Иван ПЕРЕВЕРЗИН

 


*  *  *
К обеду огромное солнце распалило воздух так,
Что я, как рыба, дышу им отверстым ртом!
Нырнуть бы мне в реку или словно червяк,
зарыться в грунт, не думая ни о чем!
 
Но труд не бросить, поскольку однажды я
только с ним и смогу счастье свое узнать,
и снова горький пот течет с меня в три ручья,
обжигая глаза, разъедая ссадины, твою мать!
 
Надеюсь сдюжить, пусть и сам по себе
вечер не принесет заветной прохлады.
Невольно вспомнишь о северной судьбе,
пусть морозам душа и не была всегда рада.
 
*  *  *
Из прошлого ничего, ну совсем ничего не вернуть,
каким бы ты от природы и ни был сильным!
Сидеть на пепелище, отравляя горьким дымом грудь,
не большая заслуга, чем быть червем могильным.
 
Вот и живу я, навек разгоняя могильную тьму
животворным светом добра, любви и участья.
Только никак не пойму, в толк себе не возьму:
зачем живу настоящим, где нет, и не будет счастья?
 
*  *  *
Уставший жить с печальною душою,
вдруг говорю, как умудренный врач:
я, может, правда слез твоих не стою,
но ты в прощение меня, поплачь.
 
Поплачь, и, смотришь, раненое сердце
от боли, сжавшей крепко, отойдет.
И нелегко одной в морозы греться,
когда страданья сковывают в лед.
 
Да, у всего на свете есть начало,
но и конец свой неотвратный есть!
Пускай любовь, как сильно ни устала,
опять поет для нас и в нашу честь!
 
Конечно, как по щучьему веленью,
не стал я лучше сердцем и умом,
но понял, что мне хватит вдохновенья
в твоих глазах быть князем и рабом.
  
*  *  *
Понимаешь, заветной любви
я исполнен к тебе, дорогая,
потому не томи, скорее зови,
улыбкой нежною одаряя.
 
И пусть в этой жизни проклятой
люди сходят с ума, как черти,
пусть ярых громов раскаты,
гремят на погибель тверди.
 
Ты, как гроздь винограда,
навек упадешь в объятья мои,
жизни со мной откровенно рада,
как солнцу звонкие соловьи.
 
И потечет наша жизнь рекой,
то бурной, как на перекатах,
то равнинно широкой такой,
залитой  ярким светом заката.
 
*  *  *
Бодрящ морозный, свежий воздух,          
а снег в лучах луны искрист,
И кажется, что жить не поздно,
хоть и опал душой, как лист.
 
Но ты с потухшим, горьким взглядом,
ведь так от ревности слепа.
И жизнь мне в горе или в радость,
вновь впрок я не пойму, любя.
 
*  *  *
Прости за все, что было не со мной,
ведь только я мог счастье подарить,
с такой великой силой неземной,
что никому вовек не повторить!
 
Нет, я не бог, не князь и не герой,
а тот, кому дано в стихах воспеть
так женщину, с такою красотой,
как будто с ней преодолима смерть.
 
Но, наконец, мы встретились с тобой,
и пусть отныне каждый миг любви
для нас пребудет страстью молодой,
с которой только звездно и живи!
 
За то, что старость подступает к нам,
наполнит нас уверенностью высь,
что дружная семья и есть тот храм,
где истинно животворяща жизнь.
 
*  *  *
Я в смерть, вот крест, не верил до конца,
хотя едва дышал из сил последних,
настолько закалил свой дух борца,
когда старался быть одним из первых!
 
И выжил, вдруг поняв, что эта жизнь,
какой бы ни была порой жестокой,
мне все же улыбнется, словно высь
горящим солнцем, взглядом синеоким.
 
Да, думал, о тебе, как о надежде, я
Чтоб, наконец, узнать любви участье.
Приди скорей, слез горьких не тая,
я обращу их в жемчуг нам на счастье.
 
*  *  *
Каждый должен вершить свое главное дело --
так говорит время, птицей быстро летящее.
А я сижу, сложа руки, и вокруг меня смело
кружит воронье, тошнотворно кричащее.
 
Нет, я не пал духом от боли, терзающей сердце,
но разуверился в жизни, пусть и почти ушедшей.
А как иначе, если рожденный творить бессмертье,
я погряз в суете, причем, сумасшедшей!
 
Конечно, я вполне заслуживаю презренье,
И оно меня не заставит ждать снова и снова,
Но прежде, все же, я должен найти  решенье,
которое в мое оправданье скажет нужное слово.
 
*  *  *
Возраст не та горькая тяжесть,
что может к земле пригнуть меня,
значит еще постою я на страже
творящего ясную жизнь огня!
 
Я не бессмертен, но стихи мои,
которые вдохновенно пишу душой,
удостоятся человечьей любви,
и вечности, навсегда молодой!

*  *  *
Деревья в парке нарядились в новую листву,
и дружно расцвели красивыми цветами,
ну словно в рай земной попал я наяву,
чтоб исполняться вечными стихами!
 
Меня опередив, чижи, синицы, соловьи
распелись так, что слушал бы их свято,
и только бы еще одной твоей любви
желал навек душой, по-птичьему крылатой.
 
*  *  *
Впервые в жизни исключительно от меня
зависит успех всего предстоящего дня..
Мне бы радоваться, а я лежу и думаю:
какая разница, как заканчивать жизнь угрюмую.
 
После того, сколько повезло счастья знать,
можно и до конца душою еще пострадать!
В любом случае толку от этого больше будет,
ибо лишь через муки становятся добрее люди.
 
И навек окрыленные светом немеркнущих звезд,
другим помогают подняться во весь  рост,
И все-таки такой случай упускать нельзя.
Значит, посмотрю смерти еще раз в глаза.
 
*  *  *
Теплеет, с каждым днем теплеет,  
ведь солнце все настырней греет,
и в парке оживает птичья жизнь:
дрозды, чижи, синицы, красногрудки
звенят в свои настроенные дудки,
и прямо на глазах синеет высь!
 
И мы с тобой, рука в руке, гуляем,
душою пенью птичьему внимаем
с надеждой, оживившейся в крови,
на возвращенье молодого счастья,
в котором нет заветней страсти,
рождающейся только по любви!