанную для неё афинским инженером Дедалом (технология этой древнегреческой техники соития в разных источниках описывается вариативно). Минос скрывал Минотавра в построенном тем же Дедалом Кносском лабиринте на Крите, куда на съедение чудовищу бросали преступников, а также присылаемых из Афин каждые девять лет семь девушек и семерых юношей (по другой версии - каждый год семь детей). По некоторым источникам, пленникам выкалывали глаза и они умирали сами, блуждая и не находя выхода. Тесей, явившись на Крит в числе четырнадцати жертв, убил Минотавра ударами кулака (по другим сведениям, мечом) и при помощи Ариадны (единоутробной сестры Минотавра — дочери Миноса и Пасифаи), давшей ему клубок ниток, вышел из лабиринта. Согласно легендам, в «эксперименте» участвовали боги: Посейдон, Афродита и Аполлон.

Как работал лабиринт Минотавра, его принципиальные особенности

Лабиринт Минотавра проявлял в попавших в него органических носителях жизни все их глубинные негативные эмоции. Страхи, проявляющие все программы, работающие на уничтожение. В то время были распространены (опять же исследуя эпос) мутации, проводились эксперименты, соединения божественной структуры с человеческой, с животной. Сказки о русалках, единорогах, минотавре, кентаврах, скорее всего, имели реальные основы в жизни той, особо развитой цивилизации (генетические эксперименты, к которым наша, современная цивилизация, только подходит – прим.). По одной из версий, лабиринт был предназначен, в том числе, и для умерщвления форм жизни с неудачными мутациями.

Формы внеземных цивилизаций, создание великой мистерии жизни

Есть мнение, что рассвет древнегреческой цивилизации обусловлен обменом опытом и знаниями с высшими по уровню развития внеземными цивилизациями, которых в преданиях Древней Греции именуют богами (также есть в эпосе и Титаны – прим.). Когда Арес-Дионис, бог изначальных времён, сошёл на землю, ничто ещё не было сотворено, ничто не обрело форму, существовал лишь мрак, темнота. Но, согласно легенде, с небес Аресу-Дионису было дано орудие (Лабрис), и именно этим орудием он сотворил мир. Арес-Дионис начал ходить посреди мрака, описывая круг за кругом. Это весьма любопытно, ведь современная наука открыла, что мы, оказавшись в темноте, в незнакомом помещении, или пытаясь выйти из какого-то просторного, но неосвещённого места, чаще всего начинаем ходить по кругу. Так же происходит, когда мы теряемся или блуждаем по лесу.

Хотелось бы подчеркнуть, что символизм лабиринта связан с определёнными атавизмами, присущими человеку, как, впрочем, и природе любого живого существа. И вот Арес-Дионис начал ходить по кругу, рассекая темноту и прорезая борозды своей секирой. Дорога, которую он прорезал, и которая с каждым шагом становилась светлее, и называется «лабиринт», то есть «путь, прорубленный Лабрисом».

Когда Арес-Дионис, рассекая мрак, дошёл до самого центра, до цели своего пути, он увидел вдруг, что у него уже нет той секиры, что была вначале. Она превратилась в чистый свет — он держал в своих руках пламя, огонь, факел, ибо бог совершил двойное чудо: одним остриём секиры он рассёк тьму вовне, а другим — свою внутреннюю тьму. Таким же способом, как он создал свет снаружи, он создал свет в самом себе; так же как прорезал внешний путь, прорезал и путь внутренний. И когда Арес-Дионис дошёл до центра лабиринта, он достиг конечной точки своего пути: он достиг света, достиг внутреннего совершенства.

Рождение Минотавра

 Греческий эпос широко раскрывает тему распространенной в те времена экспериментальной технологии соединения разных форм жизни, описывает общение и обмен опытом и генным материалом жителей Земли с божественным началом (возможно, под богами и титанами, по эпосу, активно участвующими в жизни древнегреческой цивилизации, имелись в виду представители внеземных цивилизаций? – прим.). По преданиям, люди, в дар за знания, приносили представителям высших миров дары.

Минотавр и стал своеобразным «проводником» одного из таких жертвоприношений.

С чего же началась история про Минотавра? Царь Минос выбирал в дар богам жертвенного быка. Объезжая стада, он увидел прекрасного белоснежного быка. По настоянию жреца выбор пал именно на этого красавца. Но царь Минос не смог переломить себя и предать такого быка жертвенному огню. Перед церемонией он подменил животное, а белого быка оставил во дворце, за высоким забором, подальше от чужих глаз.

Случилось так, что супруга Миноса, Пасифая, влюбилась в белого быка, мечтала только о нём и желала лишь его. Не зная, как к нему приблизиться, она попросила Дедала, великого строителя, соорудить бронзовую корову, прекрасную и привлекательную, чтобы бык ощутил влечение к ней, в то время как Пасифая скроется внутри неё. И вот разыгрывается подлинная трагедия: Дедал создаёт корову, Пасифая прячется в ней, бык подходит к корове, и от этого странного союза женщины и быка появляется наполовину бык, наполовину человек — Минотавр.

По описаниям эпосов и на основании археологических раскопок на месте дворца Миноса, стало понятно, что народ, о котором до этого практически ничего не было известно, утопал в роскоши. Сладострастие и похоть, извращенные изыски моды на вершине сибаритствующего «декаданса», довели эту цивилизацию до полного упадка и регресса (как и многие другие, ставшие жертвой именно такого разложения элит, - майя, Рима, да и самой Греции, и многих других, а теперь ставших явной угрозой и нашей цивилизации, в первую очередь европейской – прим.).

Приближающимся к острову морякам столица царя Миноса должна была казаться настоящей жемчужиной моря, драгоценным алмазом, вправленным в синь небес. По крайней мере, два великих историка — Овидий и Геродот, видевшие Критский дворец, в котором обитал Минос и его дочери - Федра и Ариадна, - в более или менее сохранившемся виде, описали его в необычайно восторженных тонах...

