В тумане исчезают берега

Александра Сушкина 

Святая прелесть русских городков

 

Святая прелесть русских городков
С церквушками и низкими домами,
С песчаною обочиной дорог,
Заросшею травою и цветами.

Здесь тихо дремлет наша старина,
Здесь Родины знакомые приметы.
И умиляет сердца простота
Архитектуры местного расцвета:

На крышах обереги-петухи,
Резные ставни в окнах мезонина:
За ними проживали чудаки,
Пусть небогато, в общем, но красиво.

На первый белокаменный этаж
Вставал второй просторный, деревянный,
С верандою и видом на пейзаж,
Художником небесным осиянный,

С рекою, пробегающей вдали,
И с рощею берёзовой у тына...
Как много в прошлом трепетной любви,
 Завещанной отцом родному сыну...

  

Моя Русь

 

"Пока в тумане странных дней
 ещё грядущего не видно,
 пока здесь говорят о ней
 красноречиво и обидно,-

 сторонкой молча проберусь
 и, уповая неизменно,
 мою неведомою Русь
 пойду отыскивать смиренно..."


 Вл. Набоков..



 Я различаю вдалеке
Тебя, идущую сквозь годы,
С корзинкой лыковой в руке,
Где все плоды родной природы.

В платке славянском, расписном,
В удобном для работы платье,
Всегда приветливой, простой,
С приметой скромного достатка.

Но не откормленной франтихой,
Не наглой дивой городской,
А доброй, ласковой и тихой.
И с христианскою душой.

Пускай считают недотрогой,
Ведь, в этом суть твоих путей:
Не в подражании убогом,
 А в русской самости своей.

  

Святая прелесть русских городков

 

Святая прелесть русских городков
С церквушками и низкими домами,
С песчаною обочиной дорог,
Заросшею травою и цветами.

Здесь тихо дремлет наша старина,
Здесь Родины чудесные приметы.
И умиляет сердце простота
Архитектуры местного расцвета:

Резные обереги-петухи
На ставня голубого мезонина,
А с крыш глядят гривастые коньки
И шею выгибают горделиво.

Где первый белокаменный этаж
Несёт второй - просторный, деревянный,
С верандою и видом на пейзаж,
Художником небесным осиянный,

С рекою, пробегающей вдали,
И с рощею берёзовой у тына...
Как много в прошлом трепетной любви,
 Завещанной отцом родному сыну...

  

Зелёный дым окутал лес

 

Зелёный дым окутал лес.
День пахнет клейкою листвою.
Шатёр небес над головою
Лазурный источает блеск.

Как беломраморный дворец,
Стоит берёзовая роща,
Там заливается певец
На ветке, высоко и мощно.

Выводит трели в тишине,
Малыш тщедушный и невзрачный.
Самозабвенно, как во сне,
Ликует, радуется, плачет.

Он позабыл про Божий мир,
Он лишь поёт и песней дышит.
И как загадочный кумир,
Уж никого вокруг не слышит...

Вот так бы, жить, и так звенеть,
И лучшей доли не желая,
На ветку вешнюю взлететь,
 И петь, дрожа и замирая.

  

Мечтай, поэт!

 

Теченье жизни так однообразно,
И дни, порой, так тягостно пусты!
Любые изменения прекрасны,
Любые изменения грустны.

Вот и живёшь с надеждою на чудо.
Быть может это глупо - но, увы!
Особенно, когда тебя забудут,
За сотни километров от Москвы.

О, пылкие обманчивые грёзы!
Вы снова обольщаете меня.
Жизнь состоит из нудной, скучной прозы,
Там нет давно порыва и огня.

И ты среди людей - печальный странник,
Случайный гость, последний на пиру...
Или судьбы таинственный избранник,
Затеявший весёлую игру?

Мечтай, поэт! И будь, мечтой обманут.
Сгорая сам, свети вокруг, свети!
Пока слова в строке не перестанут,
 Стремительно взрываться и цвести.

  

Памяти А. Блока

 

Рыцарь верный, рыцарь нежный
Петербургских талых вод,
Пал ты жертвой неизбежной
Упоительных свобод.

