Анна

ЛУЧЕЗАРОВА

* * *

Снимая с молчания пробу,

но выбрав звенящую медь,

я вновь разбираю подробно

всё то, что случалось иметь.

Имелось – ни много ни мало –

песочница, школа, роддом; 

и строилась жизнь, и ломалась, 

и беды ходили гуртом. 

Мне, вышедшей из девяностых, 

привычен подобный расклад. 

Ни Сирина, ни Алконоста 

в строке повседневных баллад. 

Есть пара мгновений блаженства, 

есть сор из избы, деготь, мёд. 

А в сумме – как в сумочке женской...

Но кто-нибудь всё же поймет. 

Фантомы на свет извлекая, 

придам я им форму и смысл. 

Вдруг кто-то сочтёт уникальной 

не очень-то свежую мысль, 

отнюдь не новейшую тему, 

подсмотренный в щёлку сюжет, 

как не подчинённая телу 

ходила душа в неглиже. 

И так, приживаясь построчно,

у автора на поводу 

она существует бессрочно

в моём стихотворном бреду, 

в котором нет образа века –

лишь пыль жития-бытия. 

И всё же – судьба человека. 

Негромкая правда моя.

* * *

Странное чувство. Душа моя – сад. 

Осень, но летние в нём чудеса. 

Шорохи, вздохи, гуденье шмеля. 

Кажется, райская это земля. 

Пусть я не Ева, да и не Лилит, 

сердце Адама я слышу вдали. 

Слышу, и бьётся моё в унисон, 

не размышляя: то явь или сон. 

Чувствуя сходство с изъятым ребром, 

мысленно глажу волос серебро, 

и повторяю я, как во хмелю, 

сладкое, горькое слово "люблю". 

Где бы ты ни был, мой мальчик седой, 

стану ль тебе я живою водой. 

Веришь, не веришь мне, всё же лови 

райское яблочко поздней любви.

* * *

Не обмануть... Не обмануться... 

Как знать, что может быть страшней.

С чужой душой соприкоснуться, 

созвучие услышав в ней. 

Не повредить... Не повредиться... 

Есть слово верное – щадить. 

Крылом к крылу, подобно птицам, 

такую близость ощутить. 

Судьбы насмешка – быть крылатым, 

не отрываясь от земли. 

Лишь строчки пухом беловатым 

свою свободу обрели…

* * *

Милый мой, что я могу тебе дать? 

Мир твой – продрогший, дождями исколотый. 

Жалко, что я не умею вязать, - 

Ниточки строк не спасают от холода. 

Свитер связала бы, да не могу, 

Я берегиня, увы, неумелая. 

Только словами тебя берегу,

только признаньями – жаркими, смелыми. 

Как же во всём этом мало тепла, 

чтобы спасти от реального холода. 

Поцеловала тебя, обняла, 

не утоляя ни жажды, ни голода… 

В слове себя выражает душа 

всё откровенней и неосторожнее.

Мне бы на руки твои подышать:

ласка – не слово, согрела б надёжнее.

* * * 

Ноябрь. Осень близится к зиме, 

в календаре передвигая даты. 

Апатия... Но в дремлющем уме 

не дремлет персональный соглядатай.

Приспит меня, сотрёт холодный пот, 

бессильным вызываемый протестом. 

Надеюсь, что простит меня Господь, 

за недовольство временем и местом.

Кисельные тумана берега 

безрадостную прячут перспективу. 

И вязнет в повседневности нога, 

и требует душа аперитива.

Ни радости, ни грусти. Так живёшь, 

как будто спишь с открытыми глазами. 

А божий дар, который не пропьёшь, 

сошёл на нет, скукожился и замер.

Вся радость – составлять на день меню, 

мыть косточки соседям, мыть посуду. 

И ждать, когда засохнет на корню 

само желанье вырваться отсюда.

* * *

Четыре сорта вина в подвале,
а также – овощи и соления. 
Для счастья хватит? Да нет, едва ли. 
Ведь счастье всё же не в потреблении. 
Припасы все пригодятся к ужину, 
особый вкус придадут обеду, 
но не заменят собой отдушину, 
не оживят за столом беседу.
Хоть и согреет вино хорошее, 
и сытым лучше быть, чем голодным, 
но разговоры пустопорожние, 
что во хмелю поведёшь, – бесплодны.
Не принесут удовлетворения, 
душа останется безучастной. 
Конечно, счастье не в потреблении, 
но им его подменяют часто.

* * *

Пишу о пустяках, о мимолётном, 

нить размышлений между строк вплетая. 

Душа, подобно птице перелётной, 

прибиться хочет к журавлиной стае. 

Увязли ноги. Сплошь песок и глина. 

Пути Господни неисповедимы... 

Я избегаю сквозняков и сплина, 

осознаю, насколько уязвима 

душа моя. Её отогревая, 

врачуюсь словом, ухожу в подполье 

строки, что, по-весеннему живая, 

справляется и с горечью и с болью.

* * *

Рефлексия приелась до оскомы. 

Сосредоточусь на простых вещах,

сама себе знакомец незнакомый, 

философ, доморощенный на щах. 

Вот соль, без коей жизнь пресна, безвкусна, 

а с пересолом – солона, горька. 

Жизнь тоже нужно приправлять искусно, 

к разнообразным вкусам привыкать. 

Не всё же губы в мёд макать, смакуя, 

как карамельку, сладость бытия. 

Порой лепёшки пресные пеку я, 

и не боюсь несладкого питья. 

Бывает, всё горчит до отвращенья. 

Но зубы сжав, перецежу и то. 

Куда страшней потеря ощущений 

и шамканье пустым, беззубым ртом. 

Сухарик будней размочу водицей 

живого слова, вверенного мне. 

Ничто не лишне, всё мне пригодится. 

Я говорю – и счастлива вполне.

* * *

Так и хожу – босая, простоволосая,

нет ни платка, ни юбки, ни добродетели...

Господи, ведь душа у меня не взрослая, –

ангел и бес заплечный тому свидетели.

Ангел – со мной, как нянька – блюдёт и пестует.

Бес же в шкатулке носит соблазны разные.

Сердце моё канонам не соответствует.

Глупое сердце, верю ему напрасно я.

Вот ведь какая. Дурочка с переулочка.

Из-под опеки рвусь, точно чёрт от ладана.

Плача, тянусь – соблазнов полна шкатулочка.

Ангел вздыхает: "Кается – ну и ладно..."

* * *

Ничего не хочу, кроме света – чтоб слепли глаза. 

Я узнаю во всём – в маяке и зажжённой лучине –

путеводной звезды ослепительный яркий квазар, 

чудотворный огонь в неопознанном ангельском чине. 

Разрушающий, но избавляющий нас от всего

инородного, чуждого, ложного и наносного. 

Не страшусь перемен. Оказавшись во власти его, 

постигаю азы преходящего счастья земного. 

Много нужно ли алчущей мне? Был бы хлеб и вода... 

Только света хочу, только света... Мой компас и карта – 

маячок-светлячок – путеводная эта звезда. 

Мотыльковое счастье, пусть маленького, но Икара.

_____________________

© Анна Лучезарова