Исследуя эпос Древней Греции, можно сказать, что боги, усмотревшие в действиях царя «низкие вибрации измены», а также разрушительные программы, уже гулявшие в обществе, решили провести эксперимент генетического характера. Было совершено воздействие на природу жены царя Миноса, которая возжелала быка как мужчину. В результате на свет и появился Минотавр, которому суждено было стать проводником воли богов на погибающем от разгула развращенных элит Крите.

Тайна подземного лабиринта

В это же время боги (назовем их представителями высшей цивилизации), инициировали создание подземного лабиринта. Строительство возглавил самый искусный архитектор и изобретатель того времени – Дедал. Подземный город закручивал лабиринт таким образом, что герцевая частота попавшего в него существа опускалась от 50 до 25 Гц – то есть, по сути, частот Смерти (царства Аида по эпосу Древней Греции). Интересно, что в одной из исследовательских работ по лабиринту, описывается подземная река, протекающая там, и пахнущая серными испарениями. Исследователи сразу же обозначили её как Стикс (реку, отделяющую, по древнегреческому эпосу, мир живых от мира мёртвых – прим.).

Дошедшие до центра лабиринта, встречались Минотавром, который, судя по всему, был вовсе не тем, кем его описывают эпосы, а являлся хранителем тайных знаний и учений, переданных людям высшими цивилизациями (богами). Те самые девушки и юноши, якобы приносимые в дар Минотавру, являли из себя «абитуриентов», поступающих на обучение в «подземные институты». Минотавр же защищал и охранял эти тайные знания от нечистых помыслами, кривых душой, разрушительных духом.

Минос, пытавшийся прикоснуться к тайным знаниям, множество раз посылал в лабиринт своих лазутчиков, однако Минотавр убивал их. Наконец, Минос нашел неплохой для решения своих желаний вариант – популярного в те времена героя, сына царя Эгея, - Тесея, подговорив его убить уже изрядно постаревшего Минотавра. За это царь пообещал молодому атлету прославление в эпосах, с литературным эпохальным украшением, а также свою дочь Ариадну, что, собственно, и исполнил. Ариадна же, будучи влюблена в красавца Тесея, помогла ему, дав перед входом в лабиринт спасительную нить, прокладывающую путь к обратному выходу. Тесей, как мы знаем, с Минотавром сразился и убил его.

Другим названием лабиринта, широко распространённым в Западной Европе, было «троя». Вергилий упоминает об обрядовых играх, называемых «Троя», обязательным элементом которых были запутанные танцевальные движения. Танцы-лабиринты, или тройские танцы и игры, символизируют трудную дорогу, испытания при движении к центру. Эта символика связана с «Танцем Журавля», описание которого есть у Плутарха.

Древние лабиринты

Их смысл и поныне остается тайной. Лабиринты распространены во всём мире в виде уникальных изображений или сооружений и характерны для всех известных культур.

Наскальные рисунки. Эти два лабиринта были обнаружены неподалёку от корнуолльского Тинтаджела. Их желобки, вырезанные под одним и тем же углом, говорят о том, что высечены они железным инструментом, вероятно, в XVI-XVII веках.

Лабиринт-надгробие. Этот надгробный камень установлен в селении Алкборо в память о местном землевладельце, ухаживавшем за расположенным поблизости средневековым лабиринтом Юлианова беседка.

Воспроизведение спиралей и лабиринтов относится к самым древним творениям человеческих рук, это первые картины, рисующие не события — сцены охоты или битвы, — а идеи. Они появились одновременно в различных частях света, на больших расстояниях друг от друга, так что их возникновение нельзя объяснить взаимовлиянием культур. Изображения лабиринтов, относящиеся к одному времени, были обнаружены в Северной Америке, Индии и на Суматре, а также на территории Европы.

У всех народов они ассоциировались с религиозными понятиями смерти и возрождения, поэтому и заняли основное место в ритуалах, призывающих весеннее плодородие на смену долгой зимней смерти солнца. Одни -ранние обитатели южной части Европы — вырезали изображения лабиринтов на камнях гробниц и монументов. Другие, например жители Скандинавии, строили настоящие лабиринты. Проходы таких лабиринтов обычно обкладывали дерном или валунами и использовали в ритуальных танцах во время весеннего солнцестояния.

Самый знаменитый лабиринт западного мира — это лабиринт царя Миноса на Крите, в котором некогда, согласно мифу, обитал Минотавр — получеловек-полубык. Афинский герой Тесей прошёл через лабиринт и убил Минотавра.

Самый ранний из когда-либо сооружавшихся лабиринтов неизвестен. В V веке до н. э. древнегреческий историк Геродот писал об огромном здании в Файюмском оазисе в Египте, построенном в 1800 году до н. э., возможно, Аменемхетом III (Аменемхет III (греч. Лахарес) — фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 1853 — 1806 годах до н. э., из XII династии. (Среднее царство). и известном как Лабиринт. Хотя это сооружение предназначалось для развлечений и состояло из 12 двориков и множества помещений, которые соединялись между собой извилистыми коридорами, не похоже, чтобы оно и в самом деле было задумано как лабиринт.

Одно из древнейших изображений лабиринта на севере Европы, относящееся примерно к 2500 году до н. э., представляет собой тройную спираль, высеченную на внутренней стене захоронения Нью-Грейндж в ирландском графстве Мит.

С конца XII века лабиринты начали появляться в европейских церквах, на плитках церковного пола. Такие рисунки встречаются во многих кафедральных соборах средневековой Франции, в том числе в городах Байё, Амьен, Шартр и Сан. В христианских церквах напольные изображения лабиринтов стали неотъемлемой частью епитимьи, когда раскаивающийся грешник должен был пройти на коленях по всем изгибам и поворотам лабиринта. Такая епитимья налагалась на тех, кто не мог совершить паломничество к святым местам, и называлась «дорога в Иерусалим».

Использовались лабиринты и в народных ритуалах, уходящих корнями в языческие обряды плодородия. В Англии выложенные из дёрна лабиринты, например Юлианова беседка в Алкборо, использовались во время пасхальных и майских празднеств. Цепочка молодых мужчин и женщин сперва закручивалась к центру, а затем снова раскручивалась, такие танцы были популярны чуть ли не до середины XIX века.

