Елена Мельник 

 


* * *
Год прожитый идёт за два, -
такая нервная раскладка,
давно дремавшая тетрадка
разводит тонкие крыла, -
куда летим?
Такая тишь.
Фонарь подслеповат у дома
и темнота, сползая с крыш,
всё тычется в углы знакомо.
Ещё в окне мерцает свет,
и ветви тень слегка колышут…
мы отреклись от наших бед,
и нас никто сейчас не слышит.
Мой город спит.
Лишь мы вдвоём
витаем в лабиринтах улиц:
домой ещё мы не вернулись,
мы просто заблудились в нём…

* * *
Не говори, что день напрасно прожит, -
в твоей руке моя рука
и дождик над бахчой хороший,
арбузов вымыты бока!

Вот выйдет солнце на закате,
смахнёт стеклянный перезвон,
и мы с тобой постелем скатерть
с расцветкою - вечерней в тон.

И нарезанием арбуза
займётся тонкий юркий нож,
и мы откажемся от груза
ветвей, где приютился дождь.

И будем сок глотать с усмешкой,
и целоваться иногда,
и говорить: давай, нарежь-ка, -
арбуз без хлеба не еда.

Не говори, что даль уныла, -
в твоей руке моя рука.
Я всё давно тебе простила
наверняка… наверняка.

 ТУЧА

Ни колокольчика игрой,
ни дальней позолотой света
не весела и не согрета,
и вся, как дух исконно злой.
Всё прячет за семью замками
светило раннее и с нами
играет в полдень голубой…
и тянет дождик за собой,
и милых девочек с зонтами -
они, как птицы-оригами…
щебечут? - розовыми ртами,
ловя простора каждый звук.
И, кажется, одна из двух -
глазами неба голубее…
а может, это полдня феи,
что разорвали сонный круг…

* * *
Не целованием одним -
погибелью дышу стократно.
А ты любим…любим, любим, -
пришедшая - я невозвратна
из далека твоих глубин,
из непокоя и метаний,
где ты один - всегда один
для безрассудных целований…


 НЕ ДЛЯ МЕНЯ

Уже рассвет, а мне ещё не спится.
И на вопросы все - ответа нет.
Листаю белокрылые страницы,
и собираю утра первый свет.

Измучена, взволнована вестями…
а новый день внезапно настаёт
и полнится заботой, и страстями,
и переливом первых птичьих нот.

Забыться бы. Но засыпаю трудно -
всё хлопоты да сутолока дня.
Не для меня в улыбке алой утро
и розовые сны - не для меня.

* * *
Столько странных событий, прости,
столько смерти и зла.
Ветер косы ветлы распустил…
только всё выгорает дотла.
Снова тлеют чужие костры,
длятся распри и множество бед.
И ножи небывало остры…
на столах поминальный обед.
Не собрать мне, как прежде, друзей
там, где спелые вина - рекой.
Целый мир, как один Колизей,
где уже не кончается бой.
Посидеть бы с тобою в саду,
где цветы - долгой памяти свет.
Неужели тебя не найду?..
Может быть… и меня больше нет?..


 ПАРАПЕТ
Воспоминаний всех не счесть.
А где-то там - и наше лето…
такая участь парапета, -
мы все свиданничали здесь.
Бродили долго у воды
и невпопад молчали оба.
За этой линией озноба
сливались города черты.
Листвы сплетались кружева,
и фонари качали свечи -
там на воде… Всё так далече,
что и припомнится едва.

* * *
Вот уже на исходе июнь.
Приоделись птенцы, зарумянились вишни.
И ковёр травяной - и душистый, и пышный -
наполняется звуками солнечных струн.

Кто теперь не поёт, кто в лугах не свистит!
Занимательной стала дорога, и к лесу
потянулись с лукошком, дразня аппетит,
только в планы друзей я не лезу.

Мне хватает тепла на веранде. И птиц
я приветствую музыкой Листа.
И не надо нам шума обеих столиц,
и не надо идей реформистов.

Сад окреп и теперь полон соков и дум…
И покой, и уют закачали нас в кресле.
Зреют груши под музыку солнечных струн,
и мурлычутся новые песни.


* * *
Иду - твоим шагам навстречу
и всё ж, пустынно, как всегда.
Усыпан позолотой вечер,
тиха сентябрьская вода.

Ещё задумчивы стрекозы,
им каждый прутик - пьедестал.
Смиренные пасутся козы,
пастух устал.

Я посижу с тобою рядом.
Имён и дат здесь письмена
и отрешённость лиц, и взглядов, -
большая…тихая страна.

И как бы мне не доставалось,
душа по-прежнему с тобой.
И улеглось, и отметалось,
и отшепталось с тишиной…

* * *
И мы пройдём дорогой вечной,
и дорулим до рубежа,
и осудив свою беспечность,
научимся всерьёз дышать
изменами и фарисейством,
притворством жутким
жалких строк,
и вынесем один урок:
способность
к тайному злодейству.
Вершины взяты, что потом?..
Чтоб не дремать зубастой злобе,
давай поставим на поток…
и прибывающим в ознобе
от симбиоза наших дел
захочется проститься с миром.
Так не о том ли мальчик пел,
и пальчики, скользя по лире,
всё навевали смутный сон
тем, что стремились вдоль потока,
наперекор всему до срока
повысить голос свой на тон.

Отголосили. Стынет даль.
В пустыне петь кому-то надо…
А вот и голос камнепада, -
разжалась Божия спираль!

* * *
Я заблуждалась всякий раз?..
Я с Богом спорила о чуде,
о глубине зеркальных глаз,
о весточке - с каймой на блюде.
Но мне вручали письмена,
язык которых непонятен.
И узкой лентою кайма
вплеталась в край
дремавших платьев.
Он ничего не говорил, -
но улыбался безмятежно…
В ночи на плечиках перил
речная повисала свежесть.
И расступался синий лес,
глотая чёрные печали.
Мне говорили: Он - воскрес!
А я не верила вначале.
Я заблуждалась всякий раз,
я долго спорила о чуде…
И в дом входил смущённый Спас
с румяным яблоком на блюде.