Виталий Шнайдер (1954-2023)

* * *

 Я прожигаю время,

Лежу на диване – жгу,

В землю не сею семя,

С телеэкрана не лгу.

Тихий, домашний, кроткий,

Я кристаллически чист,

Как смирновская водка,

Как неисписанный лист.

Люди строят дороги,

Любят, сжигают мосты,

Пьют, возводят остроги,

Бьются в сетях суеты…

Жизнь кипит за стеною

Тесной моей конуры,

Я ничего не строю –

Лежу и глаза закрыл.

Вспоминая будущее

«Это не эмиграция, это – эвакуация».

(Эльдар Рязанов, «Предсказание»)

Мы будем жить в чужой стране у моря.

Из нашего открытого окна

Увидим мы, как пенится волна,

Сколь бег ее изящен и проворен.

На родине хлебнув с избытком горя, —

За морем та далекая страна,

Была нам мачехой, не матерью она, —

В той стороне горят кострами зори.

Соседский домик в три слепых оконца

Напомнит нам с тобой «приют чухонца».

Ты взглянешь на него, вздохнешь украдкой

И, отвернувшись к морю, загрустишь.

Я — поглощен трудом, склонясь над грядкой,

Надвину кепи, зубы стиснув лишь.

Таллинн, 15.08.98 г.

* * *

Не проси лучшей доли у Бога.

Даровать Он не сможет, увы,

Замка с челядью вместо острога,

Слитков золота вместо сумы.

Князь, пронзенный стрелой татарвы,

И старуха, сожженная в Клоога*,

Избежать приговора судьбы

Не смогли — их печальна дорога.

Кости брошены — «чет» или «нечет»,

И, коль выпал ужасный конец,

Не кричи, не ропщи, человече, —

Принимай в грудь смертельный свинец,

Возлагай крест страданий на плечи,

А на темя — терновый венец.

Tallinn, 05.02.99 г.

* Клоога — концентрационный лагерь неподалеку от Таллинна во время Второй мировой войны.

* * *

Моя душа устала от невзгод.

Им нет числа, они из года в год

Преследуют меня, и нет просвета.

Осталось пулю в лоб себе пустить,

Прервать невыносимой жизни нить,

Уйти в тот край, где воды катит Лета.

Или бежать, уехать за моря,

Туда, где над хребтами гор горят

Бесчисленные звездные лампады.

Где город, возлежащий на холмах,

Белеет, отряхнув столетий прах,

И время спит под сенью колоннады.

Решенья нет, и буду я опять

Бессонницами ночи измерять

И в тишине своим давиться криком.

От маеты моей схожу с ума,

И щерятся соседние дома —

Я пленник в окруженье их безликом.

* * *

Мир за окном – цветное полотно.

На нем дома, деревья, люди, птицы.

Поток автомобилей с ревом мчится.

По снегу такса семенит смешно.

В полтретьего уже полутемно.

Я закрываю книжную страницу

Про журавля, что в небе, и синицу

В чужих руках иль в клетке? Все равно.

Как Соловей-разбойник чайник свищет.

Иду на кухню, ведь духовной пищей

Желудок не наполнить, сколь ни ешь.

И подступает скучный зимний вечер,

И нечем залатать в бюджете брешь,

И плачет горько, как ребенок, ветер.

По утрам просыпаясь рано,

Устремляю взгляд в небеса,

По утрам видеть мир мне странно,

Будто я его создал сам.

Будто взял чистый лист бумаги,

Странный город нарисовал,

Стер резинкой ночные страхи

И рисунок заштриховал.

Получились дома и птицы,

Перечеркнутые дождем, —

Антимир-фантом – на странице

Перевернуто все вверх дном.

В черном небе дома летают,

Рядом с ними дворник с метлой,

В окружении птичьей стаи

Совершает полет он свой.

Перевернутый мир изорван,

Не похож и похож на наш,

В нем отсутствие горизонта,

Это некий антипейзаж.

А на заднем плане в сюжете

То, чего так боюсь и жду, —

Мой уход в рассеянном свете

За таинственную черту.