Начиная с XVI века по Европе прокатилась волна увлечения садовыми лабиринтами. Стенами лабиринтов служили высокие живые изгороди. Сегодня крупнейший в мире лабиринт, впервые открытый в 1978 году, находится в Лонглит-Хаусе, графство Уилтшир.

В древнем Египте, в городе Абидос, существовали лабиринты, называемые Каракол. Они представляли собой почти круглые храмы, в коридорах которых проходили церемонии, символизирующие этапы эволюции и ту дорогу, которая ведёт человека к его центру.

https://books.google.gr/books?id=oV9fAAAAQBAJ&pg=PT61&lpg=PT61&dq=%D0%BB%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%82+%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%B0&source=bl&ots=NCq37FzaP6&sig=5WrsuUV_1DcKnYJbzaOTaicmdOE&hl=el&sa=X&ved=2ahUKEwiUpLXFsvLfAhXNzYUKHVLyClMQ6AEwB3oECAcQAQ#v=onepage&q=%D0%BB%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%82%20%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D0%B4%D0%BE%D1%81%D0%B0&f=false

В своём интервью, опубликованном в 1974 году, Валентайн дал понять, что он рассматривает находки как подтверждение предсказаний Эдгара Кейси о подъёме Атлантиды. Эти слова были подхвачены в десятках книг и журнальных статей. Тем временем погружения с аквалангом в поисках новых следов Атлантиды продолжались и сопровождались потоком самых невероятных заявлений. Некоторые ныряльщики «видели», но ни разу не смогли успешно сфотографировать храмы, колонны, наполненные неведомой энергией, и даже пирамиды, увенчанные светящимися кристаллами (эти наблюдения логичнее всего было бы объяснить острым приступом кессонной болезни).

В то же время многие другие экстрасенсы подняли знамя Кейси и продолжили его дело. После Валентайна ведущим искателем связующего звена между Бимини и Атлантидой стал доктор Дэвид Цинк, профессор английской литературы и опытный ныряльщик, регулярно приглашавший экстрасенсов в свои экспедиции для снятия «показаний» на месте. Его главный ясновидец Кэрол Хаффстиклер поведала, что дорога Бимини на самом деле была частью лабиринта, построенного высокоразвитыми существами из звёздного скопления Плеяд, которые посетили Землю по долгу «галактической миссионерской службы». Они соорудили лабиринт в Бимини как священное место, «которое будет использовать магнитное поле Земли для возвышения человеческого сознания и душевного исцеления». Цинк со всей серьёзностью опубликовал эти откровения в своей книге «Камни Атлантиды» (1978).

На более приземлённом уровне, «дорога Бимини» и первоначальная структура, обнаруженная возле острова Андрос (Киклады), действительно являются осязаемыми объектами, которые многократно осматривались и фотографировались. Могут ли они служить доказательством метода психической археологии Эдгара Кейси?

Не подлежит сомнению, что «дорога Бимини» сформировалась на мелководье из старой береговой линии не более трёх тысяч лет назад. Что касается «подводного храма» возле Андроса, из-за которого началась шумиха, атлантолог Дэвид Цинк определил его как склад для хранения морской губки, построенный в 1930-х годах. (Предположение Валентайна о том, что глубина погружения указывает на древность постройки, было попросту наивным.)

Одной из более многообещающих находок команды Цинка был фрагмент обработанного камня со шпунтовым соединением, обнаруженный рядом с дорогой. Они также нашли бесформенный кусок мрамора, который, если смотреть на него пристрастным взором, мог представлять собой резную голову ягуара, сильно попорченную эрозией.

Печальная истина заключается в том, что вся история поисков Атлантиды на Бимини является классическим примером самообмана и попыток выдать желаемое за действительное. Браш и Адаме, впервые заметившие затонувшую структуру возле Андроса в 1967 году, пролетали над этой местностью именно потому, что они ожидали найти следы Атлантиды в этом году. Оба пилота были членами Ассоциации поисков просветления, основанной Эдгаром Кейси, – факт, который часто умалчивается в отчётах о подтверждении его пророчества. Очевидно, они хотели застолбить себе место первооткрывателей в главной археологической сенсации второй половины XX века. Затем они привлекли Ребикова, который, в свою очередь, обратился к Валентайну. Хотя Валентайн утверждает, что он уже искал доисторические остатки на Багамах в течение пятнадцати лет до открытия «дороги Бимини», совершенно ясно, что его исследования стали более интенсивными после первой находки. Его примеру последовал профессор Дэвид Цинк и остальные энтузиасты.

Сомнительно, что кто-то с самого начала стал бы проводить параллели между находками на Багамской банке и Атлантидой, если бы не предсказания Кейси. Мелководья у побережий мира полны курьёзов, от необычных геологических структур до затонувших лесов и городов. Наверное, на самом деле стоило удивиться тому обстоятельству, что, несмотря на интенсивные подводные исследования в регионе Бимини за последние тридцать лет, там не было выявлено никаких достоверных свидетельств человеческой деятельности, принадлежащих к доколумбовой эпохе.

Теперь, когда «наносы эпох» снова успокоились на остатках «Посейдонии», можно видеть, что находки в районе Бимини – даже если они подлинные – лишь самым косвенным образом соответствуют предсказаниям Кейси. В контексте других его сообщений абсолютно ясно, что пророчество относилось к фактическому подъёму части Атлантиды в регионе Бимини в результате серии мощных тектонических катаклизмов. Такие потрясения должны были изменить лик Европы в мгновение ока, погрузить в море большую часть Японии, разломить пополам Калифорнию и поднять затонувшую сушу в Тихом и Атлантическом океане. Начало этих процессов было назначено на 1958 год, а после крупных катастроф в 1976 году их стали бы связывать со вторым пришествием Христа в 1998 году. Тот факт, что вы читаете эти строки, наглядно показывает, чего стоят пророчества Кейси.

