Елена ДАХОВА

Влача сребристый след воспоминаний,
разбуженные солнцем и росой,
ползут улитки  светлым утром ранним,
и лёгкий домик тянут за собой.
 
Их домик – им укрытие в дороге
от разных бед и глупости людской,
в том мире, где невежда лезет трогать
глаза на ножках грубою рукой.
 
И я оберегаю мир свой хрупкий,
и я тащу свой домик за спиной.
Я верю – стены – тонкие скорлупки,
меня укроют от беды любой.
 
Я по траве ступаю осторожно,
чтоб не задеть их грязным башмаком.
Понять бы людям, как легко им можно
разрушить чью-то жизнь и чей-то дом…

* * *  
Да, Вы – поэт...
Да, Вы поэт, и небожитель,
И мой герой.
Отважным соколом парите
Вы над землёй.
 
Я всей душой
Стремлюсь быть ближе,
Но в сердце страх:
Боюсь, чтоб вы не стали ниже
В  моих  глазах.
 
В быту, средь   сплетен и помоев,
И бранных слов,
Вдруг не покажетесь достойным
Своих стихов?
 
Моё телячье восхищенье
Как сохранить?
На безопасном удаленьи
Я буду жить.
 
И будет вера во Вселенной,
И меньше зла,
Так светел образ вдохновенный,
Что создала…

    Мой день…
Мой день расписан поминутно.
Весь день в бегах – зачем, зачем?
Я жизнь взаймы взяла как будто,
и вновь должна останусь всем.
 
Я трачу жизнь свою, стесняясь
хоть чуть потратить на себя.
И ничего не успеваю –
работа, дом, семья, друзья …
 
Работа, дом, опять работа.
Зачем спешу день ото дня
к той, что за ближним поворотом
неотвратимо ждёт меня?..
 
Она все точно успевает,
всегда проходит в свой черёд
Та, что ошибки исправляет
и свой порядок наведёт.
 
Отложит все, что не успелось,
отсуетилось, не сбылось.
Что не хотелось, отболелось,
отговорилось, не смоглось.
 
И станет всё совсем неважным
то, что казалось, впереди.
Сгорит корабликом бумажным
сердечко у меня в груди.
 
И ежедневная усталость,
и ссоры с близкими людьми.
На чем же это всё держалось?
Лишь на любви… Большой любви.
  
Мой ангел
Меня создал Ангел-Эстет. 
Я точно знаю это, чувствую. Кроме того, у меня есть доказательства.  Иначе никак не объяснить... 
Нет, нужно всё по порядку... Вот как я это вижу – сидел мой Ангел-создатель, и делал людей. Он был добр и заботлив, и старался подбирать людям хорошие тела и качества. Мужчины - что ж, они тоже требуют фантазии, но всё- таки меньше, чем женщины. Поэтому Ангел особенно любил делать женщин. Он подбирал  разные фигуры, круглые и изящные коленки и запястья, полненькие и тонкие пальчики и локотки,  курносые и прямые, и милой картошечкой носики, веснушки и белоснежную кожу, а так же много всего - и был счастлив, когда получалось что-то особенно красивое. Работал он не спеша, а напоследок сжимал создание в крохотного младенца, не забыв положить перед этим в кулачок подарочек - отчего, вы думаете, у новорождённых сжатые кулачки?
И все было прекрасно, и работа была в радость. Но тут явился Ангел-Начальник... 
Да, такие тоже должны быть, наверное...
 - Что же ты так нерасторопно? – мягко пожурил он. 
 - Да вот - создаю, стараюсь, – попытался оправдаться Ангел-Эстет...
 - Это понятно. Но другие вон сколько накле... наваяли уже. А у тебя... Вот пара семейная - давно уж ребёнок должен родиться, а всё никак пока.
 - Да я же как лучше хочу. Жду деталей хороших. Девочку просят.
 - Деталей? Да вот у тебя как раз комплект...
 - Это нельзя, это некондиция, я поменять хотел... 
 - Ты хочешь сказать, что кто-то в нашем ведомстве халтурит? - Начальник стал хмуриться, и на горизонте засверкали отблески зарниц...
 - Я никого не обвиняю... Но это не годится... Человеку же жить потом...
 - А кто сказал тебе, что Земля – это рай? Ты что, историю не сдавал?
 - Но жить-то как? Семья, дети, любовь? - не сдавался Эстет. 
 - А любовь – она вообще слепа, ты же знаешь... 
 - Так-то оно так, но... 
 - Не спорь со мной! – уже грозно сказал Ангел-Начальник, взмахнул рукой – отложенные детали собрались в тело, и оно  стало быстро сжиматься. Это выглядело, будто распускается цветок, только наоборот.
- Хоть так, - пробормотал Эстет, спешно засовывая в ручку младенца подарки, приготовленные на десяток красавиц. - Ты не сердись на меня, пожалуйста...Хоть что-то.
 
