Борис Осенний


Цикл стихотворений

* * *
Мир переполнен словами.
Средь вакханалии слов –
кто же в общении с нами
что-то услышать готов?
Слово – яйцо, но вытек
смысл из него – желток.
Вот и жуёт политик
жвачку газетных строк.
Зря вырубают рощи,
в текст превращают мир.
Не выходи на площадь
и не кричи в эфир!
Произнесенное нами –
речью стало чужой?
Ибо затопчут ногами
то, что сказалось душой.
Мир переполнен словами.
Как же сказаться – до дна?
Мысли неяркое пламя,
внемлющая тишина…
Искреннее (в нём искра?)
слово – летит в пустоту.
Мы не услышали? – быстро
гаснет оно на лету.
Сказанное украдкой
тихо, в беседе краткой.
Может, его доверишь
только тому, кому веришь.
Что не усилено матом,
не вываляно в грязи.
Тихо – тому, кто рядом.
Молча – тому, кто вблизи.


* * *
Я вынырнул из глубины глубин.
И был я в тех глубинах не один.
Как много их, – так странно мне знакомых, –
расположились в снах моих, как дома!
И просыпаюсь я в такую рань,
с испугом вспоминая эти лица,
понять не в силах, где меж нами грань,
не ведая, как провести границу.
Во мне, быть может, множество других,
со мной совсем несхожих, добрых, злых.
И сам, наверное, мог бы быть другим я.
И у него – моё бы было имя!
Я мог бы быть другим. Во мне другой –
мной (усыпив меня) завладевает.
Вот он с экрана мне махнул рукой.
Вот, развалившись в кресле, он зевает.
Красавчик искушающий – с реклам,
подсовывая нам ненужный хлам,
при этом улыбается невинно.
Его лицо – как бы из пластилина!
Всё знают точно, что они умрут,
и всё же – нагло врут, безбожно врут,
и с важной миной мелют горы вздора.
Они ведь лишь – наёмные актёры.
И мир мой самобытный – страшно хрупок.
Как самому себе не изменить?
Как совершить свой собственный поступок?
Как не позволить душу подменить?
О, нужно посыпаться спозаранку,
пытаясь вправду жить – не делать вид.
И отыскать живое место, ранку, –
где совесть шевелится. Мысль болит.


Чужой
Чужой на меня глядит,
во мне вызывая стыд:
я хуже него одет,
да и машины – нет.
Со всех экранов глядит –
он лучше меня на вид,
моё занимая место,
удачлив и знаменит.
Он требует – вместе с ним
заняться чем-то земным.
Весомым. Железным. Полезным.
Но скучным. Безвкусным. Пресным.
Чужой искушает, как бес.
И мне уже – не до небес.
Что стало с моей душой?
В ней вечный мой враг – Чужой.
Он – из какой страны –
глядящий со стороны?
И жизнь моя, словно сон:
я делаю то, что он.
Чужой, что сидит во мне –
глядит на меня извне,
и мне велит: не смотри
на то, что в тебе внутри.
Там вовсе не ты, а я.
Сменяется ракурс, кадр.
И, значит, нет бытия,
есть лишь дурной театр.


Смерть Никто
Он пуст, бедняга, пуст.
И в этой пустоте
слова что рвутся с уст:
не то… не так… не те…
Вот твой автомобиль.
Он был, как верный пёс.
Его сдадут в утиль
без четырёх колёс.
Вот женщина – она
как будто неплоха.
Любовница? Жена?
Внутри неё – труха!
Ты с ней – в стране теней,
где всё – нелепый вздор.
Пылинок танец в ней,
причудливый узор.
…Всё то, что есть вокруг
тебе ни враг, ни друг
На всём нарядный лак,
но сути нет – лишь знак.
А если бы начать
жизнь с нового листа?
Вот Каина печать –
сознанье: жизнь – пуста.
И в свой недобрый час
когда тускнеет свет,
о чём ты спросишь нас?
Услышишь ли – ответ?


Перед телевизором


«Счастье найдено нами», – говорят последние люди, и моргают.

