Моя хрупчайшая твердыня...

 

Эмилия

ПЕСОЧИНА

 

 

НЕ ПОГАСИ

 

Прикосновений тишины,  почти неслышных, не пугайся...
И от короны седины, коль тяжела, не отрекайся 
Ведь в этом нет её вины.

 

И жизни вечер золотой не погаси, пускай пылает!
Быть может, посвящен он той, в ком кровь взрывалась молодая 
А нынче порох стал сырой.

 

И день, тянувшийся века, теперь спрессован в мига долю.
А доля рвётся в облака  ты отпусти её на волю,
Пока тверда твоя рука.

 

И ничего отважней нет, важней, доверчивей и чище,
Чем в непроглядной вышине вечернего четверостишья
Возжечь спокойный тихий свет.

 

На белый лист, на красный лист взгляни смиренно и  бесстрашно. 
Да будет свет души пролит в  просыпанное с неба брашно 
И претворится в хлеб земли...

 

 

ПОИСКИ РАЯ

 

Ищущая рая птичья стая
Улетает, медленно врастая
Ломкой веткой в  вышину пустую. 
Солнце свою дудку золотую 
Вынимает медленно из ночи,
Раздувает щёки что есть мочи
И лучи высвистывает в воздух.

 

Слышен режущий по сердцу возглас...
Журавли чернёный клин, перо ли
Острое? впервые распороли
Небо пополам и крик макают
В жидкий сумрак утренний по краю
Окоёма, в глубь непроливайки
Горизонта... Облака, как ватки,
Промокают заревую рану,
Наливаясь тяжестью багряной...

 

Из пореза льются в мир печали...
Слыхано ль, чтоб перья так кричали?!
Может, их в полёте потеряли
Ангелы из горних канцелярий...
Рвётся выше линия косая,
Тишину на лоскуты кромсая.

 

Вот уже исчезла половина 
Клина в глубине ультрамарина. 
Журавли сквозь синевы  преграду
Пропадают за пределы взгляда
Резкой непрочитанной строкою...
Небо наслаждается покоем
Миг всего  и с озера взлетает
Острою, стремительной стрелою
Ослепительная, золотая
Ищущая рая птичья стая...

 

 

СБЕЖАВШИЕ

 

Рыжий пацан... Золотистый ретривер...
Вписаны первые жёлтые листики
В пышные ясно-зелёные гривы...
Осень пока что стоит за кулисами.
В парке последнее действие летнее.
Пес и мальчишка  смешные дракончики
С лапами врозь, чудаки малолетние,
Рады, что солнце пока не закончилось.

 

Рядом бегут, выпускают закрылки, 
Взлёт разрешён, направление чёткое...
Пёс пролетел со счастливой ухмылкой, 
Следом  парнишка с осеннею чёлкою...
В кронах вороны орут недовольные:
Карр-карраул! По-карр-рать ! Не-карр-ректно!
Арр-рестовать!
Только неподконвойные
Чешут, хоть каркай, а хоть кукарекай!

 

Рыжий пацан, золотистый ретривер 
Рты до ушей, каждый ловок и прыток 
Мчатся по тропке, сияют в порыве
Всем показать, как они хороши-то...
Осень в листве проявляет терпение...
Что  с них возьмёшь! Пацанва неразумная...
Но всё янтарнее лип оперение...
Скоро грядут перелётные зуммеры...

 

Август на сцене читает от автора...
Стихли артисты  они же и зрители...
Шум вышних крыл, еле слышный, затактовый,
И паутины рисунок реликтовый...

 

Солнечной парочкой трюхают рыжие...
Ластится ветер щекотно и шёлково...
Понизу шоркают листики жёлтые..
Август затишные золотостишия
Пишет небесного пёрышка кончиком
И свой последний сюжет отпускает.

 

Счастливо жёлтые листья летают,
Словно сбежавшие в небо дракончики...

 

 

ПОТОК СОЗНАНИЯ

 

стенка на стенку
низ и верхи
рьяные в стельку
слепы глухи
немо несомы
в бурые рвы

 

красные космы
брани братвы
гневные гномы
глобуса лоб
ловкие ломы
выхлопы злоб

 

воронов ворох
палы полей
вольные воры
жала ножей
жалкая жатва
жидкая жуть
жирная жадность
патовый путь

 

патока пира
чванной чумы
радости тира 
трюмы тюрьмы 
цепкие топи
дыбы дымы
гала-галопы
звери зимы

 

в огненном гоне
ангел мелькнул
бледные кони
жизнь на кону

 

 

БЛАГОВЕЩЕНИЕ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

 

Совсем небольшая, ещё подросток...
Но вера разве зависит от роста?
Вон сколько Горнего Света пролито
На дольний мир... Струится молитва
Прозрачным ручьём, слезою чистой...
Сегодня ей так хорошо молчится...
Дева себя лишь такою помнит 
Под сводами тишины церковной...