Каждый раз, когда  смотрю на себя в зеркало, я представляю это всё так достоверно… Когда я вижу свою семью, дом, друзей, я понимаю - мне подарили Женское счастье.
 Хотя... Начальник – и ангел? Не слишком ли я расфантазировалась?
 
  Белая ворона
Кто газель, а кто корова.
Мне все это нипочём.
Я - нелепая ворона,
цвета белого притом.
 
Видно всё на мне отлично -
ни соринки мне не скрыть.
Непрактично, неприлично,
нетактично белой быть.
 
Ненасытна и  жестока
Стая чёрная моя.
Я белею одиноко,
Средь другого воронья.
 
- Стань как все! И   грязь швыряют:
- Не позорь воронью честь!
И гордынею считают
нежеланье падаль есть.
 
За нелепую окраску,
иль какой другой изъян,
пожалел Господь:  прекрасный
голубь-муж  судьбою  дан.
 
Воронёнок подрастает.
Мне тревога сердце рвёт -
то, что мне перепадает,
и его не обойдёт.
 
Стайкой светлою взлетаем -
крылья белые блестят.
А внизу народ гадает:
- Может, лебеди летят...
   
Жаль…
Как жаль, что дружба вдруг оборвалась!
Её всю жизнь в душе беречь я буду.
По телефону мне сказал, смеясь:
"Ты - над землёй летающее чудо!"
 
Я не красотка, в зеркало смотрюсь.
Скорей я чудо-юдо, точно знаю.
Но вспомню - как девчонка засмеюсь,
и веришь – правда, над землёй летаю!
 
 Жителям, пострадавшим от…
Мы видим - жалости не знают,
издалека стреляя в нас.
Но отчего же добиваем
своих подранков здесь, сейчас?
 
Живём в своём привычном мире,
лишь вдалеке грохочет гром.
Что люди - как мишени в тире,
нам, мирным, верится с трудом.
 
Нас их тележки раздражают
их неопрятный, бедный, вид.
И хамским словом добиваем
мы тех, кто бомбой не убит.
 
Брезгливостью, непониманьем,
неосознанием вины,
что незаслуженно, случайно
не знаем ужаса войны,
 
за то, что наша хата - с краю!
И, слыша взрывы, каждый раз,
мы втайне рады – прилетает,
и попадает не на нас…
  
Звоню опять
Звоню опять. Мне не нужны слова.
Твой номер телефонный набираю.
Там, где живёшь ты, кажется, стреляют?
Иль кто-то рубит за стеной дрова?
 
Мы связаны тревогой и войной,
а вовсе не любовью или дружбой.
Мне просто голос твой услышать нужно.
Мне только нужно знать, что ты живой...
 
                  ***
Уйду в весну - от зимней мглы и стужи,
от прошлой, беспощадной стыдобы,
я, как девчонка, ускачу по лужам
в прозрачный мир капелей голубых.
 
Дышу взахлёб - назло кардиограммам.
Чист воздух, синь небесная светла.
Чем дальше, - тем ясней дорога к храму,
и с каждым шагом выше купола.

