Василь ДРОБОТ (1942-2020)

 * * *

Вознесенскому,
 Владимиру Набокову

Ностальгия по ностальгии,
 Только русским известна ты:
 Спазмом в горле – слова тугие
 Неестественной прямоты,

 Миг, когда на расстрел согласен,
 Только б там, на земле своей,
 Где, величествен и прекрасен,
 В русском воздухе – соловей,

 Где родные легли дороги,
 По которым идти бы – жизнь,
 Где исчезнувшие пороги
 Из-под спуда смолчат: «Держись!».

 Но и здесь – о мгновенье вольном,
 О тоске между чуждых вех –
 По земле, без которой больно,
 И которая – дальше всех…

 * * *

Мы уносим свой быт
 за витками планет,
 Сохраняя собой то,
 чего уже нет:
 Каждый вздох, каждый лист,
 каждый миг,
 каждый час,
 И планету свою,
 уносящую нас.
 И клянёмся не бросить её
 никогда,
 Но летят самолёты,
 стучат поезда,
 Закрываются двери,
 пространство деля…
 Сердце в сущность не верит,
 но это – Земля,
 Голубая планета
 в немой пустоте,
 Многоточия света
 на хрупкой фате
 Чёрных бездн небосвода, –
 сквозь сумрак и гам…
 Это наша свобода
 прикована к нам.

 ТАЙНА ПЕРЕВОДА

 Каждый слог открывается сразу:
 Лишь созвучьем заденешь его,
 И безликую тусклую фразу
 Вдруг прочтёшь как себя самого.

 Вдруг прочувствуешь
 собственной кожей
 Незнакомых глаголов тоску,
 И, на пену морскую похожий,
 Припадёшь к золотому песку

 То ль Пирея, а то ль – Оболони,
 По волне, как по грунту – соха…
 Наш язык не пропал в Вавилоне.
 Он приходит с размером стиха.

 МАРТ

 В лесу тепло и сыро… Почек
 Ещё не видно на ветвях,
 И зачастил капели прочерк,
 А чёрной птицы сильный взмах
 Ещё неряшлив, как спросонья,
 Летит, покачиваясь, вглубь,
 Как в сизый морок заоконья –
 Улыбка чуть припухших губ…
 В осевшей туче тонут кроны,
 Темнеет… Влажно… И с ветвей –
 Капели шорох неуклонный,
 Как перешёптыванье фей…

 * * *

 Но кризис чуду не помеха.
 Ему свершиться суждено,
 И мир, как узнанная веха,
 Уже стучится к нам в окно.

 И солнце катится по сини,
 И ветер греется под ним,
 И городу хватает силы
 Остаться близким и родным.

 Смеясь, глядит земля святая
 На толпы митингов вдали…
 Ведь по утрам опять светает,

 И вновь душа во сне летает,
 И ей для счастья не хватает
 Уютной маленькой Земли.

 * * *

 Переписана история
 И не движется вперёд,
 Но глядят герои старые
 Из покинутых ворот.

 А другие смотрят совами,
 Как портреты со стены,
 Потому что нарисованы,
 А не жизнью рождены.

 И, утратившая мужество,
 Обойдённая в судьбе,
 Над позором и кликушеством
 Врёт страна сама себе.

 * * *

 Почти садятся на плечо
 Весёлые стрижи,
 И даже сердцу горячо
 От пройденной межи,

 Где дружит с птицей человек,
 И птица дружит с ним,
 И юный, двадцать первый век –
 Ещё глядит, как нимб.

 Где, несмотря на огнь и дым
 И на безумный бег,
 Ещё он может стать святым
 И ласковым для всех,

 Не дать Земле пойти ко дну,
 Найти счастливый миг
 И стайкой птиц припасть
 к окну,
 Встречающему их.

 БЛАЖЕН…

Федору Тютчеву,
Анне Ахматовой,
 Марии Петровых

Но нет минут не роковых.
 В любой – рождение и гибель,
 В любой – беда, удар под дых,
 Проверка истины на дыбе…

 И если вдруг, в который раз,
 Сердца над миром слышат лиру,
 То это значит: плохо миру,
 И он надеется на нас.