Наверное, настоящее чудо Эдгара Кейси – это количество людей, поверивших его диковинным предсказаниям. Что можно сказать о человеке, который утверждает, что в одной из своих предыдущих жизней он был ливийцем по имени Луций, родственником врачевателя Луки из Нового Завета и настоящим автором Евангелия, ошибочно приписываемого его дяде? Или о человеке, сказавшем, что он был вместе с «мистером и миссис Лот» в тот самый день, когда Содом и Гоморра были поражены огнём с небес (см. «Содом и Гоморра» в разделе «Пропавшие земли и катастрофы»)? О здравомыслии таких авторов, как Грэм Хэнкок, прославившийся в 1990-х годах, можно судить хотя бы по тому, что он абсолютно серьезно цитирует высказывания Кейси, датировавшего Сфинкса эпохой Атлантиды, или его фантазию об атлантическом «Чертоге Памяти», скрытом под плато Гиза (см. «Загадка Сфинкса» в разделе «Чудеса архитектуры»). Если бы Кейси был прав, то Хэнкока и других авторов, недавно открывших для себя его сочинения, возможно, уже не было бы в живых.

https://www.libfox.ru/557863-valeriy-hazin-truba-i-drugie-labirinty.html

В Индии лабиринты понимаются как символы медитации, сосредоточения, возвращения к собственной оси и символизируют избавление от сансары и законов кармы.

https://www.epochtimes.ru/v-indii-najden-2000-letnij-labirint-s-drevnegrecheskoj-tablichki-98997601/

https://www.epochtimes.ru/v-indii-najden-2000-letnij-labirint-s-drevnegrecheskoj-tablichki-98997601/?fbclid=IwAR1zLyilsBNxh5FJpYK4g7c-WFfJfMFPOPGIbtMBMd6iEXx1254455ZMgIg

В Индии найден 2000-летний лабиринт с древнегреческой табличкой

Слева: глиняная табличка из Пилоса, Греция, 1200 г. до н.э. Фото: Marsyas/CC BY-SA Справа: карта со стрелкой из Пилоса в южную Индию, где найден лабиринт, похожий на тот, что изображён на табличке. Фото: Javarman3/iStock

Археологи обнаружили в Индии лабиринт возрастом 2000 лет. Он напоминает схему, изображённую на древнегреческой глиняной табличке из Пилоса. Табличка датирована 1200 г. до н.э. /epochtimes.ru/

Лабиринт в форме квадрата площадью 17 кв. метров расположен в деревне Гедимеду в штате Тамилнад на юге Индии. Его раскопали исследователи из археологического и исторического центра Верараджендран, сообщило Times of India. На этом месте располагался древний торговый маршрут.

Местные жители построили храм над лабиринтом. Археологи планируют убрать его для продолжения раскопок. Равикумар, руководитель группы археологов рассказал Times of India: «В лабиринте есть только один маршрут, по которому из него можно выйти. Есть поверье, что если человек сумеет семь раз пройти лабиринт, то его желания сбудутся. Внутренние проходы имеет ширину от 79 см до 1,09 м. Вход расположен на востоке. Схема лабиринта точно такая же, как мы видели на глиняной табличке из Пилоса, где изображён один из древнейших лабиринтов».

Эта табличка пережила пожар Микейского дворца в Пилосе в 1200 г. до н.э. Это одно из древнейших изображений лабиринтов, что делает её важным артефактом.

Греки под предводительством Александра Македонского вторглись в Индию несколько веков спустя после создания этой таблички. Символ лабиринта распространился из Греции в Египет и другие страны. На этрусском сосуде для вина VII в. до н.э. есть изображение солдат, убегающих из лабиринта. На сосуде также есть надпись «Троя».

Табличка из Пилоса тоже имеет связь с Троей. Она найдена в доме царя Нестора, который участвовал в покорении Трои. Падение Трои произошло примерно в 1250 г. до н.э.

Лабиринт имел обширный символизм и разные значения в древнем мире. В некоторых азиатских странах лабиринт символизировал «побег из сансары и законы кармы». Сансара ― цикл перерождений в человеческом мире. Избавление от сансары означало просветление и достижения бессмертия, говорится в «Энциклопедии традиционных символов», автор Дж. Купер.

Лабиринты также связывали с первозданными лесами, движением солнца, обретением рая, успех после преодоления испытаний и «путешествие сквозь трудности и иллюзии мира к просветлению или небесам», пишет Купер. «Вход в лабиринт символизировал смерть, а выход из него ― возрождение».

Лабиринты часто изображались на домах. Считалось, что они обладают магическим действием: запутывают злых духов, не давая им проникнуть в дом.

В кельтской мифологии эти сооружения отмечают входы в подземный мир. По некоторым легендам каменные лабиринты были построены руками великанов, и сегодня ещё лабиринты иногда называют «Дорогами великанов». Другие обитатели мира иного, феи, танцевали при лунном свете на спиралях лабиринта.

Лабиринт кельтской традиции.

Феномен кельтской цивилизации до конца не изучен, не понят и известен широкой публике гораздо меньше, чем античность, Древний Восток или даже скандинавская культура. Собственно, как ответ на такое пренебрежение кельтским фактором почти во всех европейских странах, кроме Ирландии, и была написана книга Гюйонварха и Леру. Начало кельтской цивилизации теряется в индоевропейской древности, «Кельтская империя» эпохи Ла Тена простирается на территории большей части Европы, вплоть до Малой Азии, ирландские монахи в раннее средневековье странствуют во имя Божие от Исландии до Египта, а в наши дни кельтские меньшинства заявляют о себе на политической сцене Европы. Все это – этапы развития одной цивилизации. Однако именно в таких широких временных и географических рамках кельтской цивилизации и заключается основная проблема: можно ли говорить о каком бы то ни было цивилизационном, культурном единстве галлов доримской эпохи, ирландцев христианского средневековья и жителей современных кельтских регионов, часто забывших собственный язык? Можно ли вообще говорить о кельтах и о «кельтскости»? Что является критерием – язык, религия, быт, стиль в изобразительном искусстве?

