Константин

ВАСИЛЬЧЕНКО

* * *

Я с пятьдесят седьмого этажа
По лестнице спускаюсь, дурью маюсь,
От глупостей грядущих зарекаюсь
И подвожу итоги не спеша.
Цыплят своих по осени считаю,
И сумма получается смешная...
Зачем спешить, коль всё предрешено
И лестница подошвами истёрта?
Орешек оказался слишком твёрдым
И слишком терпким – истины вино...

* * *

Нам слишком много дадено взаймы.
И, стало быть, не избежать возврата
Каменьев из потрёпанной сумы
В преддверье неизбежного заката.

Мы долго шли, лелея миражи,
Излишне часто ввязывались в драки,
Вонзали в спины копья и ножи,
На рубище примеривали фраки.

Представ перед придирчивым судьёй,
Ответ держать нам предстоит бесспорно
За выбор меж сумою и тюрьмой,
Меж буреломом и тропою торной.

Но час пробьёт – порвётся волосок,
И упадёт последняя песчинка.
На перекрестье хоженых дорог
Из-под земли проклюнется былинка.

И снова заволнуется листва,
И май взорвётся гроздьями сирени,
И возле дома свежая трава
Зальёт зелёнкой сбитые колени.

* * *

Это – реальность, себя убеждаю,
Только смириться никак не могу...
Я по карнизу шагаю, по краю –
Другу ль навстречу? А может, врагу?

Росы жемчужные – россыпи ртути.
Всплеск торжества – и падение в ночь.
Только вздохнёшь – кто-то гайки закрутит.
Долго ли, коротко ль в ступе толочь

Утлых надежд невзошедшие зёрна
В этом спектакле, похожем на сон?
Так и жуём горький пластик попкорна
В трюме. А Бог открывает кингстон.

ШАХМАТНАЯ ЭЛЕГИЯ

Сказав себе «На всё господня воля»,
Стою на кромке шахматного поля
Под взглядом пристальным каурого коня,
Что неотрывно смотрит на меня.

Я – странная, прозрачная фигура,
Во мне трепещет тонкая натура
И неумеренный к соблазнам аппетит…
Маэстро думает и с ходом не спешит.

Ссыхается шагреневая кожа,
Застыло тело – двигаться не может.
Я – пешка с биографией ферзя;
Остаться – страшно. И уйти – нельзя.

ПОЭТ, ТИШИНА И ЛУНА

Истрачены силы на поиски нужного слова,
Отторгнута рифма, метафоры стынут в углу.
А время торопит щелчками крючка спускового,
И тени видений непрошенных ринут к столу.

Исписаны кипы страниц – и про то, и про это.
Искусаны губы, и мучает чувство вины
Обильем прорех в опустевшей котомке поэта
За постные дни, что дровами в печи сожжены.

И сколько дано откровений, подаренных свыше,
Собрать по крупицам и грамотно расшифровать...
Поэт, тишина и луна. Занавески колышет
Бессонницы ветер. И хочется снова писать.

БЫЛОЕ И ДУМЫ

Были когда-то и мы молодыми,
Мчали галопом, вздымая ковыль...
Стали – матёрыми, стали – седыми.
Поздно в починку, да рано в утиль.

Солнце поярче, бывало, светило;
Через ступеньки, наверх – без труда!
Сколько попутчиков, добрых и милых,
С нами вовсю прожигали года…

Пили когда-то и не запивали,
Ели от пуза без пауз диет
С общего блюда – пельмени, хинкали;
Девочек после вели в кабинет.

Всё. Отзвучали. Простились. Простили.
Стёрли подковы о судьбы других.
И, наглотавшись половы и пыли,
Шпоры вонзаем в бока молодых...

Хочется... Колется. Рано поститься...
Время, как слово, вернуть не дано.
Пишем стихи и, нахохлившись птицей,
Разочарованно смотрим в окно...

Листья осенние жгут понемногу,
Ежесезонный творя ритуал.
Царственный Август, закутанный в тогу,
В стоптанных тапках на босую ногу,
Власть на изгнанье сменить возжелал.

* * *

Сквозь шоры штор в окно дохнуло холодом,
И лист пронёсся – грустный и сухой,
Порывом ветра сорванный за городом,
Охряно-жёлтый... Нет. Скорее – золотой.

Наместник осени – сентябрь – не торопится
Завесить небо серой пеленой.
Всё выжидает – силушка накопится,
Тогда он всем покажет норов свой.

