Ирина Чупис

 ДОЖДЬ НАД МОРЕМ

Дождь над морем! Дождь над морем!
Артобстрел над головой.
Мчится фронт дождя, и вскоре
Хлынул ливень грозовой.
Ливень волны пригибает,
Утихает их игра,
И на море надевает
Пенный панцирь серебра.
Небом посланные струи
Льнут к серебряной волне,
Приникают с поцелуем,
Прячась в белой пелене.
Под раскаты грозовые,
Поцелуи затянув,
Две стихии водяные
Сочетаются в одну.

В гору мчится свежий ветер,
Нагибая спины трав.
Так и нас шальные дети
Понукают, оседлав.
Не ропща и принимая
Эту скачку за прогресс,
Молча спины нагибаем
Мы для ветреных повес.


* * *
Дожди в Крыму! Как много влаги
Земная суша может пить!
Вода небес рождает маки –
Костры Таврической степи.
Избыток влаги выдыхая,
Живые силы торопя,
Земля обильно выставляет
Нам руки-травы из себя.
На пальцах трав блистают росы,
Цветут горошек, мята, дрок,
Чабрец. Дыханье медоносов
Разносит легкий ветерок.
В него ныряю с восхищеньем,
Вдыхаю запахов накат,
Дух трав. Духовное крещенье
Дает пьянящий аромат.

Когда в душе нет музыки, напрасно
Я Музу жду: смятенье не причастно
К рождению стиха, покуда чувства
Бушуют, голосят, по сердцу бьют,
Бьют невпопад, - и эти безрассудства
Ручью стиха пробиться не дают.
Но только успокоится волненье
И сникнет пена, слабое биенье
Малюток-слов, потуги родовые,
Несущие ритмический узор,
Вменяют ритм разболтанной стихии
И укрощают чувственный напор.
Когда же завершаются потуги,
На волнах чувства выплывают звуки
Рожденных слов, ведя с рассудком смычку,
Согласный образуя звукоряд,
А рифмы затевают перекличку
Растущих строк и мерно голосят.
Но стих родиться может и иначе,
Коль рифма первой пролагает путь
Словам и смыслу, только обозначив
Места, где слову надо повернуть
К началу сток, продолжив построенье.
И, к рифме проявляя уваженье,
Держась за ритм, идет стихосложенье.

ЧЕРТОВА ЛЕСТНИЦА

Наша жизнь, как чертова лестница
С изобилием переходов:
Только быт наш уравновесится,
Снова черт баламутит воду,
Насылает мираж заманчивый ,
В отдаленье на рай похожий:
Алый, розовый, померанцевый,
Где тюльпаны, каштаны, розы…
Нахлебались мы горя всякого
И никак не поймем простого:
Это лестница не Иакова,
Это лестница не от Бога.

 ЮНОША

Дивны росписи Божьего храма
Микеланджело! Над головой,
В центре Бог сотворяет Адама,
Не касаясь его рукой.
Созидание на расстоянье!
А художник умеет порой
Превращать вдохновенным касаньем
Мертвый камень в камень живой.
В Микеланджело искра горела,
Божья искра. Он чудо вершил,
Высекая из камня не тело,
А немую обитель души.
Гляньте, - юноша. Тела мало,
Вполовину сработан торс,
Нет спины, за плечами – мрамор,
Из которого пленник рос.
Нежный юноша, не отделенный
От породы своей целиком,
Вскинул руку и тянется, сонный,
В этот мир пробужденьем влеком.
Не свободны у юноши ноги,
Не открыты его глаза.
Он не видит своей дороги,
Не способен взглянуть назад.
Пленник-юноша! Только грезить
Можешь ты. Неверны слова
И обманчив расхожий тезис,
Будто юность всегда права.

 ЭЙНШТЕЙН БЫЛ ПРАВ

Эйнштейн был прав, соединив пространство
Со временем в единый интервал
Научный мир с эпохи Ренессанса
Их разными понятьями считал.
Когда кого-то мучили сомненья,
И ум сужденья ставил на весы,
Учителя давали поясненья:
«Смотрите: вот – линейка, вот – часы».
Однако вспомнить было бы уместно,
Что истина – в вопросах простаков.
Связь времени с пространством повсеместна,
Поскольку без пространства нет часов.
Пространство в нашем детстве необъятно,
Растут его размеры день за днем,
И это обновление приятно,
Оно нам расширяет окоем.
Но после расширения Вселенной,
Которая у каждого своя,
Однако, наступает сокращенье
Ее размеров, то есть бытия.
Все уже круг общенья, рвутся связи,
События теряют новизну,
А с появлением однообразья
Пространство обретает кривизну.
Искривлено и сужено пространство
В конце существования в миру,
И время с поразительным упрямством
Нас увлекает в черную дыру.
Эйнштейн был прав: наш мир четырехмерен.
Нас, как и звезды, зажигает в нем
На краткий интервал: пространство – время
Создатель, что Природой мы зовем.