Через дверцу на заднем плане,

Заштрихованную дождем,

Ухожу и таю в тумане,

Растворяюсь бесследно в нем.

Tallinn, 13.02.2001

Ганноверский этюд

Его дворов тягучая неспешность,

Духмяный, пряный парковый настой,

И беззатейливость, и безутешность

Неясных сновидений в час ночной.

Разноязыкость крошечных базаров,

На пёстром Крёпке* шумный Вавилон,

И в час закатный тысячи пожаров

В оконных рамах, и вечерний звон

Церквей окрестных. Торжество фонтанов

Над мрамором фигур псевдоантик,

И ежики зеленые каштанов

Над черепичностью его кварталов,

И грядки поливающий старик.

Таков Ганновер. Смесь Европы с миром

Всем остальным. Ряд островерхих крыш.

Познали в прошлом Лондон и Париж

Величие рожденных здесь кумиров.**

Но все проходит. Догорает день,

Похожий, как две капли, на другие.

На штёкенские*** улочки кривые

Неспешно наплывает ночи тень.

* Крёпке – ганноверский City.

** Имеется в виду баварско-саксонская династия живущих и поныне в Ганновере герцогов Вельфов, предки которых в XVIII–XIX веках самодержавно правили Англией и были организаторами и идейными вдохновителями небезызвестного Священного союза.

*** Штёкен – один из городских районов.

* * *

Чего я стою здесь,

в чужой стране,

не зная языка ее и нравов,

здесь издревле царящих?

Свет в окне

соседнем гаснет. Горькая отрава

сомнений разъедает душу мне.

Зачем сюда приехал я?

В каком

родстве я с этим местом незнакомым,

каким здесь прокормлюсь я ремеслом?

Казался свет в окне таким

весомым,

но он погас, и сразу умер дом.

И та звезда,

что мне с небес сияла,

померкла вдруг – я в темноте стою,

окутан ею, словно одеялом,

но чувствую, я где-то на краю,

над пропастью…

И серп луны – как жало.

Ганновер, ноябрь 2001 – январь 2002 гг.

Я и Вы

Меня вы упрекаете за то,

что не подвержен я, как вы, гордыне,

но я из плена вырвался, отныне

мне тесно местечковости пальто.

Моей душе противно решето

идей национальных, словно в тине

запутались вы в них, сей паутине

предпочитаю волю и простор.

Гармонии надмирной слабый отзвук

мне слышится, и на бумаге оттиск

тех неземных мелодий остается.

Вы слышите лишь собственные речи,

ворованным торгуя первородством;

я вышел в ночь, беду взвалив на плечи.

Hannover, 19 – 25.05.2002 г.

* * *

«…земля везде тверда,

рекомендую США».

Иосиф Бродский

Он понял вдруг, что чувство русской речи

почти утратил. И на сердце мгла.

И повторяло эхо: «Онемечен…»

И речь чужая нёбо обожгла.

И небо опрокинулось, сдавило.

Жизнь теплилась лишь где-то на краю

сознанья. И неведомая сила

толкала в ледяную полынью…

Земля тверда везде, но речь – иная,

вот перемены местности итог.

И от хребтов Урала до Синая

звучат наречья разные, сменяя

чуть глуховатый на гортанный слог.

* * *

Оставьте, с меня довольно! —

Покоя и вольных снов

так хочется, — душно, больно

от брызжущих злобой слов.

Бежать в глухие пещеры,

за тысячу тысяч миль,

иль в град, где надежды, веры

оплот, – золотистый шпиль.

Но снова как волка гонят

на красный флажковый ряд,

и егерь в потных ладонях,

целясь, сжимает приклад.

Уж гомон погони слышен,

все громче волынок вой.

В зеленой болотной жиже,

что к адской области ближе,

свой вечный найду покой.

 Подборка стихов с одноименным названием опубликована в журнале «Слово / Word» /Нью-Йорк, США, № 98, 2018 г./.

http://www.promegalit.ru/public/20844_vitalij_shnajder__v_kakom_rodstve_ja_s_etim_mestom_neznakomym.html

http://inter-focus.de/?p=5441