 * * *

                    Кате Квитницкой

 И вот явилось отрезвленье:
 У счастья – рваные края,
 И стала самоутоленьем
 Вся Антология моя.

 Удар по ходу не добрее
 Удара в спину… Может быть,
 Затем в душе неявно тлеет
 От мёда горечь – буду бит.

 А впрочем, жизнь всегда скупая,
 Просчитан жадно каждый миг:
 Поэтов или покупают,
 Или затаптывают их.

 Молчаньем душат и не-взглядом,
 Не-замечаньем на бегу…
 И враг, подобный другу, – рядом,
 И друг, тождественный врагу.

 * * *

 Ещё чуть-чуть, ещё немного
 В размере этом или в том,
 Со всей предсказанностью слога
 И проговариваньем ртом,
 Губами помогая нёбу,
 А нет, – гортанью языку –
 Всё-всё годится в долю, чтобы
 Творить строку, творить строку.
 Творить, за каждый слог в ответе,
 Себя укладывая в звук,
 И нет чудеснее на свете
 Тех мук рождения и мук
 Недорассказанности знанья,
 Вдруг приходящего в слова,
 Где ждут и радость, и страданье,
 И отворенье естества.

 СТРИЖИ

 Не промахнется птичья стая,
 А прилетает в этот двор,
 Где ивы, прядями качая,
 Ведут неспешный разговор.

 Куда Луна глядит, вздыхая,
 Лицо закутав до бровей,
 Где по ночам не затихает
 В пяти деревьях – соловей…

 В окошке поманю рукою, –
 Навстречу прянут, как из тьмы…
 Есть, видно, что-то здесь такое,
 Чего не видим только мы.

 * * *

 Вся непогода – только ветер
 И кучевые облака,
 И дождь (предсказан на рассвете,
 Но не сбывается пока).

 Прохладно в небе. Синим фоном
 Глядит открытый космос к нам,
 Открыты мы, как в веке оном,
 Хоть не гляди по сторонам.

 Любая дверь, окно любое,
 Бассейн и двор, и сад, и дом, –
 Всё то, что нажито любовью,
 И постоянством, и трудом, –

 Ему открыто: всё – наружу, –
 Взорви вулкан, разбей гранит…
 Но – нет! Ни камня не нарушил.
 Не нападает, а хранит.

 * * *

Слава Богу, что незнанье
 Окружает нас ничем!
 А иначе бы дерзанье,
 Не спросив, куда, зачем, –
 Проломило бы пределы
 И в Пространство увело,
 Без надежды и без дела,
 Не в добро и не во зло, –
 Просто так, куда попало,
 Через ночь, глазам вослед…
 Но планета не пропала,
 И планету греет свет,
 Завернув её в незнанье,
 Как в конверт – своё письмо…
 Час придёт, и Мирозданье
 К нам заявится само.

 * * *

 Нас не видят и не слышат,
 Потому что мы – свои.
 Всё, подсказанное свыше,
 Как культурные слои,

 Ляжет в землю, защищая
 Незапятнанность свою…
 Гордость есть. Она – такая,
 Обретённая в бою.

 Жаль, что бьёмся со своими,
 Не внимающими нам.
 Тот, кто веры в свет не имет,
 Не глядит по сторонам,

 Просто строит дом и крышу
 По душе и по уму.
 И подняться строчкой выше
 Не позволит никому.

 * * *

 Пока еще свежо,
 пока на свете – утро,
 Прохладный ветерок
 струится вдоль дерев,
 Согрей себя строкой,
 надёжной, верной,
 мудрой,
 И пусть она звучит,
 дыханьем отгорев.

 Всё было так давно
 и так недавно было,
 И повторится вновь,
 и кончится опять…
 Ты колокол уйми,
 зажми руками било,
 И пусть язык смолчит
 и не ударит вспять.

