Владимир Предатько 

***
Сховав гіркоту понад шляхом полин,
Мечі назавжди повростали в долоні,
Втомились Софія, Бахмут, Чигирин,
Втомилась земля. І втомилися коні.

Над тим що було щось шепоче трава,
Та постать стоїть – вартова бездоганна,
То хто ж вона буде? Праматір? Вдова?
Уже невід’ємна частина кургану.

Стоїть і мовчить, бо життя тут чуже.
Заклякла повіки немов у полоні.
Історію краю свого береже
В якомусь старечому напівпоклоні.

Крізь марево часу своє вигляда,
Уже не земне, а далеке, космічне...
Колись ця красуня була молода,
Стоїть і мовчить про життя потойбічне.

Залишилось все у далекій порі,
У Дикому Полі, мов тінь легко плинна...
Кружляє невтомно шуліка вгорі,
Та ген коло яру сумує калина.

***
Орден Славы утверждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8-го ноября 1943 г., и состоит из трёх степеней. За время войны только Орденом Славы третьей степени были награждены 997 815 человек. Изготовлен полностью из серебра. На рынке я увидел орден Славы третьей степени за № 722 115. Очевидно, он был вручен герою перед самой Победой.

Лежит на торгах беззащитно-красив,
Что впору стране разрыдаться,
Ушедшего века военный архив –
722 115.

Сегодня смятенье в душе у меня –
Я ранен своею находкой…
Во мне отголоском далёкого дня
Значки, ордена и колодки.

Я орден в ладошку, как бритву беру
И чувствую тяжесть прохлады.
Зачем ты на рынке лежишь на юру
И кто был хозяин награды…

Среди непутёвой мирской суеты
Сумел до сегодня добраться.
На нём шестизначные цифры видны –
722 115.

Растаяли в буднях Священной войны
Простые солдатские лица,
Они издалёка уже не видны –
Их жизней ушла колесница.

Торговой палаткою стала страна,
Ей веры и чести бы занять.
Снесла на продажу свои ордена,
А вышло, что продана память.

Убитого века мольбы не слышны,
Но как-то смогло же случиться,
Лежит на продажу осколок страны –
722 115…

Присвячення Івану Низовому

Живу, на себе тільки сподіваюсь.
Не все земне розгледів до пуття.
Біжу, та сам з собою сперечаюсь
Отак, від каяття до каяття.

Події, сподівання та обличчя,
Безжально та тихенько, в котрий раз,
Усе що є, згортає на узбіччя,
Непересічний, незбагнений час.

А тіні ночі мабуть мають крила,
І в цьому є якийсь таємний зиск...
Чиясь душа у спогад відлетіла
І в пам'яті лишила переблиск.

З людської, невгамовної толоки,
Зненацька б зазирнути в майбуття...
Допоки ми... Допоки я... Допоки...
Схвильвано я пью своє життя.

Иосифу Борисовичу Курлату

Досадуя по поводу разлук,
Испытываю горечь ощущенья –
У Времени в углу сидит паук
И отрывает ниточки общенья.

Но трудится беззвучно метроном,
Отмеривая беспокойство жизни,
Я не один, с печалью за столом,
Очередную отмечаю тризну.

Пусть повзрослею на десятки лет,
Хоть позади уже тысячелетья,
Растает нашей встречи силуэт
И станет чуть печальнее на свете.

Согреюсь у осеннего огня,
От аритмии странной захмелею –
Всё сказано о главном до меня,
Но, я своим, несказанным болею.

Налью вина, настоя от разлук –
Во мне давно созрело ощущенье:
У Времени в углу сидит паук
И разрывает ниточки общенья.

***
Натішились вітри. Угомонились.
Десь у дібровах залягли в барліг.
Та на святвечір, як зоря з’явилась,
Упав зненацька перший, тихий сніг.

І відгукнулось в серці прапрадавнє.
Щось щире, невибагливе, просте.
Побачилось чи вперше, чи в останнє,
Забуте, мов дитинство золоте.

Душа зцілилась подихом любистка,
Що зберігають в спогадах літа...
А поряд хтось незайманий і чистий
Почне свій день із білого листа.

Придінцеве порубіжжя

Привиділось за прірвою часів,
Що спокою немає коло броду –
Затоптаний геть берег аж просів
Де коні п’ють з Дінця холодну воду.

То здалеку, з туманної імли,
(Бо зношені тавровані підкови),
Шляхами прапрадавніми пройшли
Володарі приреченої мови.

Тріщали поміж ребрами списи
Та люди шаленіли до нестями.
Чорнилами з кривавої роси
Історія писалася мечами.

