МАНЖУРА ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ
 (1941 – 2007)


 Рассказывают, что автор знаменитой «Каховки» М. Светлов до самой старости предпочитал обращение к нему по имени. Такого же предпочтения в общении до самых последних своих дней придерживался и Григорий Иванович Манжура. Он никогда не претендовал на солидность. Наверное, все они такие – поэты.

 Много лет в этом человеке жил солнечный дар, дающий возможность выплескивать на бумагу рифмованные порывы души. Он писал о своем далеком детстве, своих товарищах, о войне, нашей сегодняшней жизни…

 Публиковаться Г. Манжура начал еще в армейской печати и с тех отдаленных лет всегда имел преданных читателей. Скромность и, порой, некоторая замкнутость сдерживали его от силового напора в продвижении своих стихов на страницы печати. Хотя и на счету имелся целый ряд публикаций в областных и многотиражных газетах. И лишь до обидного малая толика творчества поэта вошла в свое время в коллективные литературные сборники «Соцветье», «Кроны» (оба – донецкое издательство «Донбасс) и «Рассвет над Луганью» (луганское издательство «Світлиця»). А вот своей собственной книжки Г. Манжура так и не издал. Известный луганский поэт Николай Малахута как-то заметил по этому поводу: «…Высочайшая его скромность позволяет только писать вполне зрелые стихи и довольствоваться уже этим: душа его так полна чистой и тихой поэзией, что, видимо, и в высоких годах ей достаточно бывает порой и такого счастья».

 В творчестве Г. Манжуры многие стихи посвящены военной тематике. Они насквозь пронизаны любовью к Родине, высоким чувством патриотизма, искренней благодарностью к солдатам Великой Отечественной за их бессмертный подвиг, который принес нашей стране свободу и независимость:

 Я эти строки написал
Не ради выспреннего слова,
И ради славы Иванова.
Он Славу сам завоевал.
 («Солдатская слава»)

В стихах Г. Манжуры просвечивается тонкий лиризм, душевность и человеческая теплота к своим героям, то ли это строки, посвященные первой учительнице («Будто в детство возвращаюсь…), то ли матери («Я пишу тебе, мама…»), то ли товарищам по работе («Крещение»).

 С настоящей детской непосредственностью писал поэт стихи для детей:

 У мальчишки рожица
Грязная, грязная.
И костюмчик в пятнах,
Будто от чернил.
А мальчишка каждому
Объясняет радостно:
- Я ладошкой солнышко
 В лужице разбил.

 Поэтическая муза никогда не лишала этого человека высокого рабочего звания. Он более сорока лет проработал на производственном объединении «Луганский станкостроительный завод». Его профессии были негромкими: упаковщик, слесарь-ремонтник. Но в каждой из них он достигал верха совершенства. Например, лишь с одного удара молотком им полностью вгонялся гвоздь в не слишком податливую тарную доску. Он мог в считанные минуты поставить диагноз «заболевшему» станку и также быстро устранить выявленную неисправность.

 В жизни Г. Манжуры никогда не присутствовала монотонность. Он шагал по ней с чувством собственного достоинства, со своим видением мира. И это во многом помогало ему достигать определенных высот в поэтическом творчестве.

 Григорий Иванович любил книги, много лет с большим вкусом формировал личную библиотеку. Его часто можно было видеть в книжных магазинах города в походах за новинками. Книголюбие давало возможность ему расширять свои жизненные познания, повышать эрудицию. А еще он всегда подкреплял свое поэтическое мастерство учебой у больших, признанных стихотворцев, которая осуществлялась через глубокое и неспешное знакомство с их творчеством.

 Поэтом оставлено объемное поэтическое наследие, которое бережно хранится его близкими и ждет своей раскладки: систематизации и публикации.
 На суд читателей выносится первая посмертная публикация подборки стихотворений Г. Манжуры.

Иван Чалый, Яков Смоляренко

* * *

Я не был так давно в осеннем поле,
Не оставался с ним наедине.
Но вот опять звонок в знакомой школе
Об осени опять напомнил мне.

И сразу сердце защемило грустью.
И снова, как в минувшие года,
Оставлю все дела и соберусь я,
И с полем повстречаюсь, как всегда.

Еще недавно провожали лето
И вот уже я собирать готов
Осенних листьев яркие букеты,
Что для меня красивее цветов.

Опять звенит звонок в знакомой школе
И паутины тонкой рвется нить,
А мне бы съездить раз еще на поле,
Проститься с ним и осень проводить.
1996 г.

* * *

Ступив на смертную тропу
Со дня рожденья,
Живем, уверовав в судьбу,
Как в провиденье.

Несем, как крест,
Перед собой
Звезду земную
И что начертано судьбой
Нас не минует.