 Да возродится миф,
 да не устанут руки,
 И новый жаркий день
 проявится в строке,
 И пусть язык вернёт
 живого слова звуки,
 И пусть земля вздохнёт
 на том же языке.

 ЧУМАЦКИЙ ШЛЯХ

                      Меж землею и небом...
                             В. Кухалашвили

 Чумаки с возами ушли
 И просыпали соль во тьму.
 Вот и светится там, вдали,
 И неведомо, почему.

 Очертив неизбежный путь
 Через мрак, не видать, куда,
 С тяжким стоном волы бредут, –
 Нет на свете свежей следа.

 Мерно крутится колесо,
 Огневая спираль горит…
 Это – жизнь. Пока видно всё,
 Нам позволено говорить.

 * * *

Я и в беде настолько жаден
 На каждый вдох
 и каждый взгляд,
 Что не боюсь рубцов и ссадин,
 И, что велят и не велят, –

 Не слушаю: тропа слепая
 Ведет меня под звон в ушах,
 По ходу мысли – закипая
 И освящая каждый шаг.

 Неужто буквам – спотыкаться
 От неуверенности сил?
 Ещё я вижу, может статься
 Ещё я слышу эту синь,

 Ещё борюсь за сходство в звуке,
 За строчки, строфы, за листы…
 И обессилевшие руки
 Ещё пред Музою чисты.

 «ВОРОНЕЖСКИЕ СТИХИ»

                     О. Мандельштаму

 Вот теперь они понятны,
 Эти чёрные стихи
 Разговором чётким, внятным,
 Безо всякой шелухи:

 Светлый мир, идущий мимо,
 Оставляет всё и вся,
 Кольца сладостного дыма
 Мимо сердца пронеся;

 Сам, застывший на пороге
 Предпоследнего пути,
 Где растерянные ноги
 Не находят, как пройти.

 Не находят, как ужиться
 С предпоследнею зимой,
 Над которой снег кружится,
 Суматошный и земной…

 * * *

Любовь возникла слишком поздно,
 Когда закат уже потух,
 Но чьё-то солнце в небе звёздном
 Не вызывал еще петух.

 Ах, ей бы раньше лет на двадцать,
 Тогда бы счастье к нам пришло.
 Но не нашло, куда деваться,
 Взлетев от радости, крыло.

 И небо сгорбилось (ко сну ли?),
 Темнея, плыли облака,
 И звёзды медленно тонули,
 Не встретив зова маяка.

 * * *

 Пишу для каждого из тех,
 Кто прочитает эти строки,
 Не важно, в дождь, а может, в снег,
 И если солнце на востоке
 Плеснуло розовым лучом
 По вдруг проснувшемуся краю…
 Я – обо всём и ни о чём,
 Что знаю, и чего не знаю,
 Но что приходит вдруг, само,
 И непреложностью своею
 Смущает душу, как письмо;
 Я не прочесть его не смею
 В привычный, тихий, ранний час,
 Под крик стрижей, под шёпот Музы –
 Пишу для каждого из вас,
 Кому приятны слова узы.
 Письмо пишу. И в нём – привет, –
 Пока зовёт меня страница…
 Пишу на столько добрых лет,
 На сколько память сохранится.

 * * *

В условленные сроки,
 Под ждущий сердца стук
 Слова? приходят в строки,
 Из ниоткуда, вдруг.

 Являются внезапно,
 Но точно, как часы, –
 Сегодня, а не завтра,
 От ветра, от росы,

 От солнечного света,
 От сумрака в тени…
 Но главное – не это:
 Сбываются они.

 ГОДОВОРОТ

 Метеориты не прорвались
 Сквозь темноту нависших туч.
 Не побывал на карнавале
 Ни краем глаза – хоть бы луч.

 Всё – как обычно: скупо, серо,
 Темно – как сотни лет подряд.
 В провал с названьем «наша эра»
 Века ложатся к ряду ряд.

 И не всплывает ни минуты
 На мутных волнах бытия.
 Темно, обыденно, как будто
 Здесь не были ни ты, ни я.