Ты грустил о жизни давней,
Сине-Розовых садах,
Древних рощах Сеттиньяно,
И лазурных берегах.

Дни мучительных сомнений
Душу выпили твою.
Идеальных представлений
Отравляя глубину.

И в бреду противоречий,
Меж земных и звёздных сфер,
Ты сгорел церковной свечкой
У подножия химер.

Рыцарь Воды - Доверие.(карты Таро)

 


 "Трагическим тенором эпохи" назвала Анна Ахматова одного из самых известных поэтов Серебряного века - Александра Блока. Ему было суждено пережить немало: революции, смену политического строя, голод в Петрограде… Поэт стойко переносил бытовые трудности, казалось, был здоров и полон сил, но в апреле 1921 года вдруг почувствовал недомогание, а 7 августа - скончался. Врачам так и не удалось установить точный диагноз, и смерть Блока стала еще одной пугающей загадкой в русской истории…

  

Памяти Н. Гумилёва

 

Как манят далёкие страны,
И вдруг загорается кровь,
Когда африканских тамтамов,
Услышу тревожную дробь.

И, дочь Гумилёва по духу,
Поспешно седлаю коня,
По морю скачу, как по суху,
В объятья вчерашнего дня.

Отрадно идти за звездою
Сквозь джунгли, тернистым путём,
Где солнце мерцает ночное,
Лаская закатным лучом.

Отчаянным быть флибустьером,
На грозном лететь корабле,
Бродягою закоренелым,
Иль, карликом в птичьем гнезде.

С улыбкой встречая опасность,
В забаву её превратить.
Скрывая минутную слабость,
Под дулом ружья, закурить.

 Родился: 15 апреля 1886 г., Кронштадт

 Умер: 26 августа 1921 г., Санкт-Петербург

  

Тихая моя родина

 

Где этот славный посёлок,
Домики в два этажа?
В зарослях сосен и ёлок,
Где его бродит душа?

Сумрачный и обветшалый,
Как заколдованный сад,
Дикими полон цветами,
Сном беспробудным объят.

Райские кущи и долы,
Мир без печали и бед,
Где ты? - Ржавеет у школы
Брошенный велосипед.

Выбитых окон глазницы
Напоминают войну.
Кто же, отыщет Жар-птицу?
Кто расколдует страну?

Из физкультурного зала
Мячиком катится ёж.
Всё что любили - пропало,
И ничего не вернёшь!

Сонмы чудесных видений
Тихо плывут в вышине,
Неповторимых мгновений,
 В неповторимой стране!

   

К  Лермонотову

 

Избранник первых нежных чувств,
Которые нам дарит юность,
Когда в душе восторг и струнность,
Когда мы знаем наизусть
Все пожеланья и советы
Своих седых учителей,
На все вопросы - все ответы,
И не считаем быстрых дней.
Когда неведомая сила
В нас пробуждает дар - творить,
Когда мы расправляем крылья,
И робко пробуем парить...
 
Печальный юноша-поэт,
С большими тёмными глазами,
В ту пору, мы о Вас мечтали,
Хранили только Ваш портрет.
И Ваше имя, чуть дыша,
Мы нараспев произносили.
О, Лермонтов! Мы Вас любили!
И Ваша гордая душа,
И Ваши муки нас пленяли.
Мы Ваши дивные стихи
Как заклинанье, повторяли...
 Конечно те, что о любви!

  

К  Лермонотову

 

За что люблю тебя, поэт? -
За то, что в тайну не проникну,
За грусть души, нездешний свет,
И за чудесную молитву.

Ты с ранних лет меня пленил
Строкою лёгкой, безыскусной,
Где неподдельный юный пыл,
Где дышит искреннее чувство.

Всегда возвышенный, свободный,
И близкий сердцу твой напев.
Но весь окутан местью злобной,
Твой нежный и короткий век.

Твои загадочные чары
Нас  манят проблеском зари,
Любовью Демона к Тамаре,
 Мятежным парусом вдали.

  

Когда бригантина выходит из порта

 

Когда бригантина выходит из порта,
Все женщины плачут и машут ей вслед.
И плещутся белою пеной у борта
Прощальные слёзы любовных побед.