 

Время считает чётки вёсен.
Деве в мужья назначен Иосиф,
Почтенный старец, и сей весною
Мария станет его женою.

 

Но вдруг является Ангел огромный 
И молвит испуганной Деве негромко
Слова, что страшно звучат и странно...
И, Светом Всевышним осиянна,
Мария ответствует внешне спокойно,
Что Божьей Воле она покорна.
Архангел с поклоном улетает.

 

Отныне Сила растёт Святая
В Пречистой Марии.
От Божия Сына
К небу тянется пуповина.
А доля Девы  из чистого бока
Миру родить живого Бога...

 

А доля  растить Христа, и трепет
Таить в себе, различая на небе 
Крест как предвестник любви и боли.
Но всё вершится по Божьей Воле...

 

А доля  с Креста снимать Сыночка...
О, где же вы, ангелы-ангелочки...

 

Вот тело завёрнуто в плащаницу,
И падает наземь Мария ниц и
Молит позволить уйти ей следом.
Рыдает Матерь и смотрит слепо,
Как Бога уносят, кладут в пещеру.
Но знак ей дан: надейся и веруй!

 

А доля  воскресшего Сына встретить
И зреть, как Его возносит ветер
На облаке... Смертию смерть поправшего...
Что дальше?  Она не решилась спрашивать...

 

 

ЖИВАЯ ВОДА

 

Уходит живая вода,
А с нею бытьё молодое...
И кажется: вся, навсегда
Заполнишься мёртвой водою...
Но где-то внутри, в глубине
Пульсирует так родничково, 
Младенчески, нерва больней,
Из сердца добытое слово.

 

То красным сигналом сверкнёт,
То солнечно-яркою точкой,
И, как тебя гнётом ни гнёт,
Но всё ж пробивается строчка
Сквозь толщу болотистой мглы, 
Залившей лакуны рассудка.

 

В ней слов окончанья голы,
Как новорождённый малютка,
И в жидкой субстанции фраз
Искрятся, как провод под током.
Коль выживешь ты в этот раз, 
То Словом спасёшься  и только!

 

Внедришься в потерянный мир,
Как в тёмный неведомый космос,
В пустыню с растяжками мин,
В штрек угольной шахты бесхозной...
И ждёшь: что-нибудь да убьёт!
Ан нет: нынче рок милосерден!
И слово дождями идёт
В раздольном апрельском веселье!

 

Живое не стало мертвей!
Сквозь трещины спёкшейся корки
Доверчиво тычется свет,
Стремясь дотянуться до зорьки,
До правды зелёной весны,
Оранжевой радостной дури,
Щекотных касаний лесных...

 

А облако в синей тинктуре
Уже растворилось почти,
И нету целебнее средства, 
Чем медленно в небе идти
До хатки лучистого детства
И видеть: в глубинке души
Ликует струя ключевая...

 

Возьми и сто раз напиши:
Живая... Живая... Живая...

 

 

БЕЗМОЛВНОЕ

 

Во мне такая тишина,
Что никакой январь не громок 
Со льдистой поступью потёмок
И криком ветра у окна.

 

Ни парка ураганный крах, 
Ни скрип печали деревянный
Не вхожи в кубик мой стеклянный, 
Затерянный в немых мирах.

 

Но серебристая пора 
Нужда ли ей до речи плеска, 
Когда в алмазных перелесках 
Луною начата игра?..

 

И ток блаженства переменный
Переливается сквозь грань

Прозрачной призмы, где гортань 
Атавистична и смиренна,
И не шевелится под нёбом
Смущённый отдыхом язык.

 

А небо цвета электрик
Шлет волны снежного озноба,
И в напряжении поля
Ждут из мерцающей пустыни
Молниеносной синей стыни, 
Чей острый и смертельный взгляд
Так притягательно невинен
И так готов испепелять...

 

Искрится ярче хрусталя
Моя хрупчайшая твердыня...
Созвучья лунные на гранях
И тонких рёбрах бытия
Соломкой ломкою стоят...

 

Ах, если б только знать заране, 
В какую сторону земли, 
От неба вряд ли отличимой
Ночами зимними глухими,
Свет преломлённый постелить...

 

Но все кристаллы  тишины

Давно позвёздно сочтены...

 

__________________

© Эмилия Песочина

 

 

 

 

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.