 И всё ж, мы есть –
 средь шума, гама –
 Живём, надеемся, стоим,
 Пока года кружат упрямо
 Над сонным омутом своим.

 * * *

 Отворяю, как вену, душу.
 Пусть ей легче сегодня станет,
 Пусть очнётся на день грядущий
 И собою меня не ранит.

 Изнутри не грызёт подспудно,
 Заглушая словами стоны.
 Я, как сбитое морем судно,
 Открываю свои кингстоны.

 Да затихнет огонь жестокий,
 Да вольются прохладой воды…
 Отдохните, мои истоки,
 Не предайте меня, исходы.

 * * *

Я не видел, как рос рассвет.
 Но сама иди, посмотри:
 Солнца нет и восхода нет.
 Утро светится изнутри.

 Будь подобна сейчас Фоме, –
 Чтоб поверить, вложи персты:
 Возникают дома во тьме,
 Среди ночи и темноты.

 Из себя излучают свет,
 Освещают им ночь саму:
 Пусть рассвета и солнца нет, –
 День пришёл. Успокой Фому.

 ВОЗДАНИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ
 
                    Моему отцу, живописцу,
                    Леониду Дроботу

 Имя твоё не пропадёт.
 Всё-таки, книга – это гарантия.
 Нынешний дождь, будущий лёд, –
 В памяти-тоге, в совести-мантии.

 Порвана жизнью цепь немоты,
 Цепь умолчания, подлости, бездари.
 Да сохранятся мира черты
 В том, чего судьи не знали, не ведали

 И не хотели ведать и знать,
 Вечным молчанием жизнь убиваючи.
 Канула в Лету спесивая знать,
 Хитрости лисьей хвостики заячьи.

 Вот он, достойный в вечность причал,
 Занятый силой удара нежданного…
 Всё я исполнил, что обещал.
 Это – сверхпланово.

 * * *

 Земле ли до далёких странствий
 По закоулочкам её,
 Когда она летит в Пространстве
 И превращает в бытиё

 Вдруг возникающее поле,
 Доселе бывшее ничем,
 Не знавшее ни бурь, ни боли,
 Не вопрошавшее: «Зачем?»,

 И никаких других вопросов
 Не задававшее себе,
 Ведь всё доселе было просто
 В непостижимой не судьбе, –

 Не сознающей этой шири,
 Но всё приявшей, не судя…
 Не знающей, что будет в мире,
 Вдруг превратившемся в себя.

 * * *

 Не говорите что попало,
 Слова сбываются, – в огне,
 Живые… Им прозренья мало,
 Они с природой – наравне.

 Они командуют природой.
 Они – закон. Её закон –
 Творец!
 Она кричит при родах,
 Но поступает так, как он,

 Со всею логикой понятья,
 В команду вложенного им…
 И в этом – всё: восторг поятья,
 И возрожденья сладкий дым.

 МИР

 Такова его жизнь: шумя.
 И живёт он, и жизнью правит,
 И грохочет, и грохот славит,
 И сдаётся, в душе щемя.

 Эти запахи трав и хвой,
 Этой техники лязг и грохот…
 Как бы ни было в жизни плохо –
 Принимаю его, как свой.

 И окно открываю в ночь,
 Хоть пугаю тем домочадцев,
 Чтоб он смог ко мне докричаться,
 Если станет ему невмочь.

 * * *

 Когда припрут года, оставив только миг,
 Когда регалий блеск теряет вдруг значенье,
 Мы смотрим внутрь себя,
                            и ждёт душа прощенья
 Не от других людей, а ждёт от нас самих.

 Да, ждёт от нас самих,
                           и это – Страшный Суд,
 Когда к себе самим не ведаем пощады
 И на поклон нейдём ни к прадеду, ни к чаду,
 Поскольку не простят, поскольку не спасут.

 И ты не ждёшь от них спасенья в этот час,
 И только сам себе в том ищешь оправданье,
 Что не спасал себя, не избегал страданья,
 Но ничего не смог и никого не спас.