ПОДЪЕМНАЯ СИЛА ЖИЗНИ

О, человече! Дух – наставник твой,
Он как вожак у каждой птичьей стаи,
Которая ненастною порой
К земле обетованной улетает.
Так птицы длят свои земные дни,
Свое существованье, и они
На вожака равняются в смиренье:
Ему известны цель и направленье,
Лишь он способен увести от вьюг.
А если вдруг погибнет, будет стая
Потерянно летать за кругом круг,
В объятиях мороза погибая…
Нас отправляет в жизненный полет
Стремленье духа к цели назначенья.
Подъемной силы появленье – взлет –
Возможно только если есть движенье.
И ждет нас неизбежная беда,
Когда движенья нет, и дух наш дремлет,
Не задается целью, - и тогда
Усталой птицей падаем на землю…

 КТО Я?

Кто я – поэт или ученый?
В ком больше проявляюсь, - как
Эстет, искусством увлеченный,
Иль книжный въедливый червяк?

В ответе избегая формул,
Скажу, что думаю сама
Как физик: я – открытый контур
Волнений сердца и ума.

Люблю частоты размышлений,
Ума восторженную дрожь,
Когда в каком-нибудь явленье
Внезапно скрытый смысл найдешь,
И мнится разуму причастность
К первичным замыслам Творца,
А ум настойчиво и страстно
Копает, роет без конца, -
Колодец знаний углубляет,
Где перспектива не видна,
Число вопросов возрастает
И никогда не будет дна.

Ну что ж, копай, коли охота
И дорога своя нора.
Здесь не кончается работа,
Здесь жизнь воистину – игра.
В азарт войдешь, - и век продлится
Тот познавательный сеанс.
Но и в обычной жизни биться
Умеет сердце в резонанс.

При возвращенье на поверхность,
В наземный мир, волнуюсь я,
Воспринимая многомерность
И многоликость бытия.
Люблю тенистые дубравы,
Темно-зеленые леса,
Лугов раскидистые травы,
Их изумрудные глаза,
Люблю лежать в траве зеленой,
Где суетятся муравьи.
Там чувство времени, законы
И расстояния - свои,
Свое, совсем другое небо.
Кто я для них – стихия, Бог?
Зачем в мой мир, порой враждебный,
Стремят мурашки свой чертог?

Мы так на муравьев похожи
В своей житейской суете,
В своих дерзаниях! Мы тоже
Стремимся к божьей высоте.
Сооружаем небоскребы,
К горам заснеженным спешим,
За облака, к вершинам, чтобы
Стать выше всяческих вершин.
Я там душою воспаряю, -
Бескрайность мира предо мной, -
И я, червь книжный, ощущаю
Себя свободною волной.
И в то же время мысль родится,
Что человека Бог создал
Элементарною частицей, -
Настолько тот ничтожно мал.

Так вот он, вывод лапидарный:
Двойная сущность мне дана,
Я – человек элементарный,
Я и частица, и волна.

А в смерти вот что может крыться:
При переходе в мир иной
Я исчезаю как частица,
Чтобы туда пройти волной.

* * *
Что есть прекрасное? И почему оно
Влечет к себе нас так неудержимо?
Глазам очарование дано,
А для ума оно непостижимо.
Едва коснется скальпелем своим
Наш ум того, что сердце привлекает,
Приблизится и завладеет им,-
Как красота тотчас же исчезает.
Она хрупка, и стоит потерять
Ей что-нибудь, совсем немного, малость, -
И перестанет глаз воспринимать
Как чудо то, что прежде им казалось.
Так Береника, говорят, ушла
Из сердца царского, когда с коня упала.
Ушла из сердца, соскользнув с седла,
Хоть чуть иной ее походка стала.
Прекрасное умеет создавать,
Плести Природа в творческой причуде.
Не расплетай же эти кружева,
А радуйся тому, что ты при чуде.

* * *
Неидеальность – вот исток
Всего, что нам для жизни надо.
Ведь даже солнечный поток –
Итог идущего распада
Внутри светила. Мы живем
Благодаря потоку света.
Его живительным лучом
С рожденья наша жизнь согрета.
И у любви, как у луча,
Неидеальности эгида:
Один настроен получать,
В другом – энергии избыток.
Лучит любовью Купидон
Из глаз того, кто в возбужденье,
Тому, кто хочет быть спасен, -
И жизнь находит продолженье.
А в европейской стороне
Преобладает вымиранье:
Самодостаточность в цене,
Идет борьба за выживанье.
Любви порывов лишены
Самодостаточные лица,
И не настроены они
Добром и чувствами делиться.
Теперь и мы увлечены
Той европейскою моделью.
Для многих жителей страны
Товар и деньги стали целью.
Спасем же ценности свои, -
К чему слепое подражанье?
Обречена на умиранье
Страна без Спаса на Любви.

<!-- /af9ce51787a62bf234429a619c7d0d78 --> <!-- /2b2d13a8a827c5cb591e63c05e9c8c75 --> <!-- /374a33f599083d2d8b5756316d157f4f --> <!-- /d99b3833fe376cc87c638e70ce223ccb -->