На эти вопросы чрезвычайно сложно дать ответ. Если авторы «Кельтской цивилизации» связывают «кельтскость» главным образом с религией и древней социальной структурой индоевропейского происхождения, то с нашей точки зрения принадлежность к кельтскому сообществу определяется целым рядом факторов, важнейшие из которых – язык, духовная культура и самосознание. В любом случае, вряд ли кто-либо из специалистов может сейчас дать исчерпывающий ответ на вопрос, заданный в книге Гюйонварха и Леру: «Кто же такие кельты?» Когда мы сталкиваемся с кельтами, а особенно с памятниками их духовной культуры, мы входим в запутанный древний лабиринт, дойти до искомого центра которого, смогут только будущие поколения исследователей.

Вернемся к авторам книги. Чета кельтологов Кристиан Гюйонварх и Франсуаза Леру занимает довольно странное положение в современной науке. С одной стороны, К. -Ж. Гюйонварх – признанный авторитет в области бретонской и в целом кельтской лингвистики, экс-профессор кельтологии Ренского университета, Ф. Леру – уникальный и оригинальный специалист в области континентальной кельтской религии и островной мифологии. Гюйонварх и Леру в течение долгих лет были основными авторами и издателями научного журнала Ogam – Tradition celtique (посвящённого в основном галльской археологии, кельтской лингвистике и мифологии). Однако многие исследователи и издания не воспринимали всерьёз этих бретонских учёных. В чём же причина? Во-первых, надо напомнить, что Ogam был основан в конце сороковых бретонскими традиционалистами геноновского направления, и наша уважаемая пара пользовалась традиционалистской методологией в своих штудиях, в том числе в «Кельтской цивилизации». Во-вторых, можно упомянуть увлечение Гюйонварха и Леру теорией не столь популярного ныне Ж. Дюмезиля в социальной истории и мифологии. Такие «неполиткорректные» взгляды ставят наших бретонских авторов на грань, за которой для особо рьяных скептиков брезжат во тьме болотными огоньками кельтомания, оккультизм и New Age.

Впрочем, традиционалистская школа сыграла свою роль в становлении взглядов многих исследователей кельтской религии и мифологии в XX веке. С другой стороны сами мифологи-компаративисты, близкие к традиционализму, тоже нередко обращались к кельтской тематике (другое дело, что их рассуждения и выводы часто были основаны на недостаточном знании всех нюансов предмета). Например, А. Кумарасвами писал в некоторых работах о кельтских мифологических сюжетах. Его статья «Об уродливой невесте» была посвящена мотиву уродливой госпожи в ирландском предании «Приключения сыновей Эохайда Мугмедона» (Echtra mac Echdach Mugmedóin). Кумарасвами писал об уродливой госпоже этого предания как о воплощении ирландской богини Власти и приводил примеры подобных «сакральных браков» в других мифологиях, азиатских и европейских.

В той же статье Кумарасвами высказал ряд мыслей о мифе и его изучении, которые позже были подхвачены многими кельтологами, и более других А. и Б. Рисами, П. Мак Каной, К. -Ж. Гюйонвархом и Ф. Леру. А. Кумарасвами говорил о мифах как о «фигурах мысли», а не «фигурах речи», подобно тому, как будущие семиотики скорее бы определили мифы как «фигуры сознания». Далее Кумарасвами отрицал как исторический, так и натуралистический подходы к изучению мифа: «Мифы – это не искаженные записи исторических событий. Они не являются также метафорическими описаниями природных феноменов... Напротив, такие феномены являются примерами мифа». Впоследствии Ф. Леру в своей ранней работе «Общее введение в изучение кельтской традиции» тоже критиковала исторический подход к мифу и писала, что историцизм в этой области является современным рационалистическим нововведением, ибо миф не может быть локализован ни в пространстве, ни во времени.

Как я уже упоминал, наряду с Гюйонвархом и Леру два других кельтолога, валлийцы братья Рисы, в своей интерпретации кельтских мифов использовали идеи А. Кумарасвами и других традиционалистов. Их книга «Наследие кельтов», недавно переведенная на русский язык, посвящена «традиционным преданиям» (traditional tales) Ирландии и Уэльса.27 Когда Рисы и Гюйонварх и Леру говорят о социальных соответствиях тех или иных мифов, они ссылаются на Ж. Дюмезиля, который в своё время сам писал о некоторых аспектах кельтской мифологии. Дюмезиль, в свою очередь, испытал влияние традиционалистов, в особенности Рене Генона (см., например, его статью «Друидическая традиция и письменность», где он рассматривает «борьбу Мирской Власти (Pouvoir Temporel) за лишение друидов какой-либо юридической значимости»). Дюмезилевская теория трех функций в индоевропейских обществах долго доминировала и во взглядах специалистов-кельтологов. Сейчас ее все ожесточеннее критикуют со всех сторон. При этом всегда следует иметь в виду, что как бы ни была изящна теория, мифологи-компаративисты, как правило, не знают кельтских языков, древних или новых, и слабо ориентируются в кельтских реалиях.

Авторы «Кельтской цивилизации» так же, как братья Рисы, считают, что полное значение кельтских мифов могло быть осознано только в рамках определенной религиозной традиции. Утверждая это, Гюйонварх и Леру понимают (в отличие от кельтоманов или дешевых популяризаторов, с которыми они постоянно спорят), что такая религиозная кельтская традиция сейчас не существует и не может быть полностью восстановлена современными учеными. Поэтому им остается надеяться, что сравнительное изучение кельтских мифов, в сопоставлении с примерами мифов других стран, может помочь исследователю заметить хотя бы «отблески традиции». О самом термине «традиция», используемом авторами наряду с некоторыми другими кельтологами в традиционалистском ключе, стоит сказать, что такая «традиция» включает в себя в качестве компонентов не только мифологию, но и ритуал, изобразительное искусство, а также музыку.

Что касается утверждения Гюйонварха и Леру о полном раскрытии мифа только в рамках определенной религиозной традиции (в нашем случае кельтской), то с ними, с моей точки зрения, можно было бы поспорить. Мифология может только употребляться той или иной религией, которая, как говорил В. Беньямин, вытягивает мифические линии и превращает их в свои. То есть в нашем случае, как мне представляется, миф не может быть друидическим или христианским вне зависимости от того, блуждающий это миф или нет.

