Виктор Руденко (Донецк)

            (1939 – 2019)

Родился в 1939 году в семье офицера-пограничника. Детство провел в Доброполье на Донетчине. После службы в армии, в 1960 году приехал в Дружковку, с которой связано начало его творчества. Окончил Киевский институт журналистики. Затем был переезд в столицу шахтёрского края, где работал во многих газетах Донецка, в том числе и в редакции литературного журнала «Донбасс», где занимал должность ответственного секретаря. 

Автор многих поэтических сборников и книг прозы (всего 29 наименований), лауреат литературной премии имени Виктора Шутова. С 1985 года был в рядах СП СССР, после развала страны автоматически вошёл в состав Национального союза писателей Украины. 

         Виктор Руденко был одним из первых профессиональных авторов, который поддержал появление нового Межрегионального союза писателей. Последние годы жил и работал в Донецке. 

Стихи Виктора Руденко

***

Чёрные трубы мартенов,

Асфальтных дорог разлёт,

Дружно первая смена

Идёт на завод.

Вдыхая прохладу рани,

С улыбкою на устах

Идёт – и дня начинанье

Рождает в своих глазах.

Здесь многих друзей встречаю,

Встречаю – и руки жму,

Смотрю – и словно вдыхаю

Не воздух, а жизнь саму.

Нет! Это не просто смена,

Вокруг себя оглянись!

К станкам поющим, мартенам

Идёт рассветная жизнь!

*** 

Рвал цветы я, пропахшие мятой,

Голубей под свист запускал

И глаза любил синеватые,

Те, что томные, как тоска…

Мастерил венки голубые

Для твоих разгульных волос:

И боялся – любовь впервые

Захлестнула меня всерьёз.

Было нам тогда по семнадцать:

Срок – влюбляться, время – мечтать.

Я ещё не умел целоваться,

Как теперь бы мог целовать.

Только губы твои не близко, –

И опять забвенно грущу.

До отчаяния, до риска

Я тебя по земле ищу.

Выхожу к станицам далёким –

И бегу к эшелонам, лечу.

Как без глаз твоих одиноко.

Без любви, которой хочу!

Любишь ты ли – не знаю, не знаю.

Но опять: о, эта любовь!

Для тебя, как венки, слагаю

Беззаветность своих стихов. 

***

Смотрите –

Это я на фоне века:

Жилец. Свидетель. С детских лет – калека.

Отец. И сын. И брат. И кто угодно.

Мне ведом вкус борьбы.

И дух свободы.

Я жил, и погибал, и выжил, вроде,

И, вроде, пошленьким не слыл в народе,

Не ползал ползуном, когда – беда,

И правду говорил, за что страдал,

Всегда в глаза и другу, и чинуше,

Носящему локаторами уши…

Я был наивен, им и пребываю

У гирла века – я не понимаю:

Когда безверием народ мой сморен,

Когда народу не хватает хлеба,

То почему так безучастно небо?

Я стих свой начинаю духом мщенья –

И к шторму их зову, и к обрушенью,

И сам, как флаг, в просторе трепещу

И слово поувесистей ищу.

Смотрите –

Это я на фоне века,

Ползущего к своей последней вехе:

Мы – близнецы, пусть так, мы оба жалки,

Нам на распыл пора, в утиль, на свалку.

Двадцатый век. Я на него похожий:

На мне от химии лущится кожа,

А кровушка

Этилом словно стала –

Взрывается от малого запала.

Смотрите –

Это я на фоне века,

Софию почитающий и Мекку:

Я не отступник, потому и верю,

Что средь людей

Не быть во царстве зверю…

Смотрите –

Это я на фоне века:

Меня в саду стегнула больно ветка

За то, что отшатнулся от земли,

Когда метели чёрные мели

И лёд трещал,

А вот теперь притопал,

И не по льду, а по весенним тропам,

И предвкушаю торжество цветенья,

И жизнь хочу отдать

За цвет весны,

Но жизни нет,

А если есть, то тени

На ней рубцами боли сведены.

