Я спеси не сбавлю!
И в смерти – нарядной пребуду…»
 М. Цветаева

Самоубийц не любят на Руси:
их место за кладбищенской оградой,
их отпевать и их жалеть – не надо.
Распорядился жизнью - значит, псих.
На собственную жизнь свои права
не предъявляй! О, Господи, за что же,
ты грех и подвиг различить не можешь,
всё зная лучше нас… Слова, слова…
«Хоть судомойкой!» Не из лизоблюд,
и потому у нищенства в фаворе.
Елабуга, ей-богу не люблю
недостопримечательное горе,
ведь это невозможно: быть одной,
без собственно людей, людского клана,
с устроенной до странности страной,
на грани срыва и в сетях обмана…
Ей не хватило сил! Вернее, зла –
чтоб жить назло, чтоб умирать вживую,
когда ничто не держит не плаву, и
твой новый день не принесёт тепла!
Рябины гроздь - от горестей горчит,
и больно, больно…Нестерпимо больно.
О, Господи, ты - есть?! Тогда молчи,
не осуди молчанием невольным.
Ты слишком бог, чтобы понять вопрос.
Хотите, верьте. Веруя, не верьте,
но, если б мог, себя б пронзил Христос,
средь страшных мук не дожидаясь смерти.
Пригвождена, но ей остался шанс.
Петляет жизнь и, стягивая, давит…
Прощай, душа! И ты, прости, душа.
Ты расцветёшь лишь буквами заглавий.

***

«Скоро уж из ласточек – в колдуньи!»
М. Цветаева

Ласточки в тёплые страны все улетели куда-то.
Там им, крылатым, теплее. Сил бы хватило, - добраться!
И по дороге не сгинуть в бездну чужую морскую,
не заблудиться в полёте, цели своей не достигнув.
Ласточки! Милые птицы! Маятник вечный природы!
Вы на «туда» и «обратно» жизнь свою делите птичью.
Что вам границы и страны, и океанские дали!
Ваши пути, как и наши, - Господом исповедимы.
Стройте же гнёзда над кручей! Резвых птенцов выводите!
Ласточки, быстрые птицы, вы, замирая в полёте,
землю родную окинув взглядом в крутом поднебесье,
знайте, что трудно бескрылым к родине милой добраться.
Трудно созданьям двуногим множество вёрст одолеть.
Только во сне мы летаем: весело так, беззаботно,
и у родного порога можем всю ночь просидеть,
маму обнять и прижаться к тёплой руке материнской,
и получить всепрощенье…Можем вернуться домой…
Утро. И жизнь продолжает время вращать, и елозить
в местной пыли и заботах… Ласточки, где же вы, где?
Солнце ушло за вершину. К вечеру мрачные тени
вкруг обступают. Не выгнать мысли, как песню без слов.
Ласточки все – улетели. Вечер ли, ветер ли гонит,
но разлетелись, как годы. И неизвестно куда.
Время своё – не обманешь. И не вернёшь. До рассвета
думаешь: будет ли завтра, будет ли сам он, рассвет?

***
Ласточки ластятся к небу, крыльями чертят пунктиры.
Ласточки – точно бы точки, так их свободен полёт…
Там им вольготно и сытно, божьим твореньям крылатым,
в бледном кругу поднебесья, недалеко от земли.
Чиркнув о землю крылами, снова в пространство несутся, -
нет в них боязни и страха. Так им живётся легко!
Ведь, ни труда , ни заботы божия птичка не знает:
бог их и кормит, и поит, - так же, как нам обещал…
Кажется нам, человекам, если мы в небо посмотрим,
что – только там лишь свобода! А на земле – маята.
К чёрной земле пригибаясь, грешники, что мы увидим?
Нет, не доступен бескрылым мысли парящий полёт!
Птиц мы не лучше, а хуже, - в царстве и правде нуждаясь.
В небе – к небесному, - ближе! Хоть скорлупа – на земле…
Людям же – только мученья, в поте лица лишь работа.
Ради насущного хлеба – пашем. И редко глядим
вверх… А в распахнутом небе – ласточки… Точки, пунктиры…
Боже! Спасибо! За то, что - дал нам увидеть себя.



***
« К тебе, имеющему быть рождённым
столетие спустя, как отдышу…»
М.Цветаева

« Тебе, когда мой голос отзвучит
настолько, что ни отзвука, ни эха…»
И. Бродский

Тебе, случайно бросившему взгляд
на кипу книг, когда в макулатуру
их вынесут наследнички… И сдуру
литературой станет кипа для
того, кто въедлив и пытлив. Едва ль,
взгляд задержав, возьмёшь руками кожу
издания… Его, конечно, жаль.
Но больше жаль тебя… И что же? Боже,
как справедливо-мстительна стезя,
начертанная грешникам-поэтам,
что вечно ищут истину…При этом
по острой грани бытия скользя.
Пренебрегая быта суетой,
очерченной для них не там, не теми
и божьей искрой балуясь святой,
они сгорают в прах, несомый в темень.
Хоть рукописи, может, не горят,
но книги – тлеют, старятся и преют.
И я, в игре из фраз поднаторею,
гимнастикой мозгов страдая зря.
Тебе шепчу, ушедшему, вослед:
Я - здесь!
Хотя меня на свете нет…