ЛЕОНИД ЗАВАЛЬНЮК (1931-2010)




* *
*

Дорогой дедушка,
Забери ты меня отсюда!..
Догорает в реке
Голубая зарница...
Что, казалось бы, родина,
Если дом твой повсюду.
Но так тянет в остывший очаг
Золотым угольком зарониться!
Не зажечь тот огонь,
Что согрел тебя в давние годы:
Он ушел не из жизни,
Он ушел из земли,
Из природы.
И остался лишь в снах
Да в желании вдруг возвратиться
В те небывшие дни,
Где о прошлом еще не грустится.

* *
*

Ничего не помню, но былому верен —
Каждой боли прожитого дня.
Нищенским свирепым откровеньем
Одарила родина меня.
Хлеб? Что хлеб!.. Мне белый свет подарен.
Кем? Не знаю. Взял и не гадал.
Нищий никому не благодарен:
Что подали, это Бог подал.
Господи! По жизненному полю,
Как по вечной паперти, иду.
Всех люблю и никого не помню.
Все приемлю — небеса и землю,
Все люблю и ничего не жду.



* *
*

То ль японка, то ли ее пчелы покусали.
Лик припух. Но этот лик — душа...
Что она там делала на крохотном вокзале,
Кроткими ресницами шурша?
Может быть, ждала кого:
Сейчас вот скрипнут двери...
Но летели мимо поезда,
С деловитым, злым высокомерьем
Прокричав на стрелках: "Навсегда!”
Тыщу лет прошло с тех пор.
Ах, побывать в Японии!..
Впрочем, нет. Что поиски? Тщета.
Я люблю в ней то , что детским стоном помнил:
Обреченность, чистость, доброта.
Обреченность — чудо дальней дали,
Дальше коей только небо без планет.
Что она там делала на крохотном вокзале
Одинокая, случайная, как свет?..


* *
*

Держись за боль. Все остальное рухнет.
А остальное что? Все боль или тщета.
Но вдруг сквозь тлен, сквозь суету и рухлядь
Такая сила, страсть и красота!
О, ближний, кто ты? И откуда свет,
Что из тебя иль сквозь тебя струится?
Ты сон, мираж души?
И слышится в ответ:
— Я то, что есть в любом, кто края не боится.
— А как же с болью быть? —
И слышится в ответ:
— Одна есть боль на этом свете оголтелом.
И эта боль есть Бог.
Душа болеет телом.
А значит, жизнь — болезнь.
А значит, смерти нет.


Он

Он проходил легко и снизу
За те последние столбы,
Где не любовь рождает близость,
А содрогания судьбы.
Все говорили:
– Он летает!
А он полетов не искал.
Он просто болью темной тайны
На землю небо опускал.
И в миг, когда оно касалось
Глубинной крови бытия,
Мир содрогался.
И казалось –
Любая жизнь есть Бог и Я.
Мир содрогался.
И казалось,
Что сквозь обугленный рассвет
Летят к нам воля,
Вечность,
Жалость,
Вся вера, что не нам досталась.
И вся любовь, которой нет.


Нога

У кого болит нога?
У заклятого врага!
А у друга все в порядке.
Мчит по жизни без оглядки, –
Солнце, ветер и тайга!
Почему же я в тоске
И при том – костыль в руке?
Почему бреду по маю,
Всеми членами хромая,
Как последний инвалид?
Говорят мне:
– Потому что
У тебя нога болит.
Вышло все, как ты хотел.
И большое это тело.
Но на свете много тел.
И на всех на них дано
Тело общее одно.
У кого бы ни болело,
У тебя болит оно.
Я сказал, что это бред.
Ничего такого нет.
Ну, а то, что я хромаю, –
Просто легкий диабет.
Вот сейчас поем таблеток
И помчусь, как кабарга.
Впрочем, не помчусь, похоже...
Что ж со мной? О Боже, Боже,
До чего болит нога
У заклятого врага!


Поэт-два-поэт

– О как мне нужен этот свет!
– Мне тоже, извините!..
– Тогда – вдвоем на небо по полям.
И этот пламень, что полощется в зените,
Ни мне, ни вам – разделим пополам.
– Но я всю жизнь!..
– Я тоже, слава Богу!
И мы бросали жребий под луной.
Он выиграл. Заплакал. И – в дорогу!
И я за ним: а вдруг поделится со мной?
Мы долго шли. Земля меняла вехи.
И снова шли. Событий треснул шов.
И то, что было в небе в прошлом веке,
Вихрастый Ваня на земле нашел.
Он широко гулял, делился с целым светом.
И, вниз сойдя,
Мы ринулись к нему,
Он улыбнулся:
– Разобрали. Нету.
Но если вы поэты?..
– Мы поэты!!
– Тогда велели передать вот это. –
И протянул нам, развернув газету,
Прекрасную атласную суму.
...Как всякий дар небес, мы чтим ее и холим.
И без конца /так челноки снуют/
Мы с ней туда-сюда по белу свету ходим.
Но жалкости в ней нет
И слабо подают.