Мороз и солнце…
Мороз и солнце - красота!
И в ослепительном сиянье
волшебно, как снежок с куста,
слетают наши обещанья.
 
В несбывшееся Никогда
стремятся планы и надежды.
Не тазом медным - вот беда! -
Накрылись одеялом снежным.
 
И как-то сразу вдруг угас
поток желаний торопливых.
Зима решила всё за нас
так необидно и красиво.

  Праздник
Если кончился дождь -
значит, скоро придёшь,
отогреешь
стосковавшийся дом
смехом, чаем, теплом.
Ты умеешь.
 
Ангел твой высоко -
держит тучи рукой-
чтоб не вымок.
Он, наверно, поэт,
рифмы шепчет чуть свет,
не до выгод...
 
Для твоих башмаков
он на подвиг готов,
жаль - нет денег.
Если ангел хранит-
и в дождливые дни
сердце греет.
  
Летнее
Какое счастье мыться в летнем душе!
Купаться в нежном солнце, синеве!
Холодные условности разрушив,
ступать босой ногою по траве!
 
В халатике, на мокрое надетом,
Не вытираясь выйти - ну и пусть!
Я на планетном теле разогретом
Лишь капелька - и скоро испарюсь.
 
Печально это? Вовсе не печально!
И я с земли смотрю - издалека
Плывут в лазури вечной величаво
Знакомые как будто облака.
 
  
***
То не эмо и не готы.
То соседи чернороты.
Чернорота так же я,
а со мной - семья моя.
 
Нет, ни с кем я не ругаюсь.
Угощаю, улыбаюсь:
- Ешьте на здоровьице -
у меня -   шелковица!
  
Жизнь 
Жизнь от голодухи к несваренью
проживаем, жадностью страдая.
И твердим, что Божии творенья,
к небу головы не поднимая.
 
Оставляем праздники на завтра,
чувства не в чести - мы гоним вон их.
Только вдруг кончаемся внезапно
раньше тряпок, нами припасённых.
   
Одиночество 
Затменье Солнца, охлажденье чувств.
Слюдой застыли сморщенные лужи.
Наверно, никогда не научусь
Жить в мире, если тут скрипач не нужен.
 
Что - музыкант? Кому-то - ничего.
Хоть труд велик - ни хлеба, ни монеты.
А я готова обойти полсвета,
чтобы услышать музыку его.
 
 Новогоднее 
Так пахнет ель - парфюмов дорогих
не нужно. И мерцает позументом
Сей Час, игрушкой хрупкою затих
на острие текущего момента.
 
Нарушить равновесья благодать
боюсь, вдруг нитью может оборваться
тот миг, который мне не удержать.
Тот мир, в котором мне не удержаться.

***
Сердечно слово "привязалась"
Звучит, коль о себе скажу.
Из уст чужих убьёт, казалось,
Подобно острому ножу.
 
И так, и эдак с ним играю,
То в слове свет, то в слове мрак
Нет, я давно всё понимаю,
Да вот не отвяжусь никак.
  
Остановка
Автобусная остановка в прифронтовой зоне. Худенькая женщина, двое детей: девочка школьного возраста и мальчик лет четырёх. Одеты  простенько, выцветшая розово-сиреневая куртка на младшем, возможно, досталась ему  от сестрички.. 
Девочка очень любит братика - то обнимет (тот по- мужски отстранится), то конфетку предложит. Брат Матвей важен и самостоятелен. Это он водит старшую сестру, а не она его, он руководит ею, манипулирует  - делает вид, что падает, - сестра ловит. Внезапно он вырывается. Мы ахаем :- по практически безлюдной дороге вдруг проезжает легковушка. Тоненькая мама нервно отчитывает - не нарушителя, конечно:  он такой очаровательный, копия мамы, улыбается нежно и хитро. Выговор получает сестричка, но она старшая, мудрая, всё понимает и не обижается. 
- Как вы тут? - спрашиваю я.
- Ничего, – отвечает женщина. – Сейчас потише вроде... 
- Непросто... Дети же...
- Да, дети, – кивает женщина. Поговорили пять минут на разные темы - о детских болезнях, о разбитой школе, о том, что люди попытались убежать от войны, да никому не нужны... 
- Понимаете, центр живёт своей жизнью – салюты, праздники, концерты... Мы вот недавно с детьми в подвале прятались, понимаете? – женщина взглянула на меня строгими серыми глазами. Я кивнула. – Мы из подвала  когда вылезли, телевизор включили – новости узнать... А там – в Донецке проходит показ нижнего белья... Я чуть телевизор не разбила...
Донецк - большой город...
  
