Лариса
МИЛЛЕР
 

* * *

Я родом из той допотопной поры,
Где были кругом проходные дворы,
Где в каждом заборе зияла лазейка,
Где краской по праздникам пахла скамейка,
Где снег по весне превращался в ручьи,
Где шли втихомолку святить куличи
Соседки, упрятав куличик в тряпицу,
Где, что ни мгновенье, то счастья крупица.
И всё это в сталинском было аду
В каком-нибудь сорок девятом году
Во чреве зверином, тупом, людоедском,
В домашнем, уютном раю моём детском.


* * *

1.

Какие там благие вести!
Уж я не жду благих вестей.
Я жду хороших новостей
Вот в этом невезучем месте:
Чтоб не пытали никого,
Чтоб невиновных не сажали,
Хлеб, молоко не дорожали,
Чтоб не бросали одного
Того, кто немощен и стар,
Чтоб власть была не воровата,
И чтоб не знали мы возврата
К эпохе карцера и нар,
Баланды, зоны и «марусь»,
Которые так любит Русь.

2.

Какие там благие вести!
Уж я не жду благих вестей.
Я жду хороших новостей
Вот в этом разнесчастном месте.
Я жду, что кончится "вчера",
Настанет новая эпоха.
На смену той, где было плохо,
Придёт счастливая пора.
Помолодеют старики,
Которым светит долголетье,
И будут радостные дети
Играть у солнечной реки.
И воздух чист, как поцелуй,
Струиться будет и струиться.
Он осчастливить нас стремится
При помощи целебных струй.
И – вот уж чудо из чудес –
Все друг на друга смотрят нежно,
И в то, что счастье неизбежно,
Не верит только мракобес.
Короче, где я? Что за сон?
Я на какой попала шарик?
Вот вижу я – летит комарик,
Вот слышу грай родных ворон.
Неужто это та страна,
Что так народ свой не любила?
Что столько душ и тел сгубила?
Неужто это всё она?
Я дождалась счастливых дней
Иль это просто помраченье
И неизбежное теченье
Болезни тягостной моей?


* * *

Живём, горячимся. А как же иначе?
Какой интерес жить в унынье и плаче?
Здесь всё нас касается, всё нас волнует.
Волнует, что дома прохладно и дует.
Волнует, что время бежит без оглядки,
Свои демонстрируя голые пятки.
А мы так не можем, начнётся одышка,
И нам непременно нужна передышка.
Волнует прилипчивый очень мотивчик.
Вообще, человек – он, как правило, живчик.
Как правило, он – существо непростое.
Ведь есть у него ещё чувство шестое,
Чтоб он, оставаясь ранимым, телесным,
Вовек не терял своей связи с небесным.


* * *

Коль среда, будем праздновать среду,
Над ночными часами победу,
И рождение нового дня.
Можно праздник начать у меня,
А попозже нагрянуть к соседу.
Вот ворона, на провод сырой
Взгромоздившись, сидит, как герой
Дня, сюжета. И вымокший провод,
И ворона на нём, чем не повод,
Если праздничный нужен настрой?
А тем более, коль окоём
Сам готов поучаствовать в нём.


* * *

И мнится, мне дали когда-то задание
Жить так, чтобы не обмануть ожидание
Ни близких, ни дальних, вообще никого.
Должна я все чаянья до одного
Исполнить, чтоб не огорчить мироздание.
Я знаю прекрасно, какой это грех
Вдруг взять и расстроить и этих, и тех,
И всех, кто живёт и на что-то надеется.
Коль я не позволю надеждам развеяться,
То это и будет мой главный успех.


* * *

Ну как мне жить на свете хворой?
Ведь я хочу быть всем опорой,
Хочу я близким помогать,
Но вот должна недомогать.
И я не быт земной латаю -
Пилюлю горькую глотаю
И, если средства нахожу,
То на пилюли извожу.
Но почему, сама не знаю,
Я иногда от счастья таю.
Едва коснусь тебя плечом,
И всё мне, вроде, нипочём.
А если за руки возьмёмся,
То тут уж точно мы прорвёмся.
Куда - не знаю, но туда,
Куда не вхожи боль, беда.


* * *

Оттолкнут, потом обнимут,
Всё дадут, потом отнимут,
Всё на свете посулят
И тотчас же насолят,
Да такой солёной солью,
Что вся жизнь вдруг станет болью,
И тебе не хватит сил
Выносить, что выносил.
Но как станешь слать проклятья,
Вновь возьмут тебя в объятья.
И, забыв всю боль и зло,
Ты решишь, что повезло,
Сложишь стих, где жизнь голубкой
Назовёшь. Ранимой, хрупкой.


* * *

Зачем-то поручили небеса
Мне опекать шальные словеса,
Искать для них хорошее местечко,
Чтоб рядом лес, неподалёку речка,
Чтоб до поляны – пять минут ходьбы.
Что делать? Не уйти мне от судьбы.
Сны о тебе, тоска моя по маме,
И хворь, и боль – словами всё, словами.
Без слова не могу прожить ни дня.
А слово проживёт ли без меня?