Гюйонварха и Леру в соответствии с внутренним кельтологическим делением считают нативистскими исследователями. Сам термин «нативизм» обозначает взгляд на раннесредневековую кельтскую культуру как на архаичную, изолированную, сочетающую в себе элементы язычества с поверхностным христианством, и на ранние кельтские тексты как на изначально устные, иногда ритуальные. Важно, что Гюйонварх и Леру признают существование устных пратекстов репертуара ирландских средневековых филидов или валлийских бардов, наследников «жреческого ордена» друидов, однако перед ними так же, как перед всеми кельтологами, встаёт проблема реальных текстов в рукописях, созданных в монастырях и содержащих множество христианских интерполяций. Нативисты призывают рассматривать повести в средневековых рукописях как сознательно изменённые и реструктурированные. Причём невозможно установить даже, как далеко заходила такая «редакторская правка». К сожалению, наши авторы в такой «вводной» работе, как «Кельтская цивилизация» часто оставляют проблему монастырской редакции без внимания, указывая на средневековые тексты как на аутентичные источники кельтской дохристианской сакральной традиции. Наверное, часто они действительно являются таковыми, но анализ текстов всегда должен быть максимально осторожным. В любом случае авторы «Кельтской цивилизации» дают стимул многим будущим исследователям искать в ранних ирландских и валлийских текстах «отблески древней традиции».

Книга Гюйонварха и Леру отличается от большинства общих работ по кельтской тематике, в том числе и от «Наследия кельтов» Рисов, тем, что авторы уделяют большое внимание древнему континентальному периоду кельтской истории (в основном галльскому материалу) и бретонской культуре. Здесь важную роль сыграло французское («галльское») и бретонское происхождение исследователей. Надо учитывать, что книга рассчитана на французского читателя, до сих пор она была переведена только на итальянский язык. Именно отношение французской общественности к кельтам, древним и современным, объясняет своеобразный оправдательный и апологетический тон книги. Собственно, Гюйонварх и Леру сами зачастую упоминают с одной стороны кельтоманов, приучивших публику к тому, что кельты не могут быть темой серьезного исследования, и с другой стороны – скептиков из академической среды, недооценивающих кельтскую цивилизацию по сравнению с античной или классической средневековой. Можно было бы еще сказать о политическом факторе кельтского сепаратизма, который всегда накладывал отпечаток на изучение кельтов в Великобритании и Франции.

Согласимся с тезисом бретонских исследователей, что такое небрежение в среде историков было вызвано кардинально иным характером политической власти у кельтов, и соответственно их неспособностью к противостоянию государственной машине римского образца и созданию собственных крупных и влиятельных государственных образований. Кстати, именно по причине социально-экономической отсталости, «господства первобытнообщинного строя», кельтские народы и регионы не были предметом исследования марксистской историографии в нашей стране. Широко известны были только работы Ф. Энгельса об общественном строе древних ирландцев.

Итак, касаясь важного вопроса о балансе властей у кельтов, Гюйонварх и Леру пишут в заключении книги: «У кельтов главенствующая роль принадлежала духовной власти, олицетворяемой друидом. От нее зависела власть мирская, олицетворяемая царем». Соглашаясь с авторами книги в том, что касается актуальности этого вывода, следует заметить, что их формула работает только в доримском и дохристианском кельтском мире. Причем даже Галлия перед римским завоеванием не знала царской власти, и ее исчезновение вряд ли правомочно связывать только с римским влиянием, как пишут Гюйонварх и Леру. Это исчезновение было вызвано также внутренним развитием кельтского общества в контексте давнего и длительного средиземноморского влияния. В итоге в Галлии перед римской оккупацией мы имеем дело со своеобразным «олигархическим» правлением, как его называет известный археолог и историк Б. Канлифф.

Тем более такой идеализированный симбиоз жреческой и королевской власти неизвестен средневековым островным кельтским странам. Друидическое сословие (или корпорация), вероятно, было довольно быстро ликвидировано в Ирландии после христианизации. Причем часть друидов, очевидно, вошла в корпорацию филидов-«поэтов», а другая, меньшая, насколько можно судить по ранним ирландским законам, превратилась в изгоев и маргиналов общества, прозябающих на окраине обитаемого мира. Ирландские филиды бесспорно оказывали серьезное влияние на многочисленных местных правителей, однако они ни в коем случае не были носителями «сакральной власти».

Если говорить о раннесредневековой Ирландии, то ее уникальные черты как в социально-политической, так и в культурной сфере, вызваны с одной стороны тем, что эта страна никогда не была частью Римской империи, а с другой стороны тем, что вплоть до утверждения христианства в Ирландии существовало ученое жреческое сословие, действительно функционально схожее с индийскими брахманами. Христианство, церковная организация, письменная культура и историческое сознание непосредственно наложились на древнейший пласт архаической дописьменной культуры без какого-либо римского буфера. В этом и заключается уникальное положение раннесредневековой Ирландии в европейском контексте.

До принятия христианства в Ирландии господствовал традиционный тип памяти. Средневековые ирландские тексты свидетельствуют о переходе от такого типа памяти к письменному. Причем переход этот не был моментальным, тем более что корпорация филидов-«поэтов» на протяжении ее существования в течение всего средневековья была носителем именно древнего традиционного типа памяти. Для традиционного типа памяти предания о «старинах мест» или о знаковых персонажах выполняли мнемоническую функцию. Такую же роль, как писал Ю. М. Лотман, могут играть и своего рода мнемонические знаки, природные или искусственные феномены и черты ландшафта – озёра, святилища, деревья, крепости и т. п. В них сконцентрирована память о событиях и типах поведения, жизненных для общества. Лотман говорил о бесписьменной культуре, вариантом которой бесспорно являлась древняя кельтская, как на континенте, так и на Британских островах:

Культура, ориентированная не на умножение числа текстов, а на повторное воспроизведение текстов, раз навсегда данных, требует иного устройства коллективной памяти. Письменность здесь не является необходимой. Её роль будут выполнять мнемонические символы – природные (особо примечательные деревья, скалы, звёзды и вообще небесные светила) и созданные человеком: идолы, курганы, архитектурные сооружения – и ритуалы, в которые эти урочища и святилища включены.