Не всім у тих розвагах повезло,
Це знають Прикінцеві степ і кручі.
Тут без числа тих воїв полягло,
З того й земля тепер така родюча.

А може то мені наснився сон,
Що з давнини тривожно докотився...

Мене хотіли взяти у полон,
Та я тоді іще не народився.

***
Стоит в затоне старая фелюга,
На ней лежит забвения печать,
Мешают ей извечные недуги
Судьбу свою под парусом встречать.

Ей не просить всесильную фортуну
Порадовать удачей моряка,
И не искать спокойную лагуну
Продутого ветрами островка.

Сорвёт её с причала шалый ветер,
Разгульный шквал ей не оставит шанс,
Смахнёт слезу, видавший всё на свете,
Родного маячка бессонный глаз.

Найдут своё дотошные потомки:
Ржавеющую цепь на глубине,
Обрывки парусов и мачт обломки,
Музею подходящие вполне.

Но души бесшабашные матросов
Не станут своё прошлое жалеть,
А будут доверительно и просто,
На нашу жизнь глазами альбатросов
Из мира параллельного смотреть.

***
Заскучаю я по любимой,
Оседлаю огонь-коня
И проеду украдкой мимо
Атаманского куреня.

Чую сердцем – возьмёт уздечку
Та, что краше и всех милей,
И под вечер, за тихой речкой,
Мы стреножим своих коней.

У межи, где шалфей глазастый,
Сторожит золотую рожь,
Ты мне ключик отдашь от счастья
И в судьбу навсегда войдёшь.

Одинокий монах-подсолнух
Ждёт кого-то у трёх дорог,
А мы рядом, в мечтах бездонных,
Собираем цветы у ног.

Ты – мне радость. Моя основа.
В мире лучшую не найдёшь.
Но свежи у коней подковы
И печаль собирает дождь.

Свет-соловушка песнь отщёлкал,
Растревожил казачий стан…
Нам отмерено счастье. Сколько ?!
Знают сабля да Атаман.

Треплет ветер коня за чёлку,
Томной радостью дорожит,
Беззащитная перепёлка
Счастье ищет своё во ржи.

Затоскую я по любимой,
Оседлаю в поход коня,
Пусть все беды проходят мимо
Атаманского куреня.

***
Окунаясь в перемены,
Беспокойная, без сна,
Захмелела от сирени
Торопливая весна.

За рекой, в раю садовом,
Там где месяц молодой,
Потеряло эхо слово
Размышляя над судьбой.

Плыл из юности бедовой
Будто талая вода
Голос чистый, родниковый
Ниоткуда в никуда.

В нём истома первой встречи,
Звёздных россыпей игра,
Соловьиный, чуткий вечер
И свиданье до утра.

В нём невеста иль подружка -
Берегиня светлых глаз…
Словно молодость в веснушках
Погостить зашла на час.

Незнакомая певица
Нежно пела о былом,
И металось эхо птицей
Там, где были мы вдвоём…

Взять, да снова бы родиться
Для любви счастливым днём.

***
…У меня пересыхают губы
от одной лишь мысли о тебе…
М. Петровых

В прошлое мне нынче заглянулось –
Вспомнил первый наш с тобой рассвет,
Дрожь ресниц, и губ твоих припухлость,
И библейский яблока запрет.

Мы бежали с берега иллюзий,
Чтоб зажечь свой собственный костёр,
И смущаясь, доверялись Музе,
Муза это помнит до сих пор.

Жизнь скупа на шалостей повторы
На большом загадочном пути,
Только нам не занимать задора
Чтобы вместе чувства те нести.

Чужды мы нытью и аскетизму,
Есть напор познания в крови,
Неспроста нам выданы две жизни
Для красивой, искренней любви.

Оттого и помнят наши судьбы
Трепетность свиданий и безумств…
Если вдруг пересыхают губы,
Значит, место есть ещё для чувств.

Ноктюрн

Ворожила ночка у причала,
По дорожке лунной вдаль звала
И, волнуясь, странника встречала
Всплесками смущённого весла.

Каждое неловкое движенье
Прятала под чуткой тишиной.
Над лимонным, сонным отраженьем
Вечно юный тешился прибой.

Впитывает сердце всё до крошки:
Шорох пены, лёгкой яхты крен,
И загадкой веет от сторожки,
От зубчатых, выветренных стен.

За старинной приоткрытой дверью
Золото мерцающей свечи...
Верится в красивое поверье,
Что от счастья где-то есть ключи.

Уголок любви и созерцанья –
Бытия земного дивный свет...
Только лишь в плену очарованья
На земле рождается поэт.