* * *

Убежала свинья
Или блохи кусаются –
Это все про меня.
Но меня не касается.

Кто-то хлещет коня,
Кто-то в теплое просится.
Это все про меня.
Но ко мне не относится.

Оскудение дня,
Угасание тела, –
Все прошло сквозь меня.
Но меня не задело.

Но тогда что же жизнь?
Неужели вот эта
Полувера-тоска
Да любовь без ответа?!

...В сером небе седом
Кто-то старый и сильный
Постучался в мой дом.
Но его не впустили...


Приглашение в бар

По прозванию Костик,
По профессии бармен
Лед «ломает», как кости,
Подпевая ударным.
И, конечно, не видит,
И, конечно, не знает,
Что на этих ударных
Постник с Бармой играют.
Что за столиком дальним,
Под рогами оленя, -
Два Шекспира и Дарвин.
И подходит к ним Ленин.
Что под зеркалом Гете,
А под пальмою Гейне, –
Оба машут руками,
Приглашая Эйнштейна.
Что, хватаясь за сердце,
Выбегает из ниши
С Парацельсом и Герценом
Поскандаливший Ницше.
И выводят беднягу
Под веселые крики.
Но и тот, кто выводит,
Тоже кто-то великий.
...Золотая работа
В ком-то видеть кого-то!
Жаль, что вы не бывали
В этом зале красивом.
Где он?
Где-то в Баварии.
А быть может, в России.
А быть может, нигде он,
А быть может, повсюду...
Словом, вы приходите.
Жду. Я завтра там буду.


Временами...

Временами ощущаю:
Кто-то шлет мне чашку чаю,
Хлеба с маслом и покой,
Удивительный такой.
В нем живет моя жена,
Старость, молодость, страна,
Ряд чужих нездешних стран,
Звезд далеких океан.
И над этим всем из детства
Где-то рядом, по соседству, –
Позабытая побудка -
Легкий, летний барабан.
Я с покоем этим сплю,
Размышляю, жду, люблю,
Суечусь, мудрею, плачу.
Смерть кляну /а как иначе?/.
А покой во мне горит
И чуть слышно говорит:
– Не печалься. Ты на даче.
У друзей своих на даче.
Жизнь есть лето.
А зимой
Соберешь свои манатки
И с улыбкой «все в порядке!»
До другой весны – домой.



Унылый вечер
Сереже

Унылый вечер брел к погосту.
И от разинутой избы
Разило валенком сиротства
И волчьим войлоком судьбы.
И вдруг сквозь тучи луч осенний.
И голос чистый, как слеза:
– Спасенье в том, что нет спасенья.
Все, все уйдете без следа.
– А ты? – спросил унылый вечер.
– А я, – сказал далекий свет, –
Умру живым и буду вечен.
– Ну вот!.. – И улыбнулся вечер. –
А говорил, спасенья нет.
И дальше он побрел, как пленный.
И где-то на краю земли
Вдруг слился с голосом вселенной.
И канул. И исчез вдали...


Через...

Через пень, через пень,
Через пень-колоду,
Через «пей», через «не пей»,
Через «бей свободу».
Через «жди», через «не жди»,
Через «харкай кровью».
Через черные дожди
Над последней кровлей.
Через праздник нелюбви,
Через верность дали,
Через «худший меж людьми»,
Через «весь в медалях».
Через «блуд», через «святой»,
Через «тать-собака»,
Через «сноб», через «простой»,
Через свет из мрака.
Через басню «все равны»,
Через вечность мига.
Через стон: «Мы не рабы!»,
Через жажду ига.
Через запад и восток,
Через боль творенья,
Через мутный кровоток
Смуты и смиренья.
Через тайный лаз в судьбе,
Что с рожденья снится,
Он придет, придет к тебе
В ноги поклониться.
Он придет, придет к тебе,
Золотое лето,
Чтоб заплакать и сказать:
– Как прекрасно это!
Чтоб стоять за годом год –
Руки к небосводу.
А потом – опять вперед.
Так ли, эдак, но вперед
Через пень-колоду.