Прольёт дожди обильные, как водится,
В преддверии последнего броска.
И будет пар от выдыхаемого воздуха
Подпитывать шальные облака.

Природные меняет декорации
Всегдашний умирания сезон.
И листья – квинтэссенция прострации –
Упрёками ложатся на балкон.

ГРУСТНЫЕ СТАНСЫ

Спускаюсь в обитель лесную,
Где звуки становятся тише,
Где ветер, ничуть не беснуясь,
Ажурные кроны колышет.
И здесь остаюсь и бескрыло
Корнями врастаю в суглинок,
Ем ягоды дикой малины
И пью первобытную силу –
Энергию дикого мёда,
Спасаясь от бреда и блуда,
Осколков разбитой посуды,
От города и огорода...

Здесь травы ложатся под ноги,
И листья с шуршаньем ежиным
Звериную стелят дорогу,
И воздух – до одури синий.
Надели панамки опёнки,
Берёзы в пижамки одеты...
Как жаль, что не хватит силёнки
Вернуть уходящее лето –
Как детские сны до рассвета,
Как маминых губ прикасанье,
И то молоко из пакета,
И первого чувства дыханье.

Не властны над временем тело
И разум в стараниях праздных.
Нам чёрное кажется белым,
Мы в склоках и дрязгах погрязли.
Но Хронос рисует седины,
Язык прикусив от усердья,
И кроет без всякой причины
Морщинами образины –
Без всякого милосердья...

* * *

Он поседел – мой старый добрый друг.
И я отнюдь не мелом припорошен.
Идёт зима. Шагреневою кожей
Сжимается друзей ушедших круг.

Слабеет зрение, уходит крепость рук –
Говеет старость. Сколько нам осталось?..
И слушает, от выводов теряясь,
Кукушкину морзянку сердца стук...

* * *

Вернись. Не уходи за горизонт:
На фоне солнца мне тебя не видно,
Из тучи, улыбаючись ехидно,
Пугает, ёжась искрами, озон.

Возьми, что хочешь, всё, чем я богат, –
Любовь и боль, излитые в тетради.
Я грежу о тебе, как о награде, –
Грешу и грежу. Только, Бога ради,
Не говори, что нет пути назад.

Услышь мой зов и эхом отзовись,
Позволь ещё порадоваться жизни,
Прощенье на виске моём оттисни
И птицею израненной вернись...

* * *

Отбросив прочь сомнения и годы,
У любопытства я иду на поводу
И, погружаясь в девственность природы,
С себя условности сдираю на ходу.

Наш мир – он виртуален до нахальства,
Во мне кружит вселенных хоровод.
Смиренно принимаю без бахвальства
Я эту смесь успехов и невзгод.

Добро и зло в единстве архаичном
В канве реальности прописаны навек,
Как цифры в исчислении двоичном,
Как «да» и «нет», как Бог и человек.

НОЧНОЙ ОХРАННИК

Кольцом всевластия охвачены ключи,
Пищит тоскливо насекомый странник.
Залогом дня оставленный в ночи,
На мрачном троне я – ночной охранник.

Дрожит уставшая планета подо мной,
Над головой – осколки мирозданья,
И этот мир, пока ещё живой,
Лежит в дурмане сонного сознанья.

Я сторожу всё то, чем дорожу,
Что, в сущности, поток простого света...
Пока я пару строк не напишу,
Всё на замке – до нового рассвета.

* * *

От слёз намокли крылья – не взлететь.
И ничего не хочется хотеть.
А ветер рвёт осеннюю листву,
Ромашка в вазе сохнет от тоски,
Роняя на бумагу лепестки.
Сгустилась тишина. И каждый звук
Беспомощно кружит под потолком,
Ошпаривая сердце кипятком.
Остры осколки боль несущих фраз,
И раны подзажившие саднят.
И без вины виновный виноват
В который раз. В который раз...

* * *

Сидит на кухне папа. Как живой.
В руках Стругацкие, дымится сигарета.
Минуют годы, но картина эта,
Как сполох памяти, останется со мной.

И в каждом сне я снова выбегал
Встречать отца, услышав стук калитки,
Хранил, не прозревая, образ зыбкий,
Как будто справедливости искал.

Я словно бы не выучил урок
И не успел к отходу от причала.
Мотаю старую кассету на начало,
Чтобы услышать: "Ну, привет, сынок".

Сидит на кухне папа, как живой.
Я – рядом с ним. С седою головой.

ПОЭТ

Заложник чистого листа белее снега
Надеждой окрылён, что снизойдёт строка.
И ёкнет робко сердце в предвкушенье бега
По торным тропам до финального звонка.

