Пройдёт и этот день. И будет всё, как прежде.

В потенции дождей растает мой зигзаг.

Любви и красоте, как вере и надежде,

распахнута душа. Не хочет замерзать.

Как будто так легко - начать Ничто с начала,

остаться до конца, не отдавать концы…

Мелькают огоньки пасхальными свечами,

и покидают мир глупцы и мудрецы.

Проходят, как Никто, как тени в чёрно-белом,

и в памяти чужой растают без следа.

…Я – зёрнышко твоё! Оно пустило стрелы

и прёт сквозь черноту, где солнце и вода.

Храни, Господь, всё то, что капает и дышит.

Оно ещё дойдёт и ступит важный шаг.

В потенции дождей живёшь и ты, Всевышний.

И тем жива ещё и будет жить душа.

***

Куда б уехать, чтобы там найти

в неясности мелькающие лица;

туда, где память пыльная струится

и всё ещё потом… Всё впереди…

Там детскости незримая печать

лежит на всём, что кажется весомым,

и временем своим, густым и сонным,

я укрываюсь с барского плеча…

Куда б уехать, чтобы встретить там

всю тишину моих разбитых улиц,

и чтоб не я одна, а все вернулись,

расположившись по своим местам…

Так есть ли в этой прихоти резон,

что так неистерпимо ненароком

безумно тянет, с наболевшим сроком

уехать в память, как в полночный сон?

Увы, ничто не двинет время вспять.

И задний ход для времени немыслим:

оно – не грузовик. Оно – лишь мысли,

которых не угнать, не обменять…

Хоть пятым чувством измеренья множь,

не умирай, как все другие люди, -

на времени спасительная ложь,

не никотином, только солью будет.

Я отключаю свой компьютер-мозг.

«Не сохранять!» командую упрямо…

Но снятся ночью родина и мама.

И тонкий запах праздничных мимоз.

***

Лишь пара улиц с парой переходов

и запах липы, и её размах

мой город отличают год от года

от вотчин, обезличенных весьма,

от прочих городов, селений стольных

и маленьких казачьих хуторков…

Здесь – родина. И потому мне больно.

Так будет до скончания веков.

Здесь помнишь каждый камень. Среди ночи

прокрадываясь в мутной глуби сна,

спроси меня: - Чего ты, старче, хочешь?

Хочу – домой! Ждёт - Родина. Она.

По родине тоска, бишь ностальгия,

живёт во всех! И с тонкостью, и без.

Не знаю, понимают ли другие,

я – понимаю польский полонез.

Я понимаю эти птичьи стаи,

бросающие тёплые юга…

Из родины растут и вырастают.

И родина мне этим дорога.

Жизнь так порой закрутит, и уносит

в края другие, в землю чужины…

И всё-таки, когда на сердце осень,

сюда, домой, мы приезжать должны.

Лишь пара улиц, ряд домов печальных

и памяти нервущаяся нить…

На родину вернусь из странствий дальних,

чтоб здесь себя суметь похоронить.