Валентина

АДАМОВИЧ

* * *

Через ночь
     свет,
Для двоих
     сон.
Якорям –
    «нет!»
Парусам –
    «вон!»
Ветерка
    взлёт –
Сквозь года
    ввысь.
Звуком злых
     нот
Ночью не
     снись.
Душу не
     рви,
Не держи
     зла.
Горе в любви –
Небу хвала!
Ты хотел
   всласть
Проживать
    жизнь.
Богова
    власть,
Богова
     высь.
Всё равно
   в стынь
Улетим
    в плен.
Барахло
     кинь.
Жизни круг –
     тлен.

* * *

(Из цикла «Мои хутора»)

От лампы керосиновой
чадящий дым под столь*.
Я палочкой осиновой
в печи мешаю смоль.
Компот из дички-грушечки
и крупник из овса,
Тряпичные игрушечки,
молитва в небеса.
Иконы поукрашены
сундучным рушником.
Карунки** биты-глажены
и ёлкой пахнет дом.
Останется красавица
под самый Водокрес***.
А завтра день прославится,
споём хвалу небес.
На стол сначала ложится
слой сена, а потом
на скатерти итожится
достаток в доме том.
Двенадцать блюд – традиция,
пусть донельзя просты.
И святок репетиция,
и кончились посты.
Скребёт берёза веткою
по крыше жестяной.
Мы с бабушкой – соседкою
сидим к печи спиной.
Оттуда пышет варевом –
богатою кутьёй.
Луна крадётся маревом
и слышен волчий вой.
«Как там моя рожéница?
Проверю-ка запор».
Старушка ерепенится,
в кожух – и вон, во двор.
Её овечка белая
вчерась дала приплод.
Висит луна несмелая,
врастает в новый год.

______________________________

* – потолок (бел.)
** – кружева (бел.)
*** – Крещение, 19 янв. (старобел.)

* * *

Из тоннеля в тоннель,
               через пропасти – в скалы,
Каменистой тропой
               и по шатким мосткам –
Это внутренний зов,
               как ребёнок наш малый,
Вскормлен духом лесов
               и молитвой векам.

Пусть бежит тишиной
               обездвиженных будней
Хоровод гулких нот
               и врастает в стихи.
Жизни нашей шаги
               станут дважды подсудней.
Мы в глубинах души
               не зароем грехи.

Будет совесть визжать
               на крутых поворотах,
Перепады высот
               будут страхом давить.
Уползём от стихий
               в неземные ворота –
Там, в лиловых горах,
               разрешается жить.

Допускается петь,
               даже речитативом
Прокричать глупость фраз
               о заветной мечте.
Утомила гостей
               я разорванным чтивом.
Завтра новый поход.
               Пилигримы, вы где?!

Почему?

Почему ты ступал очень медленно
По тропе у подножия скал?
Жерновами судьбы перемелено
Наше прошлое. Жаль, опоздал
Встретить робкий мой контур негаданно
Ты в лучах светлоокой зари.
Фонарями вопросы не заданы,
Звали что в нелюбовь. Не кори.

Не брани ты верзил неотёсанных
За мигание вам в полутьме.
Как трава усыхала покосами,
Так ты сох в добровольной тюрьме.
Ты пойми: проживать с нелюбимыми –
Жизнь кромсать и обоим страдать.
Отчего же ветрами незримыми
Не принесена вам благодать?

Почему я вплелась опрометчиво
В абсолютно чужие мечты?
Пожелала пройти незамеченной
Тот отрезок, где грезился ты.
Что скорбеть о потерянной роскоши,
О земной заплутавшей любви.
Каменистыми речками сколько же,
Сколько лет утекло! Не зови.

Не ищи их в межгорных селениях
И в моих бесконечных лесах,
И в чужих осуждающих мнениях,
И в сезонных сквозных голосах.
Одиноким листочком платановым
Ты летишь в неизбежность зимы.
Почему же в провалах внеплановых,
В междомирье не встретились мы?..

* * *

В предновогодний бергамасский сон
Явился ты, присел, сутуля спину
И с горным свежим ветром в унисон
Вдруг прошептал: «Я родину покинул».

Как ты решился? Ведь уже года,
Морщин паучьи сетки, сердце ноет.
А говорил, что за границу – никогда,
И наша жизнь нигде гроша не стоит.

Мы побрели вдоль древних бурых стен
Под шум ручья к громадному тоннелю.
Платаны выли, как попали в плен
К плющам косматым и седому хмелю.

Лианы развевались на ветру,
Шипел поток и небо грохотало.
Сон перетёк, растаял. Поутру
Видение размылось и пропало.