Брошенный дом
Этот дом, как разбитое сердце.
Где-то люди живут без него.
Дом врос в землю- и некуда деться..
Кирпичи зарастают травой.
 
Дождь ли, снег - нет защиты без крыши.
Ожиданье в  проёмах глазниц.
А людей загоняют бесстыже
в безнадёгу общаг и больниц...
 
Стихи - я
В мой серый мир - такое изумленье-
подранок-птица как-то забрела.
Вдруг на  руку уселась без стесненья -
за куст меня. наверно, приняла.
 
В хрустальном хрупком сердце отражая
всю мира красоту, всю мира боль,
поёт - в бесцветном сердце вырастает
как радуга небесная, любовь.
 
Ах, что мне делать с гостьею моею?
К ней не привыкнуть и не удержать!
Я на неё смотрю - дышать не смею,
ведь улетит - мне незачем дышать.
 
Я знаю - друг для друга мы опасны,
но не спугну её, пока живу.
Хоть вижу я. как капля змейкой красной
(её или моя ?) с руки в траву
 
скользит .Но чудеса недолго длятся.
Она, вспорхнув, исчезнет вдалеке.
А я останусь в сером любоваться
пурпурной змейкой на своей руке.
 
Туман
Уже пять лет, как не смолкает гром
над городом моим, о сне молящем.
И я, уснув в тревожном настоящем,
проснулась в измерении другом.
 
Вокруг была такая чистота.
Всё было невесомым, белым, странным.
Исчезла, будто скрытая туманом,
унылая мирская суета.
 
И горожане шли по облакам,
презрев мирские хлопоты и смуту.
Туман крадёт все звуки почему-то,
торжественный и тихий строит храм.
 
И даже свет дневной не режет глаз,
он нежен, и щадит людей усталых.
И укрывают город одеялом
те, наверху, что молятся за нас...

Аннушка
Ах, Аннушка! Тобой пренебрегли.
И в сердце только горе без просвета,
И никому на свете дела нету
Узнать, как сердце у тебя болит.
 
Надежды нет, растоптана любовь,
И станет жизнь тоскливой серой массой.
Не видя ничего перед собой,
Ты падаешь - и разливаешь масло...
 
Разные взгляды
Рассыпала на небе ночь морозная
загадочных созвездий волшебство.
Твой мир неисчерпаем - небо звёздное,
с манящей бесконечностью его.
 
Но точки зренья так неодинаковы,
хоть принципы понятны и просты.
Ты смотришь на меня - и даже вакуум
Не кажется холодным и пустым.
  
Моцарт
Ах, что за долгая зима,
серо,  уныло.
Надежду и тепло в домах
повыносило.
.
И нет ни хлеба, ни свечей,
но в доме танцы.
Кружится Вольфганг Амадей
с женой Констанцей.
 
Как в детстве, весело ему,
ликует  сердце.
Затеял эту кутерьму,
чтоб отогреться.
 
Так одинок, так виноват,
куда б ни ехал.
Он гений, и купили яд
друзья по цеху.
 
Он знает, для чего рождён,
Но как бороться?
С женой любимой вне времён.
Танцует Моцарт.
  
Апельсинка
Дремлет солнце исполином
в седине небес.
Светлый мячик апельсина
я несу тебе.
Безразлично – снег ли, дождь ли,
В тусклой хляби дня.
Будет, если улыбнёшься,
Солнце для меня.