 * * *

 Хорошей сказке сердца надо.
 Не потому ль мы верим снам?
 Она – единственная правда,
 Которая доступна нам,
 О нашей сути, об истоках,
 О том, чего не видим мы,
 Что вдруг врезается жестоко
 Из подсознанья, как из тьмы,
 И жизнь кроит своим началом
 И разумением своим,
 А мы прощаемся с причалом,
 Не понимая, что – стоим.
 Что стержень жизни – эта сказка,
 Пришедшая в свой день и час
 Щемящей неизбывной лаской,
 От Бога выжившая в нас
 Над дерзновеньем, плачем, шумом…
 Хранящая и жизнь, и честь.
 Всё остальное мозг придумал,
 Но Бог оставил так, как есть.

 * * *

 Слова проложены меж нами,
 Как рельсы через бездорожье,
 Вдруг становящиеся снами,
 Когда на это – воля Божья.

 Тогда их видим, а не слышим,
 Не зная их, но понимая,
 Пока ниспосланному свыше
 Душа доверчиво внимает,

 Пока идёт по рельсам этим,
 Путь в никуда из ниоткуда,
 Пока друг другу словом светим,
 Пока надеемся на чудо…

 * * *

 Пора бы снегу. Мокрый дол
 Блестит фольгою тёмной,
 Каштан под домом, бос и гол,
 Бредёт, уже бездомный,
 Не по пространству и пути,
 А по минутным сдвигам,
 И где положено пройти,
 Определяет мигом –
 Не поворотами дорог
 И не асфальтом улиц,
 А силой света, как Ван Гог,
 Немея и сутулясь, –
 Идёт, теряясь вдалеке,
 Помахивая веткой,
 А сзади – туча налегке,
 Из тучи – дождик редкий…

 * * *

                          В. М.

 Я жив, а тебя нет.
 На месте твоём – боль,
 И горький в душе след
 Судьбе объявил бой.

 Не дарит он ей сна,
 Не терпит во мне лжи,
 И нет у него дна,
 И след не достал ржи –

 Окончился вдруг, здесь,
 Зацепок не дал мне,
 И вся моя жизнь – весь
 В последнем твоём дне

 Уткнулась концом в топь,
 Не ведает в ней троп…

 ПОТОК

                                     Зенону

 Вечна жизнь и временны постройки,
 Все следы оставшиеся лгут,
 Все несчастья, встреченные стойко,
 Все дороги, скрученные в жгут,

 Летний дождик и умытый воздух,
 Звёзды, век сиявшие с небес, –
 Каждый шаг в неведомое воздан,
 Делался он с целью или без.

 Просто-жизнь пыталась просто
 выжить.
 Это ей давалось нелегко.
 Но бессмертье становилось ближе,
 Оставаясь слишком далеко.

 * * *

 Когда-то я учился в первом «Б»,
 Где А и Б сидели на трубе,
 И где читали нам учителя,
 Худых мальчишек взглядом пепеля.
 Всё было ясно: рядом – твой сосед,
 Под вечер всюду выключали свет,
 Не попадал в квартире зуб на зуб,
 Сестра из школы приносила суп
 Из вермишели сладкой, с молоком,
 И я уже не думал ни о ком,
 А только ел… Сквозило из окна,
 Но возле печки тёплая стена
 Тихонько грела… Облетала пыль,
 Тлел на столе коптилочный фитиль,
 Дрожащий свет не освещал лица,
 Но было всё понятным до конца…
 …Стою у школы, в коей как-то раз
 Мне в день рожденья выпал 1-й класс.
 Почти всё так же: серая стена,
 Летит побелка, дует из окна…
 Да вот сестра больна, а я – старик,
 На лысину пора надеть парик,
 И пал Союз, и рухнул КГБ,
 Но на трубе – всё те же А и Б.