И все, что видишь
Ты сейчас,
И все, что слышишь,
Возможно все
В последний раз,
Ведь близок финиш.

Накройте загодя столы
К поминовенью,
Когда падет
Звезда-полынь
На эту землю.

И страшный счет
От этих дней,
Храни нас, Боже,
Пойдет на тысячи смертей,
А может больше.

И все развеется как дым:
Мечты, надежды.
И станет мир
Совсем иным,
Лишь с виду прежним.
1991 г.

* * *

Словно предчувствуя сердцем беду,
Отзвук тревоги,
Чудится: будто я лесом иду,
Сбившись с дороги.

Бьется душа мотыльком о стекло,
Близится вечер…
«Не повезло! Не повезло!», -
Кто-то мне шепчет.

Только ни в чем не упрекай,
Будто бы просит,
Время ушло, кончился май,
Вот уже осень.

Стоит ли время теперь торопить,
Кончилось диво.
Жизни натянута тонкая нить
Звонкой тетивой.
1995 г.

ВЕК ЖИВИ, ВЕК УЧИСЬ

Вновь багряные листья
Роняют деревья
На пожухлый ковер
Пожелтевшей травы.
Век живи, век учись –
Говорили нам древние
И попробуй сказать,
Что они не правы.

А по правде сказать,
Нам не очень-то хочется
Обломать свои зубы
О школьный гранит,
Потому с нетерпением
Ждем, когда это кончится,
Ну, а завуч, надеемся,
Нас поймет и простит.

Затихают шаги
Уходящего лета,
Дождевая слезинка
Плывет по листу.
Говорят, в понедельник
Кончается детство,
Я прошу вас, скажите,
В котором часу.
1999 г.

ТАКОВА ЖИЗНЬ

Дядя Миша ушел,
Как сказала соседка: отмаялся.
Здесь, на этой земле
Отстучал деревянной ногой.
И в грехах, я уверен,
В своих перед смертью покаялся,
Ну, зачем их, однако,
Тащить на тот свет за собой.

Где нога, дядя Миша?
Уже не отыщется место,
Где, подрубленный взрывом,
Ты падал в сухую траву,
В сорок первом далеком,
В жестоком бою под Смоленском
Нашей русской земли,
Что теперь «зарубежьем» зовут.

Хоронили его,
Так сказать, по шестой категории,
Ну, а кто он таков?
Чай, поди, не господских кровей,
«За отвагу» медаль,
Что когда-то равнялась «Георгию»,
Нес на алой подушечке
Друг и ровесник Андрей.

Ни речей, ни салютов…
И что ему речи прощальные,
Ну, салют – это можно,
Хоть старый, а все же солдат.
И глядели на яму
Соседки глазами печальными,
Ухватившись покрепче
За прутья соседских оград.

По три горсти земли,
Бросив в яму, согласно обычаю,
Расходились домой,
О насущных толкуя делах,
Изливая друг другу
Свое наболевшее, личное.
Дядя Миша, прости их,
Они ведь совсем не со зла.

Ведь они еще живы,
И жизнь их пока продолжается,
Может кто-то из них
Станет завтра соседом твоим.
Такова наша жизнь.
Ну, а в жизни чего не случается,
Нам прожить бы сегодня
И ладно, а там поглядим.

В суете своей жизни
Мы все забываем о бренности,
Все нам кажется вечным
В нашей нелегкой судьбе
Но когда-то однажды,
В порыве большой откровенности,
В том, что смертные мы,
Признаемся мы сами себе.

Сыновья по бокам
Лягут рядом, кто раньше, кто позже.
Женька – младший, но раньше,
Старшой за тобою вдогон.
Не серчай, дядя Миша,
Ведь знаешь, что в местности нашей
Больно крепкий
Ночами у нас продают самогон.

Вот и все, дядя Миша,
Окончена эта комедия,
Та, что мы в суете
Называем обыденно – жизнь.
Пусть не слышно салюта,
И трубы не плакали медные,
Ты за то, дядя Миша,
На нас, на живых, не сердись.

В этой жизни мы все,
Как известно, всего лишь прохожие,
Дай-то, Бог, нам прожить
Не зверея, в добре и любви.
Ну, а то, что прожито,
Уйдет в безвозвратное прошлое,
- Се ля ви, дядя Миша, -
Как нам говорят, -
- Се ля ви!

 1999 г.

 УТРО 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА

Лафет орудия в росе.
И по щиту стекают капли,
А родничок под влажным камнем
Почти невидимый совсем.

Туман клубится над рекой.
Шумнула птаха, просыпаясь.
И тишина стоит такая,
Как в летний день перед грозой.

Дрожит росинка на листке.
Встает рассвет.
Макушка лета…
И совершенно незаметно,
Что мир висит на волоске.

Вступительное слово и публикация
И. Чалого и Я. Смоляренко.