Дмитрий АНИКИН


Камера в Петропавловской крепости. Молодой человек ожидает казни, но продолжает надеяться на чудо. Чтобы скрасить часы одиночества или чтобы выведать то, перед чем пытка оказалась бессильна, ему принесли старые раешные куклы. Говорят, он большой мастер устраивать представления. Внимают искусству уходящей эпохи за стеной слушатели, а за дверью, около глазка, зрители.

Скоро начнется представление, а пока молодой человек склонен над кукольной сценой и что-то увлеченно мастерит.

Алексей
Ни о чем больше не попрошу его, только о казни, о настоящей торжественной казни. Как он тогда стрельцов в Кремле! И я тоже хочу под славное московское солнышко. На людей православных посмотреть в последний раз…
Жаль, не будет этого.
Не удостоюсь!
Здесь, как собаку!

На кукольной сцене начинается действие. За всех кукол говорит Алексей. Вот уж действительно: «Какой великий артист погибает!»

Появляются две куклы, одна напоминает видом самого автора, Алексея, другая – императора Петра; в руках у куклы-императора топор, которым она постоянно пытается достать куклу-Алексея. Получается потешное и поучительное зрелище.

Кукла-Алексей
Топорное действо нашей Истории
кончено, кончено, кончено.
Мы теперь только наши виктории
празднуем солнечно, солнечно, солнечно!

А казни у нас в тишине совершаются,
в строгом уединении,
особенно такие, когда весы качаются
в общественном мнении.

Ибо так лучше для воспитания нравов
и чтобы не сомневались в самодержавии.
Мол, политика у нас определяется правом,
а топоры в небреженье заржавели!

Кукла-Петр
Попался, так не жалуйся!
А как бы,
царевич, одолжил ты, если б сам…

Закрепишь за решетку ремешок,
замешкаешься, истово крестясь,
и, ножками задергавшись, запляшешь.

Кукла-Алексей
До смерти дотерпеть мне хватит сил!

Кукла-Петр
Упрямства досмотреть позор российский!

Эта сцена уже не может хорошо закончиться для Алексея; он прокашливается, разминает руки и начинает заново.

Кукла-Алексей
Ты б лучше отпустил меня; не хочешь,
чтоб в монастырь, – так велика земля,
и что тебе за дело, пусть по ней
гуляю. От всего ведь отрекусь
как надо: устно, письменно; как хочешь:
в Сенате, в церкви.

Кукла-Петр
Страшно умирать?

Кукла-Алексей
Конечно, страшно. А еще страшней
оставить на стране пятно такое,
грех смертный.

Кукла-Петр
Наши ушлые попы
отмолят.

Кукла-Алексей
Есть же место частной жизни…

Остальные куклы начинают потешно подпрыгивать, распевая.

Куклы
Чтоб расхаживал по миру почем зря,
чтоб позорил власть российского царя,
новый Курбский, только ближе – царский сын?!
Не бывать такому, сам чтоб господин
самому себе, кто русский. Клейма есть –
не свести, не спрятать, а носить их – честь!
Клейма: крест свят-православный и орел;
клейма: кнут поставил и пришпилил кол.
Клейма – сплошь изъязвлен, стигмы тут и там;
клейма – ставил, клейма – метил себя сам!
Клейма – до кости и дальше, до души,
клейма – смерть не исправляет, не спеши.

На этот раз кукла-Петр умудряется как-то особенно близко и опасно махнуть топором, но кукла-Алексей успевает в последний момент увернуться.

Снова пытается раешник свести сказку к хорошему концу, и снова не получается.

Кукла-Алексей
Все мы тут власти рабы,
но не Божья ведь, а человечья;
где-то нет русской судьбы,
где-то вылечим души-увечья,
выскользнем из-под тенет:
есть свобода, не все ведь Россия!
Кончится, сдвинется гнет!

Куклы
Не сбываясь мечты все такие!

Кукла-Петр
Подданный – подданный всюду,
на все мои длани простерты,
всюду настигнут Иуду,
в моей власти будешь и мертвый,
память о всяком – моя!
Летописцы, поэты – по воле
царской кроят бытия
правду, где всем свои роли.

Царевич бросает куклы и задумывается.

Алексей
Как я его всегда боялся. До одурения, до дрожи. Боялся и любил. А теперь страх ушел и любви как не бывало. Несчастный верзила, считающий, что благодаря своему росту видит дальше всех остальных. А слаб, а по-кротовьи слаб глазами. Дальше своего города Питера ничего и не видит, Россию не видит…

(Берет со стола бумагу, читает.)