Лишь тени непонятной силуэт
В углу. И кто-то кресло отодвинул.
Немой вопрос – и ветра вой в ответ:
«Он навсегда, он родину покинул».

Ты зажглась

Ты ярчайше зажглась в небосклоне моём –
Из титановых сфер самым светлым болидом.
Как печально, что звёзды невидимы днём,
Ночью прут напролом с обнажённым их видом,
С развенчаньем корон, без стыда, не стучась,
Не спросив, захотел ли я близости этой.
И с размаху влетев на мою ипостась,
Свой пылающий зад пошло трут о планеты.

Ты горишь не звездой бирюзово больной,
А тончайше прозрачным серебряным шлейфом.
Ты – комета? Свеченье волны неземной?
Или космос-туман, обездвиженный дрейфом?
Я – старик, я – отшельник седой, я – гора,
Возлежу на подгнившем своём пьедестале
И рисую картины рождения Ра,
Превращения в твердь или хаос в начале.

Но твоё совершенство на фоне небес
На меня проецирует блик голограммы.
Это вынос сознанья с системой вразрез,
Золотое сеченье, бессмертие ламы,
Эквилибриум высших непознанных сил,
На запросы далёких земель неответы.
Ты поярче всех сложенных вместе Ярил.
Исчезаешь... Откликнись!
Так где же ты?!
Где ты?..

Прости, мой дом…

Прости, мой дом, за глупую измену,
За то, что позабыла твой порог.
Но будем в этой жизни откровенны:
Ты от сумы меня не уберёг.

Забыть бы, как ехидно, с укоризной
Стрелял вдогонку город светом фар,
И смело обзывал прощанье тризной,
И заклинал терпеть судьбы удар.

Судьба-злодейка кинула в пучину
Чужих морей и вёсел не дала.
Чёлн унесло. Израненную спину
Терзала боль: обрезали крыла.

Гноились раны, плоть моя черствела,
Усохла обнажённая душа.
Волна-шипучка вздрогнула несмело,
Лизнула и умчалась не спеша.

На чёрном обгоревшем побережье,
В инферно* новый рай искала я,
И растворялись в воздухе надежды,
Как злая трель чужого соловья.

Прости, мой дом! С поклоном неуклюжим
Переступлю однажды твой порог.
И прошепчу: «А знаешь, ты мне нужен.
Благодарю, что от сумы не уберёг».

_________

* – ад (ит.)

Помолчи

Ты пойми: усеченье свободного «я»
Для меня протекает болезненно страшно.
Мы с тобой не любовники, просто друзья,
Называй как угодно поступок вчерашний.

Мне хотелось общения с нежной душой,
Не успевшей покрыться коростою хама,
Мир особенный, чистый, прозрачно-большой
Спит в тебе океаном неслышно, незнамо.

Не зови, не граничь безоглядность пути,
Не втискай без потреб в золоченую клетку.
Моим крыльям бумажным только б расти,
Только б сил набираться, качаясь на ветке.

А они не вмещаются, больно трещат,
Когда их четвертуют, лишают движенья.
Чуть превысишь дозволенность – вмиг обгорят,
И свалюсь падшим ангелом, серою тенью.

Не клялась, не божилась, не била челом
(Воспаленный твой мозг сам картины рисует),
Лишь поплакалась вдоволь о давнем былом.
Обожди, помолчи.
Слышишь – голубь воркует?..

Бергамасские дрозды

Утро брезжит рассветом, открою пораньше окно.
На горах уже синь, но в проулках до рези темно.
Теснотою обшарпанных стен утомлённая ночь
Упадёт на колени и молча попятится прочь.

Под кустами уже копошится знакомый мой дрозд,
Переливчато-чёрен, в своей элегантности прост.
Приближается медленно, путь изучая, бочком,
И косит на меня, попрошайка, блестящим зрачком.

В городах их полно, как у нас голубей-сизарей.
Впрочем, голубь повсюду. Он рулит. Он – птица-еврей.
Потеснит желтоклювых дроздов, приструнит воробья,
Молчалив и умён, но не спеть ему трель соловья.

А дрозды – пародисты, дадут ворох сладостных нот,
Просвистев благодарность за крошки у дальних ворот.

* * *

Терплю истечение лет в пустоту из норд-овест –
В тех полузабытых краях дребезжит моя совесть.
Гремит заржавелым крылом по залатанной крыше,
Порой мои песни о доме, несчастная, слышит,
Незлобно меня упрекает в спонтанной измене.
И верит: магнолии шик васильков не заменит.

______________________
© Валентина Адамович

_______________________________________________________________
© Международная поэтическая группа «Новый КОВЧЕГ»
https://www.facebook.com/groups/230612820680485/