Основная задача традиционного типа памяти – это сохранение правил, управляющих миром через повторное воспроизведение текстов, которые, конечно, могут изменяться с течением времени (что и происходит с ирландскими текстами), однако всегда подразумевается, что они были созданы в незапамятные времена. Собственно такое «управление миром», скорее всего, и было основной функцией друидов. Связь же между воспроизводимыми текстами осуществляется с помощью описаний ритуалов в них (как в преданиях «Разрушение заезжего дома Да Дерга» и «Заезжий дом Да Хока», в текстах, посвящённых пяти деревьям или пяти дорогам острова ). Мнемонические же символы концентрируют в себе память о событиях, происшедших в священное время и о типах поведения, жизненных для общества, действуя как своеобразные «гравитационные центры», если использовать термин Дж. Кука.

В контексте перехода от дописьменной культуры к письменной можно было бы уточнить оппозицию друиды/филиды для раннеирландского общества. То есть, когда я говорю о традиционном типе памяти у филидов, это в целом верно, но нуждается в уточнении. Исследователь средневековой ирландской и валлийской литератур должен постоянно помнить о неизвестном нам устном «исходном тексте», являющемся частью корпуса священных текстов. Переданные филидами и записанные в средневековье тексты являются только искаженным воспоминанием и толкованием «исходных». В целом, разница между исходным текстом и его толкованием, соответствующая, как писал Ж. Деррида, разнице между раввином и поэтом, в ирландском контексте, вероятно, соответствует разнице между друидом и филидом.

Интрига здесь заключается в том, что в большей части филидического репертуара, в поэтических толкованиях затушевывается, если не отбрасывается совсем, разница между «исходным текстом» и «текстом экзегетическим» (в нашем случае исходный текст «восстанавливается»), так что само толкование начинает служить «исходным текстом». Это происходит именно на этапе вхождения филидов-поэтов в письменную культуру. Хотя даже на этом этапе филид, «восстанавливая» или «находя» исходный текст, воспроизводит шаблон, или продуцирует некий симулякр, действуя по традиционным дописьменным правилам. Механизм такого «восстановления» можно найти в легендах о нахождении «старин мест» филидом Аморгеном или текста «Похищения быка из Куальнге» филидом Муиргеном..

Толкование становится самоцелью, оно не ищет оправданий в попытке найти скрытый смысл в «исходном тексте», поэтому подобные экзегетические тексты, по словам Ж. Деррида, «всегда рискуют стать бессмысленными, но были бы ничем без этого риска». Такая ситуация прослеживается в большей части ранних ирландских текстов, авторами/редакторами которых были поэты-филиды. Как в случае «восстановления» диннхенхас (старин мест) филидом Аморгеном, текст якобы воспроизводится, т. е. филиды продолжают работать по традиционным правилам, но в отсутствие «исходного текста». Вообще память об отсутствии «исходного текста» сохраняется в Ирландии на протяжении всего средневековья, можно привести пример достаточно позднего компендиума «Разговор старейших», где св. Патрик с помощью Кильте и сидов восстанавливает истории о подвигах фениев.

Аналогичная ситуация в Ирландии наблюдалась и в политической и в правовой сфере. Так, верховная власть короля в Таре над всей Ирландией в историческое время не была засвидетельствована, она только подразумевалась как институт некого идеального прошлого, а затем была «восстановлена» лишь в X веке. То же самое происходило с некоторыми юридическими трактатами, которые приписывались мифическим или полумифическим персонажам.

В то же время, если мы принимаем существование «исходных» друидических текстов, еще с большей уверенностью мы можем говорить о существовании «исходных» дохристианских королевских или сакральных центров в Таре и других местностях в кельтских странах. Здесь, по крайней мере, на помощь может прийти археология. Так, когда Гюйонварх и Леру заявляют, что Тара принадлежит исключительно мифу, подобно «империи» Амбигата, и нет необходимости искать на ее территории остатки древней столицы, они правы только отчасти.

Тара (Temair) действительно является королевским центром во многих ирландских мифах. Однако ее реальное сакральное значение в древности нельзя недооценивать. Значительная часть монументов ритуального значения на территории Тары, судя по данным археологической разведки, была сооружена в бронзовом веке в конце IV – начале III тысячелетий до н. э. То есть ритуальный центр в Таре существовал ещё в докельтскую эпоху, во времена строительства погребальных сооружений в долине реки Бойн (Ньюгрэндж, Ноут, Доут). Вообще в Ирландии докельтские памятники всегда «доместицировались» гойдельской псевдоисторической и мифологической традицией.

Докельтский субстрат оказывает влияние и на картину мира кельтского населения острова. Помимо христианской среды, в которой были записаны ирландские мифологические тексты, этот докельтский субстрат вынуждает нас еще больше сомневаться: а вправе ли мы говорить о единой кельтской мифологии, оперируя в основном ирландским материалом? Видимо, только те ирландские мифологемы, параллели которых встречаются в валлийской литературе или континентальных данных, могут рассматриваться как общекельтские.

В качестве одного из главных доказательств кельтского единства, как социального, так и духовного, многие исследователи приводили пример института друидов, существовавшего на протяжении веков у кельтов Галлии, Британии и Ирландии. Гюйонварх и Леру посвятили друидам обширную монографию, основанную по большей части на тех же ирландских источниках. Их мнение такое же: институт друидов доказывает единство кельтского мира и к тому же роднит кельтов с другими индоевропейскими культурами.

Проблема друидов, в самом деле, представляется одной из самых существенных и самых спорных в кельтских исследованиях. К сожалению, в научных кельтологических кругах в последнее время упоминание друидов считается чуть ли не чем-то неприличным. Такой скепсис и умолчание можно понять. О трудностях, связанных с источниками информации о друидах, Гюйонварх и Леру пишут и в «Кельтской цивилизации»: с одной стороны античные авторы рассказывают о друидах, глядя на них сквозь призму собственной культуры и философии, с другой стороны, ирландские средневековые тексты были записаны (а часто и созданы) в христианскую эпоху, когда реального института друидов в обществе уже не было. Да и те античные и ирландские описания, на которые мы можем полагаться, зачастую доносят до нас весьма непохожие друг на друга образы кельтских жрецов.