И сам капитан в золотой треуголке,
На мостике нынче понурый стоит,
И слушает, что говорит без умолку,
Его попугай, проницательный Флинт.

Судьба у пирата - орёл или решка,
Сегодня - пиастры, а завтра - убьют.
Засудят, повесят и близ побережья,
Под ветром его закачается труп.

Недаром зелёные пальмы Тортуги
Тоскливо сигналят на юго-восток,
Что вышли навстречу коварной Фортуне
 Джентльмены удачи в последний поход.

  

В тумане исчезают берега

 

В тумане исчезают берега
Пленительной, несбывшейся мечты.
И Фрези Грант прозрачна и легка,
Навстречу нам спешит из темноты.

Морская пена словно кружева,
Опорой служит маленькой ноге,
В глазах Бегущей неба синева,
И жизнь на непонятном языке.

Как дикая, бездомная луна,
За ней сквозит серебряная тень,
И запускает щупальцы до дна,
В обломки затонувших кораблей.

Возьми меня с собою, Фрези Грант,
Гулять по заколдованным мирам,
По бурным океанам и морям,
Спасая тех, кто верит чудесам.

 Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся?
 Александр Грин «Бегущая по волнам»

  

"Пока в тумане странных дней
 ещё грядущего не видно,
 пока здесь говорят о ней
 красноречиво и обидно,-

 сторонкой молча проберусь
 и,уповая неизменно,
 мою неведомою Русь
 пойду отыскивать смиренно..."
 Вл. Набоков..

  

Я различаю вдалеке


 Я различаю вдалеке
Тебя, идущую сквозь годы,
С корзинкой лыковой в руке,
Где все плоды родной природы.

В платке славянском, расписном,
В удобном для работы платье,
Всегда приветливой, простой,
С приметой скромного достатка.

Но не откормленной франтихой,
Не наглой дивой городской,
А доброй, ласковой и тихой.
И с христианскою душой.

Пускай считают недотрогой,
Ведь, в этом суть твоих путей:
Не в подражании убогом,
 А в русской самости своей.

  

"Мария Целеста?"

 

Куда ты спешишь, бригантина "Мария Целеста?"
Где твой экипаж и просоленный твой капитан?
Судьба роковая людей до сих пор неизвестна,
Их тайну хранит Атлантический океан.

Как только увижу вдали силуэт белокрылый,
Я всё вспоминаю, и кругом идёт голова,
Ведь, так же, с тобой мы когда-то беспечно отплыли,
И шли, огибая Азорские острова.

О, дивное счастье, под всеми лететь парусами!
И носом легко рассекая тугую волну,
Увидеть далёкие страны своими глазами
И звёздного неба бездонную глубину.

А если погибнем, и станет нам море могилой,
Никто не узнает, что в склепе лежим голубом,
Пусть думают все, что какой-то мистической силой,
 Похищены мы и находимся в мире ином.


 5 ноября 1872 года началось очередное плавание «Марии Целесты» под командованием 37-летнего капитана Бенджамина Бриггса. Судно с грузом спирта-ректификата, принадлежавшего компании «Meissner Ackermann & Coin», вышло из Статен-Айленд, Нью-Йорк в порт Генуя, Италия. На судне, кроме капитана и команды в 7 человек, находилась жена капитана Сара Элизабет Кобб-Бриггс и его двухлетняя дочь София Матильда.
 «Мария Целеста» была обнаружена посреди океана спустя четыре недели, 4 декабря (по некоторым отчётам, 5 декабря, из-за отсутствия стандарта часовых поясов в XIX веке) бригом «Деи Грация» под командованием капитана Дэвида Рида Морхауза, лично знавшего Бенджамина Бриггса; за день до отплытия «Марии Целесты» капитаны и их жёны ужинали вместе. Судно было покинуто командой: ни одного человека, ни живого, ни мёртвого, на борту не было. Никого так и не нашли.
  Интересно и то, что в камбузе был накрыт обед, включая только что приготовленный чай. Создавалось впечатление, что команда корабля не собиралась покидать судно на длительное время. Ко всему прочему, не было принято никаких мер предосторожности — это было видно по штурвалу. Он не был снят, как это всегда делается, когда команда покидает корабль. 

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.