Кровь со щеки стирая, понимаю,

Что по земле зима прошла лихая,

А я у батарей чугунных грелся

И рылся, что сурок, в брехливой прессе.

И сам писал,

Но с горечью, со спазмом,

И в сад свой

Не наведался ни разу,

Как будто врос

И в строчку, и в жильё,

Но сад, простив невежество моё,

Вторично по лицу не бьёт,

А гладит,

Зелёной почкой в глаз зелёный глядя.

Мы вместе, мы едины – так и будет.

Простил мне сад.

И вы простите, люди,

За то, что вас строкой не воспеваю –

Страдая,

Раны ваших душ вскрываю.

И презираю рифмачей патлатых,

Глядящих в мир, что болями залатан,

И ничего не видящих –

Обидно,

Что им не слышно, ушлым, и не видно,

Как люди тонут в прорве окаянной.

Как будто этот мир для них – стеклянный.

Поют о птичках, цветиках и росах.

Сочатся грустью, воспевая осень,

И звёзды, бесы, трогают руками,

Витая высоко над облаками.

Но я, позлившись, им прощаю снова:

Поэзия – она на гордом слове,

На совести – как будто на крови,

И будто на отваге – на любви.

На борзописцев не держу я зла –

Они ведь тоже вроде из стекла

И миру ниоткуда не видны,

А я не тем, что новые штаны

Одел, хочу пред миром показаться,

А тем, что до могилы не расстаться

Мне с болью века:

Он в заботах жил –

И правых, и не правых, он – стожил,

И воевал, и строил, юн и смел,

И, удивляя мир, к звезде летел.

Святая правда памятью права:

Да, он стожил, но он ещё – кровав,

За ним расстрелы и голодомор,

И нынешний, в закате лет, позор:

Мы – вымираем…

Потому ко мне

Не липни вязкой болью –

Посильней,

Двадцатый век,

На весла нажимай

И за черту удушья выгребай.

Бери с собой агонию и страх,

Предательство и ложь в своих кострах

Сожги и укажи порог беде,

Оставив человечность для людей.

Ах, жизнь моя, презренная давно,

Благодарю всего лишь за одно

Тебя:

Ты в моновенье ока,

Случайно словно, робко, но жестоко

Всех чад своих на вшивость проверяешь

И, строя козни, неизменно знаешь:

Кого с собою взять в друзья,

Кому довериться нельзя…

Я в новом веке проживу немного,

Но он сумеет опознать меня:

Ведь я к нему прокладывал дорогу

И твердо шёл по ней, не семеня.

Он, Двадцать первый,

Скоро грюкнет дверью,

Светясь, но не прощая нам грехи,

И все же я прочту свои стихи,

Где я в него

Строкою каждой верил.

ДЕТИ ДОБРОГО ПОЛЯ

Виктору Дерипаске

Мы в шахтерских поселках

грязище месили,

Мы у Господа Бога еду не просили —

Нервом, сердцем, зубами,

не просто лопатой

Вырывали её из пластов, из агата.

Там давно на копрах

не мелькают колеса,

И забой, и откатка, и ствол безголосы —

За отвалы поспешно ушли мы, печальны,

Не забыв о своих родословных началах.

Мы по градам да весям

не семенем сорным

Понеслись вместе с ветром —

как зёрна, как зёрна!

Кто прораб, кто поэт, кто возвышен до мэра —

Все при совести высшей, при чести и вере.

Из выносливых стай мы,

для нас под запретом

Быть породой гнилой,

нам по духу — быть крепью.

Кто припаян к эпохе душою, не кожей,

Может быть гражданином, но не вельможей.

Там, где мы, там и дел наших

Доброе Поле —

Пусть еще горьковата славянская доля,

Но пока не в завале лежим и глазасты,

Воронье нас не сморит

с Отчизной в ненастье.

Наши вещие помыслы не устарели:

Мы — опора для слабых, мы — света прострелы,

Где народные судьбы во власти у тьмы, —

Из поселков шахтерских,

Из мужества мы!