«Напиши имена причастных твоему злодейскому умыслу». Легко сказать – напиши, что ж я ему, все население наше российское поименно перепишу? Все ведь ждут не дождутся. А в первую очередь вся шайка твоя: эти Меньшиковы, Ягужинские, Шафировы – все скажут «уфф!», едва ты вздрогнешь смертно.
Эти уж в первую очередь натерпелись от тебя. Шуток твоих наслушались… Все ты шутил, шутил, выбесил всю свою свору. Смеялись они, смеялись, а ведь не смешно, страх голимый зубы скалил.

Снова кукольное действо.

Кукла-Алексей
Страх голимый зубы скалил,
заливался серебро-
смехом, сердце, лютый, жалил:
«Ну, добро тебе, добро,

брадобрей, камзольник, плотник,
мастер-кнастер, зубодер,
до бабешек-шлюх охотник,
строеград, мужикомор!»

Пошутил над богоданной,
над печальною страной,
над землей обетованной,
над законною женой.

Куклы
Будет хохма, шут-верзила,
и с тобой в недобрый час:
смерть-голуба копит силы
потрудиться ради нас!

(Начинают какую-то совсем уж дикую пляску.)

Сколько их, чья ждется смерть,
призывается страной!
Господи, не дай терпеть
непременной власти строй.

Господи, их прибери,
сильных, кого мы достать
порывались из петли,
не смогли ее порвать.

Пробежь легких, быстрых дней –
укроти их, украти!
Господи, земных царей –
гниль да сор – с земли смети!

(Падают как подкошенные.)

Алексей
На все он написал регламенты. Только свою смерть забыл. Как будто есть в этом государстве что-то важнее погребения властителя. Ну ничего, я сам пропишу!
Вот тебе прощальный подарок!

Снова кукольное действо.

1-я кукла
Хоронили мыши кота –
ах, суета, маета!
Лежит околевший,
нас не доевший, –
ха-ха-ха, хи-хи-хи! –
за его грехи
мы до кладбищА
пищим, тащя!

2-я кукла
Своя ноша не тянет,
«мяу» не грянет!
Премного довольны!
С колокольни
колокол звонит –
кот лежит
среди мышиного царства.
Конец зла и коварства!

3-я кукла
Усы топорщатся у мертвого,
глаза открыты у простертого –
не будет царствия мышиного,
действия старинного,
поскольку кота-котофеича
хороните вы теперича, –
будет священна память
и посмертно править!

Кукла-Алексей
Изображая народное бедствие,
начинается скорбное шествие,
с регламентом в строжайшем соответствии.

Ради Государя посмеяния и помина
первой идет Екатерина –
портомоя пьяна, поддерживает ее мужчина.

Проявляя интерес живейший,
вьется, следует князь светлейший –
душа нараспашку, но человек умнейший.

К разврату всякому благосклонные,
идут две девки – царевны почти законные,
плачут, суки, как заведенные.

Затем идет дальняя царева родня,
запуганные и помнящие про меня, –
чтоб над ними топор не свистел, так не бывает дня.

Символизируя все то, что царь затевал,
идет главный сухопутный адмирал!
Ну так и дорога – не прорытый вовремя канал!

На царевом шествии нет лишних:
идет артиллерист и чернокнижник –
и в тех областях, куда царь сегодня, его сподвижник.

Ожидавшие подобного исхода,
толпятся представители Святейшего Синода,
первенствующий бурчит – сочиняет оду.

То не Руси-матушки супостаты,
но идут представители Правительствующего Сената,
без лести преданы, без стыда вороваты.

Потом гвардейские полки маршируют,
их теперь как следует – некому! – не муштруют,
поэтому они волнуются и озоруют.

Виновато озираясь, как будто бы в чем не правы,
идут послы одной-другой иностранной державы,
от них все беды – но богаты и величавы!

Последним следует быдло, чернь... а – народ!
От смерти царевой ждут себе прав, свобод,
но всегда на святой Руси не их черед!

Алексей
Наверное, не надо было возвращаться в Россию. Наверное, он до сих пор думает, что меня очень ловко смогли обвести его эмиссары. Совсем уж за дурачка меня держит. А может, я и есть дурачок. Решил, что стране нужна моя правда, что России нужен законный царь!

(Достает из мешка новую, не игранную раньше куклу и разыгрывает следующую сцену.)

Кукла-Алексей
Но ты ведь знаешь правду?

Кукла-Толстой
И чего?

Кукла-Алексей
Я – царь твой. А подложный, а подменный
голландский хер…

Кукла-Толстой
Тут темная вода
во облацех.