Фридрих Ницше
Как странно: утонуть во мгле экрана.
То похоть возбуждать в себе, то страх.
Блуждать в тумане. Чувствовать туманно.
Не понимать: ты друг себе иль враг.
Не в старой книге – в бездну провалиться,
увидев между строчек – лица, лица,
и в шелесте листаемых страниц
разгадывая тайну этих лиц.
Не летней ночью – в звёздных небесах,
когда душа, взлетая, замирает,
покачиваясь, словно на весах,
и слово Бог невольно повторяет…
… Сюжет растягивают, как резинку,
воруют у тебя часы и дни,
пытаются из глаз твоих слезинку
исторгнуть. Ну а ты её – сморгни!
Но если мы расслаблено моргали,
и что должно бы сбыться – не сбылось,
то наша жизнь нам вправду дорога ли,
или не стоит даже соли слёз?


* * *
Я не знаю, кто, я не вижу, как…
Вот он снял пальто, вот надел пиджак.
Он лицо сменил, да и тело – сменил.
Он везде и всюду. И всем он – мил.
У него всё чужое – а своего,
своего у него – ну совсем ничего.
И пиджак чужой, и галстук чужой,
да и мысли своей – ни одной за душой,
и чужие слова – говорит чужим.
Он их так произносит, – невольно дрожим!
Я не вижу, как, я не знаю, кто…
Их таких, одинаковых, тысяч сто,
ну а может и больше. У них вся власть.
Нашу жизнь стремятся они украсть.
И с экрана призрачная рука
дотянуться может до кошелька.
Только что им жалкие эти гроши?
Мы, глупцы, – нам неведома ценность души!
Некто требует: «Душу мне, душу дай!
А не то – укатаю, сошлю в Китай.
Позабудь о том, кто зовётся ближним.
И о тех, кто будут потом, – о дальних.
Ты в природе и в человечестве – лишний.
Ты – товар, ты один из нас, виртуальных.
Но не вздумай и пробовать быть настоящим.
Настоящий не виден толпе полуспящей.
Настоящее призрачным станет, как дым,
если мы, виртуальные, – победим».
…Это по телевизору или во сне?
«Виртуальным будь в виртуальной стране!
Комбинация атомов ты, иль знаков –
ты рождён, чтоб исчезнуть. Исход одинаков.
Притворяйся живым! Беззастенчиво лги!
Настоящие нам, виртуальным, – враги».


* * *
Плод с какого сорвали древа,
и не знали, что в нём отрава?
И всё правое – стало левым.
И всё левое – стало правым.
Где добро, где зло – не дознаться,
да и нужно ли дознаваться?
Можешь врать – не боясь завраться,
удовольствиям предаваться.
Мы в уме – хоть, увы, не в здравом.
Нас понять не пытайтесь – где вам!
Ведь всё левое – стало правым
а всё правое – стало левым.
Всё навыворот. Наизнанку.
Вместо истины – что угодно.
И политиков перебранку –
слушай вместо песенки модной.
Матерщина и крики «браво»,
топот, свист, и слова припева:
Хорошо, что левое – право!
Хорошо, что правое – лево!


* * *
Я человек эпохи постмодерна.
Но почему в душе моей так скверно?
Как будто бы в ней вырубили сквер,
и мир уже непоправимо сер.
Где жизнь, покачивавшая ветвями
и тихо шелестевшая листвой?
Одни громады города – над нами
да шума неумолчного прибой.
Деревья мы увидим на экране.
Ведь кто на жизни пир уже не зван, –
тем, развлекая или же тираня,
с успехом заменяет мир экран.
Моя душа – как город, многолюдна.
И в ней не умолкает болтовня.
Но я прошу её: хоть это трудно,
услышь не телевизор, а меня!
Моя душа – компьютер персональный.
Она – в Нью-Йорке, в Лондоне – везде.
Ей отчего-то очень нужен дальний.
А ближний – словно на другой звезде.
И время мчится, но идёт по кругу.
И если я кого-нибудь люблю,
то встреча превращается в разлуку,
а сумма встреч-разлук равна нулю.
Я – человек эпохи постмодерна.
Но что же означает это «пост»?
Мы, люди, уподобились наверно
собаке, что кружась, свой ловит хвост.
И мы кружим (зачем – не знаем сами!)
Ум – изворотлив, Бог же – замолчал.
А нужно бы свести концы с концами,
но так, чтоб вновь суметь достичь начал.



© Борис Осенний, 2011.

© 45-я параллель, 2011.