* * *

– Пускай рождают чьи-то речи
«Сердцебиение при звуке»,
Пусть будет радостно при встрече,
Пусть будет горько при разлуке,
Хочу, чтоб в зеркальце ловилась
Полузабытая улыбка,
И чтобы зеркальце не билось,
Хоть всё на свете очень зыбко.
– Ну что за странные замашки?
Уж не весна ли так балует?
Ты, может, хочешь на ромашке
Гадать: мол, плюнет, поцелует?
– Ну да, хочу, хоть и нелепо,
Почти утратив оперенье,
Любить весну и юность слепо
И даже жаждать повторенья.


* * *

Из обжúтого "тут" в неуютное "там"
За живущими прежде я шла по пятам.
И сегодня шагаю я тем же маршрутом,
Но не с лёгкой душой, а в отчаянье лютом,
Так как знаю, куда приведёт этот путь.
И хотя я с него не способна свернуть,
Всё же чудится мне: мир так дивно устроен,
Что вот-вот я услышу: "Маршрут перестроен".


* * *

А рассвет, наступив, всё решил за меня,
Пожелал мне с порога счастливого дня,
Заглушил мои жалобы и причитанья
Звоном вешнего таянья и щебетанья.
Вот опять удалось ему рот мне зажать.
И пока я пыталась ему возражать,
Темнота становилась бледнее, бледнее,
И подумала я, что рассвету виднее.


* * *

А если ищешь понимания,
То небеса – твоя компания,
И талый снег, и певчий дрозд,
И деревянный шаткий мост
Через овраг – он весь внимание.
И, если требует душа,
То кончиком карандаша
Ты подцепи сырую веточку
И помести в тетрадку в клеточку,
Своё камлание верша.


* * *

Всю жизнь с собой наедине
Я провела. Ну что за мука!
Мне так нужна с собой разлука,
Но, как ни кинь, всё "я" да "мне".
И если даже кто придёт,
И поцелует, и обнимет, –
Меня со мною не разнимет
И tet-a-tet наш не прервёт.


* * *

Прости меня, утро. Я нынче не в форме.
Боюсь, у меня дофамина не в норме.
Прости, что грущу, дорогая весна.
Но ты же ведь тоже бываешь грустна.
Прости меня, жизнь, не суди меня строго.
Ведь этот упадок – он тоже от Бога.
Коль скроены мы по подобью Его,
То Он не скрывает от нас ничего,
Он с нами готов и тоской поделиться,
Тем паче, что еле заметна граница
Меж счастьем и болью на ранней заре.
Тем более, если весна на дворе.


* * *

А я со словами дружу,
Я ими не повелеваю.
Коль пить захотят, наливаю.
Коль спать захотят, не бужу.
На них никогда не кричу,
Прошу их меня не стесняться:
Хотят надо мной посмеяться,
И я заодно хохочу.
Хочу, чтоб сердечную связь
Со словом я век не теряла,
Чтоб слово в стишок мой ныряло
И плыло, от счастья светясь.


* * *

Ну что ж, идёт процесс познания.
Не знаю, чьё это задание.
Возможно, даже и Творца.
Возможно, Он не до конца
Продумал нас и мироздание.
Я нынче лично познаю’,
Как выживают на краю,
Как поживают ручки с ножками,
И как мне справиться с бобошками
На кромке той, где я стою.
Как на духу всё расскажу.
Ведь я серьёзно подхожу
К тому, что свыше мне поручено.
И верю: будет всё изучено,
Коль я толково изложу.
Возможно, всё к тому идёт,
Что, всё учтя, Творец найдёт,
Что сотворил нас слишком зыбкими
И тленными. И над ошибками
Всерьёз работу проведёт.


* * *

Я долго жила и во что-то влюблялась,
И значит, за что-то всё время цеплялась,
За что-то цеплялась, искала пути,
Как тем, кто любим, не позволить уйти.
И я поняла, что земное устройство
Имеет одно неизменное свойство:
Нестойкость, изменчивость всюду, во всём,
И мы этот крест постоянно несём,
И тяжкая ноша, несомая нами,
Способна порой обернуться крылами.


* * *

Пейзаж хотела написать,
Но день вдруг вздумал угасать.
И всё так круто изменилось,
Ушло, прошло, не извинилось.
Я принялась за небосвод,
А он вдруг тоже стал не тот -
Вдруг краска прежняя исчезла,
И небывалая полезла.
Не понимаю, как тут жить,
Коль невозможно завершить
Ни холст, ни музыку, ни строчку.
Едва решу поставить точку, –
Нет строчки, завершённой мной,
А есть зачин строки иной.


* * *

Гляжу – разбирают мой дом по кирпичику,
И слёзы текут по не юному личику,
Просели ступени, не стало крыльца,
Не стало из пятой квартиры жильца,
Фонарь на ветру сиротливо качается...
И хоть сюда просится рифма "кончается",
Я с торной дорожки пытаюсь сойти
И рифму другую пытаюсь найти,
И шарю, и шарю вслепую и втёмную,
Ища рифму светлую, духоподъёмную.

_________________
© Лариса Миллер