Иван Нечипорук

 
Этот день так возвышенно строг, как полотна Шардена,
И течёт над февральскою улицей призрак тоски.
Но сегодня надежды со мною настолько близки,
Что я вырван у этой хандры из тягучего плена.

Растворился туман обречённых иллюзий. Вальяжно
День крадётся за мной, словно наглый шарденовский кот.
Он ведь знает, что цель моя – только вперёд и вперёд,
В этой хитрой игре, за которую взялся отважно.



 Колос

Я - колос пшеничный, нас - море, но я здесь один.
Один - не сгибаюсь под ветром и тяжестью зёрен.
В стремлении к солнцу я принципиально упорен,
И в верности свету, давно сам себе господин.

И пусть по-холопски собратья склоняются вниз,
Судьба – не подарок: и ветром, и градом нас било.
Но если я слышу бряцающий лязг мотовила,
Я твёрдо уверен – прогнуться, не значит спастись.


Рябиновая Башня

Тикки Ш.

Ты врываешься в мир мой из светлой страны идиотов,
Воспевая уродов и пение чёрных ворон.
И меня увлекает твой голос в сырое болото,
Где тяжёлые образы, словно застывший гудрон.

Все твои короли и пажи, проститутки и донны,
Словно с древних порочных и мрачных полотен сошли,
Ты снисходишь до них, извлекая из ямы бездонной,
Обличая пороки безумной старухи-Земли.


* * *

Седеющий город, как странник с клюкой возле храма,
Бормочет молитву, и грезит о завтрашнем дне.
Святой простотою исполнен, и верит упрямо,
Что мир не сгорит в безрассудном холодном огне.

Беспечная молодость, мысли шальные и злые
Безбожные годы - безумный и страшный загул.
Всё минуло это, но совести раны былые
Его доконали, и город в тоске утонул.

Озябла душа, вены рек от хандры промерзают,
И стынут ладони ржавеющих рук-тополей.
Но город не спит, омывая проступки слезами…
 Он выживет в чистой молитве и вере своей.