Слова нахлынут, потекут метафор реки,
И – странный человек, как Божью благодать
Их встретит, измотав бессонницею веки,
Чтоб до рассвета над тетрадью захворать.

Нелёгок этот путь из боли и гротеска –
На сгорбленных плечах нести добро и свет,
Шлифуя строки до серебряного блеска,
Чтоб состояться в скромной должности – поэт.

* * *

Любовь огляделась, сбирая лукошко,
И крошки смела со стола.
Вздохнула, замедлив шаги на порожке,
И, дверью не скрипнув, ушла.

Курились в осколках посудного боя,
В золу превращаясь, слова.
Бойцы засыпали, довольны собою,
Друг друга касаясь едва.

Снежинки плясали в аду заоконном,
Вовсю бесновалась метель...
Любовь покружила по улицам сонным
И к людям вернулась. В постель.

* * *

Она сказала: "Мест в вагоне нет!"
А я бы ей прочёл стихи на память,
Но мял в руке просроченный билет,
Чтоб ненароком словом не поранить.

Она кричала, чтоб не помышлял
Я даже в мыслях ехать на подножке.
И на её трёхбуквенный оскал
Я закипал, зверея понемножку.

А поезд возмущённо голосил
И тужился вот-вот с цепи сорваться...
Начальник поезда мне душу прищемил
И обозвал хлыщом и голодранцем.

Закрылись двери, тронулся вагон,
Отчалил от перрона поезд в Лету.
А я хлебал из лужи самогон
И доедал вчерашнюю котлету.

ЧТО-ТО БУДЕТ...

Что-то будет. Быть не может,
Чтобы не было подвижек;
Хоть строптив и неухожен,
Мир бессовестно подвижен,
И добра в нём не убудет.
Тучи – даром, что из ваты,
Переменами брюхаты,
На небес повисли блюде.

Непременно будет что-то:
Чемодан разинет крышку...
Ежедневная работа,
Непрочитанные книжки,
Неучтённые затраты,
Неожиданные встречи,
Утро, вечер, чёт и нечет,
Куршавель, Милан, Карпаты.

Будни будут. Ветры вздуют
Зазевавшиеся стаи,
Заклинанья расколдуют
Тех, которыми мы стали.
Молоком нальются реки,
Киселём и мёдом – бреги...

Улыбнётся Главный Егерь –
Ай да люди-человеки!

* * *

Где та кнопка, чтоб, нажав её,
Отменить неправедное действо,
Запечатать сургучом злодейство
В папке, что под грифом "Ё-моё"?
Вспять отправить бешеную свору,
Пригвоздить зарвавшегося вора,
И на дно – в глубокий водоём –
Отрядить адептов Сатаны,
Чтобы впредь не смели куролесить,
Чтоб по сёлам, городам и весям
Не страдали люди от войны.
Изничтожить мантии и троны,
Переплавить пушки и короны
И дожить до будущей весны...

А пока не сладится никак
Меж людьми согласие. Веками
Меряются мужики стволами,
Наполняя кровью смысл и смак
Нереализованных стремлений;
И очередной плешивый гений
На чужих спускает всех собак.
Вновь Мальбрук сбирается в поход.
Воют трубы, и рыдают жёны.
Деспот в колеснице запряжённой
В масляной ухмылке кривит рот...
Господи, прости мне мысли эти –
В чём, ответствуй, виноваты дети?
Лодка – по течению плывёт...

Лает свора. Караван идёт.

* * *

Не манит высь. Нелётная погода.
Я всё гожу, желая угодить.
Есть время до отхода парохода
Прощенье вымолить у тех, кого любить
Позволено всевышним изъявленьем
И грешный путь стихами замостить.
Наивно верю – не порвётся нить
От суеты сует во избавленье.

Хозяйничает страх в сердечной сумке,
Кусает, жжёт и гложет изнутри.
Жить, очевидно, проще недоумкам,
Как дар небес ноль пять деля на три.
В отсутствие спасательного круга
Залечь на дно, уйдя под бремя вод,
Глотать обиды, танцевать гавот –
Не лучшее течение досуга...

Зажаты крылья бытом коридорным,
Падение не превратить в полёт.
Грядущее буравит глазом чёрным
И светом насладиться не даёт.
Мне не уйти, пока не стихнут споры,
Пока надежда робко греет бок,
На мой клубок наматывая срок,
И вкусно детством пахнут помидоры.

________________________

© Константин Васильченко