Ещё Ю. Покорный в свое время косвенно указывал на островное происхождение друидов. Можно отметить, что есть сведения только о друидах в Галлии, Британии и Ирландии, относительно же друидов в других кельтских областях источники молчат. Цезарь же в «Записках о Галльской войне» (VI,13) пишет, что друидическая доктрина была «найдена» в Британии (disciplina in Britannia reperta), как уже существующая там (до кельтов?). Далее он пишет о поездках галльских друидов опять же в Британию для лучшего изучения друидической премудрости. Причем согласно ирландским преданиям герои из Ирландии также должны были совершать инициатические путешествия на север Британии.

Наши авторы считают, что такое место в представлениях о друидах Британия занимает исключительно благодаря своему островному положению и не должна восприниматься как реальное место на географической карте: «Остров – это, прежде всего, символ места, где посвящаемый и посвятитель оказываются теоретически изолированными от остального мира, и, чем бы ни являлось это место и где бы оно ни находилось, оно предстает неким духовным центром».

Ирландские Племена богини Дану с их друидами появляются с островов на севере океана, которые для Гюйонварха и Леру типологически тождественны цезаревой Британии. Острова эти тем более не должны восприниматься как историческая или географическая реальность. Только помня обо всех этих мифологических и квазимифологических представлениях, можно понять высказывание авторов книги о «примордиальных друидах с севера». Здесь действительно идет тонкая игра: с одной стороны, как индоевропеисты Гюйонварх и Леру считают друидов представителями традиционного индоевропейского жречества, родственными брахманам, а с другой, как традиционалисты заявляют о духовном «гиперборейском» происхождении друидов.

Это точка зрения оригинальна и имеет право на существование. В то же время не надо забывать, что север в кельтской картине мира занимает противоречивое место. С одной стороны, мы знаем об островах на севере океана и о северо-востоке как месте потустороннего мира (сида)43 , но и хтонические фоморы ассоциируются с башней на острове к северу от Ирландии, и часто север является неблагоприятным локусом. Возможно дело здесь в амбивалентной семантике потустороннего мира (сида) в ирландском мифе.

К тому же идея Гюйонварха и Леру о первичности семантики острова как мифологического символа в легендах о Британии или северных островах не объясняет, почему Ирландии, тоже острову, необходимы другие территории для локализации духовной прародины своего священства. О подлинной роли Британии в функционировании института друидов, к сожалению, невозможно сделать каких-либо выводов из-за крайней скудости источников, тем более что валлийские средневековые тексты, в отличие от ирландских, почти ничего не сообщают о друидах.

Я уже упоминал о том, что авторы «Кельтской цивилизации» связывают «кельтскость» в первую очередь с религиозным фактором, а именно с тем же институтом друидов и их доктриной. Что касается друидической доктрины, о которой у всех серьезных исследователей (в отличие от апологетов неодруидизма) существует довольно-таки туманное представление, Гюйонварх и Леру смело пишут о ее близости к монотеизму. Эта гипотеза на самом деле носилась в воздухе уже давно, но никто из академических кельтологов не решался ее озвучить. В 30-е годы А. ван Хамель предпочитал говорить не о политеистических «богах», а о «божествах» (divinities), действующих в ранней ирландской литературе. То же самое утверждала М. Драак о персонажах из так называемого кельтского пантеона, Племен богини Дану или сидов. Она писала, что их нельзя называть богами в политеистическом смысле, но называла их просто «существами» (presences). В свою очередь, Ф. Леру еще в своем «Введении в изучение кельтской традиции» рассматривала многочисленные галльские и ирландские теонимы как разные имена одного многофункционального Верховного Существа, отрицая кельтский политеизм.47

Такой подход в принципе противоречит попыткам наших бретонских кельтологов реконструировать некий общекельтский пантеон с привлечением галльских, ирландских и валлийских данных. Здесь авторы не совсем последовательны, однако в оправдание им можно сказать, что эта двусмысленность определяется двусмысленностью самого материала исследования. Есть целый ряд доводов в пользу гипотезы о кельтском «монотеизме», и один из самых весомых – это быстрое и безболезненное принятие кельтской Ирландией христианства в V веке.

Сам же феномен кельтского христианства (существование которого сейчас ставится под вопрос, равно как и существование кельтской общности в целом) объясняется, как и все особенности средневековой островной кельтской культуры, необычностью среды, которая приняла новую веру. Христианство, изначально, со времен Евангелия, городская религия, впервые по доброй воле была принята в регионе, где, как справедливо пишут Гюйонварх и Леру, городов не было. Города просто не было – ни как Иеросалима, ни как Вавилона.

Поэтому, между прочим, мы не можем доверять таким агиографам, как Муирьху, который изображает древний ритуальный центр Тару как языческий Вавилон, а святого Патрика как ветхозаветного пророка, побивающего магов-друидов. Мы не можем доверять Муирьху как историческому свидетельству, но можем рассматривать написанное им житие как попытку библейской интерпретации ирландских исторических событий. В более поздних текстах речь идет об упадке и разрушении древних «королевских центров», языческих «городов» и возвышении новых, духовных центров, монастырей. Именно монастырь в Уэльсе и Ирландии становится средоточием церковной и культурной жизни. И именно в кельтском монастыре записываются автохтонные мифологические и эпические тексты, с которых начинался разговор. Так замыкается круг.

В заключение стоит сказать, что на протяжении всего средневековья светская филидическая учёность существовала в Ирландии бок о бок с ученостью церковной. И все же они не были изолированы друг от друга, и порой аббат монастыря мог быть верховным филидом – «олламом». За всем этим вряд ли стоял настоящий синтез христианства и язычества, как писали иногда кельтологи-«нативисты». Скорее, как я уже писал, на культурном уровне с обеих сторон шел процесс создания своеобразных «псевдотекстов» (этот термин не содержит у нас никакой качественной характеристики), как псевдоисторий, псевдоритуалов, псевдогенеалогий или псевдоагиографии. Дело в том, что для дописьменной культуры создание