НОВОГОДНЯЯ МОЛИТВА

 И совершился год,
 Что направленья слов и сил
 Не знал я наперёд.
 Решал вопросы лишь на честь,
 На совесть и на страх
 И не узнал, что пропасть есть,
 И не свалился в прах.
 Каков бы ни был, но дошёл
 До самого конца,
 Всех в жизни бед не перечёл,
 Не потерял лица,
 Всё выдержал и всё успел,
 А что не повезло, –
 Да сбудется меж прочих дел,
 Да не пойдёт во зло
 И не сведёт моих шагов
 С достойного пути…
 Ещё – прости моих врагов
 И всех друзей прости!

 СЕСТРЕ

 Ты теперь – за стеной, откуда
 Мне не слышно ни слов твоих,
 Ни надежды твоей на чудо,
 Ни прощенья за этот миг.
 Ты не помнишь меня… Отныне
 Я живу навсегда один,
 Как в холодной морской пустыне,
 Средь жующих друг друга льдин.
 И привыкнуть душа не может
 К той беспомощности твоей,
 Что пугает меня до дрожи,
 Всех несчастий на свете злей.
 Ты водила меня по паркам
 И по улочкам у Днепра,
 В зимнем холоде, в лете жарком
 Ты умна была и добра.
 Ты учила словам хорошим,
 Петь учила и честным быть.
 Но отныне меж нас – пороша…
 Как могла ты меня забыть?
 Как оставила в этом мире,
 Отпустила в судьбу из рук?..
 Я играю тебе на лире
 Вот аккорд… Выходи на звук!

 * * *

 От скольких женщин я ушёл –
 уму непостижимо!
 Когда бы знал, что – навсегда,
 наверно бы не стал.
 Я ни единой не забыл, но жизнь
 вильнула мимо,
 Оставив мне, взамен себя,
 ненужный пьедестал.

 Всю нежность сердца моего
 и все мои достатки
 Отдал бы им и думал сам:
 «Спасибо, что берут!»
 Но мне с далёких детских лет
 предательства не сладки.
 Я был обычным мужиком,
 а мужики не врут.

 Но всем, кто помнит обо мне,
 и не забыты мною,
 Я завещаю всю любовь
 в мятущейся строке –
 Сейчас, когда уходит жизнь,
 и тьма стоит стеною,
 Мне светит каждая из вас,
 как бакен на реке.

 * * *

 Завидуют любви, которой нет,
 Которая ушла за рамки правил…
 Иль это вправду обезумел свет,
 Иль я его описывать не вправе.

 Но всё же, зависть – это не порок,
 А визуальный выбор направленья,
 Когда беда приходит на порог,
 А пядь земли уходит вдруг в паренье.

 Выходит, мы удачливее всех,
 Когда под чувство только правду стелем…
 Притих февраль, кружит у окон снег,
 Из под него от почвы тянет хмелем.

 * * *

И снова небо засияло,
 И по утрам спасенья нет:
 Не защищает одеяло, –
 Сквозь ткань его проходит свет.

 А я не в силах не проснуться,
 Когда окно светлеет вдруг,
 И пусть в нём – дождь,
 и ветки гнутся, –
 Ещё без майки и без брюк –

 Встаю, готовый к звону Лиры,
 Уже настроенный на строк
 Чередование… И миру
 Проснуться вдруг приходит срок,

 Глядеть сквозь пляшущие сучья
 Туда, где затаилась Суть,
 К которой точные созвучья
 Уже указывают путь.

 ИНЕРЦИЯ

 Рука мешает мне писать:
 То затекает, то привычки
 Теряет… Что же, – нужно встать:
 Ключа не хватит, – в ход отмычки.

 И всё равно, она болит,
 Не держит книгу и роняет
 Мои бумаги – нет обид,
 Ведь не чужая… Но – иная.

 Культуры развитой страны
 Ей не хватило для леченья…
 Не все ли мы осуждены
 Стремиться поперёк теченья,

 А то и против… А страна
 Течёт себе куда попало,
 И не её совсем вина,
 Что ничего в нас не пропало,

 Но и заслуга не её, –
 Привычка наша и терпенье…
 Мир не подхватывает пенье,
 Но порождает бытиё.

_________________________________________________