Кукла-Алексей
Тут ясность в документах.
Вот метрики, словесные портреты,
вот паспорта!

(Протягивает кипу бумаг.)

Кукла-Толстой
Для этого ты ездил,
шатался по Европам?

Кукла-Алексей
Собирал,
чтоб веско, доказательно, сомнений
ни у кого чтоб.

Кукла-Толстой
Юноша наивный!
Кому какое дело. Кто настолько
дурак, чтобы не знать…
Отец твой помер
в Голландии. Ты думаешь, тебе
досталась бы держава? Монастырь
Новодевичий распахнул бы двери…
Всем нам конец – шальной петровской своре,
наследнику петровскому. Тогда,
умен и смел, придумал князь светлейший,
нашел и человечка.

Кукла-Алексей
Непохож ведь!

Кукла-Толстой
Никто не соглашался. Только спьяну
один бродяга…

Кукла-Алексей
Согласился?

Кукла-Толстой
Нет.
Поили так, что он в себя пришел
уже в Москве. А как сбежишь оттуда
по осени, распутице?..

Кукла-Алексей
Вот он и
подвиг столицу к морю.

Кукла-Толстой
Он привык
к морским, широким далям. Он простор
решил стране дать!

Кукла-Алексей
Мало нам простора?!

Куклы
Море –
вода
тусклая.

Море –
беда
русская.

Мимо
влечет
мертвого

Рима
нас чет-
вертого!

***

Кости –
костям:
«Надо ли?»

Гости
гостям
рады ли?

Смертью
мостить
прочно ли?

Твердью
ли быть
срочною?

Кукла-Толстой
О, как легко на троне позабыть
себя. Да он ведь искренне считает,
что царь, что государь.

Кукла-Алексей
Как притерпелись
страна и власть друг к другу!

Кукла-Толстой
Сколько вас,
начетчиков и мелочников, кто
законных-незаконных различает?

Кукла-Алексей
Но есть ведь правда?

Кукла-Толстой
Где она, царевич?
И только ли у нас она – ничто?

Куклы
Где-то есть законный царь,
господин всея земли.
А не тот подменный царь,
шут и вор, змея в пыли.

Где-то есть на высях Бог –
в славе, в светлой вышине,
а не тот служивый бог,
всем обязанный стране.

Где-то в дебрях есть народ,
а не тот, который – мы,
русский подлинный народ –
не насельники страны!

Кукла-Алексей
Но есть ведь правда. Что-нибудь да значит.
За призраком ее я в путь пустился,
поскольку долг. Мол, дедовский, отцовский
престол нельзя оставить подлецу,
и хуже – чужеземцу, иноверцу!

На сцене появляется кукла-Петр, и кукла-Толстой мгновенно исчезает.

Кукла-Петр
Страшно мне было. Но кланялись все, узнавали. Привыкли.
Тот, кто казнит так нещадно, тот не самозванец – законный!
Путы, вериги на этой стране, их боялись подвинуть,
ибо священные, – гнет разметал, дал свободу, взял славу!

Кукла-Алексей
Только случайно, вот так, кто выдернут с родины милой,
пьян все недели пути, кто очухался в бармах московских, –
мог, все законы страны ни во что не считая, не зная, –
прочь мертвечину – зловонным и подлым дыханием жизни.

Тут заканчивается представление. Царевич аккуратно убирает куклы в большой сундук. За дверью слышится какое-то шебуршание – это готовятся войти убийцы.

Алексей
Вся его дикая дурь благотворна для страны. А я? Должен ведь тоже что-то сделать!?

И все ж таки ты прав, строитель чудный:
прекрасен город – тот, что на костях, –
а как иначе? – способов иных
не знаем, чтобы крепко, чтобы прочно…

Народ ты создал, – из десятка девять
прочь, в отбраковку, – малая Россия,
но слава вся ее. Наперекор
болотной неприязненной стихии.

Не мне разрушить. Камень мой прими
в строение. Я тихой, добровольной,
я скорой смертью доскажу, умру…
Что смог ты – спас, все остальное – тлен.

После этих слов царевич действительно без чьей-либо помощи падает мертвым. Куклы изнутри, из сундука, продолжают петь.

Куклы
Послужи своей стране –
скорой смертью сам помри,
чтобы в вещей тишине
не казались упыри.

В землю ляг, чтоб не вредить
славе, силе, – в добрый час!
Будем Родину любить –
ту, что прибирает нас.

Русский долг – не долг другой;
русский долг – его раздать,
так останется чего?
То, что не смогли отнять!

Пустота, и средь нее
гол и крив глаголь стоит!
Машет крыльем воронье
в пустоте. Не отлетит!