Ирина Гирлянова

* * *
« Всё утрясётся – что бы ни стряслось…»
Г. Сусуев

Без этой веры нас стрясёт от стресса
с земли. И, потрясений не тая, -
Быть иль не быть? – из праздных интересов
нередко для себя решаю я.
Но шевелюрой шевельну от страха, -
«шевелятся» киты в чужих морях.
Слонов четвёрку держит черепаха,
а трех китов не вспоминайте зря.
Есть два ответа только: или - или!
А дюжина, аж чёртова, - стихов!
Но бабочки сквозь кокон режут крылья, -
взмахнуть и сдохнуть! Мир, увы, таков.
Жизнь такова. И жди конца, пожалуй…
Не быть? Иль быть? Не зажигай огня!
Что слава? – Прах! (Как будто б я не знала!)
Но, кажется, слова нашла не я.
Сегодня не хочу идти к соседке
и появляться вовсе меж людьми.
Полью-ка фикус! Поливаю редко.
Ты брешешь, жизнь. На, выкуси, возьми!
Ажур гардин задвину плотной шторой
и продолжаю путаться впотьмах:
Быть иль не быть? Хорош вопрос, который
мне ставит жизнь, и не решу сама.
Считать слонов всю ночь в своей постели,
с утра проснуться, утрясая суть…
Быть иль не быть? – Душа рванётся в теле.
Дожить бы до зарплаты как-нибудь.
Из всех слонов меня вот этот топчет.
Хоть жизнь глупа, брехлива, но – одна.
Мой слон - взбешён! А бабочка средь ночи,
едва дыша, садится на слона.

***
Столбы – жирафы. Тучи – как слоны.
Вороны, - те цитируют Эдгара.
И небо красит губы, будто сны,
над лужами, не тратя время даром.
Вся голова надета набекрень!
Шныряют крысы мимо с кошельками.
У булочной стоит прошедший день:
- Подай на хлеб! (Не положите камень!)
Венеция и Греция – ца-ца!
У них всё есть! Но - дальше, чем до бога.
Рыдает день. И так трясёт в сердцах
своей досадой! Бьётся об дорогу,
чтоб отмахнуться, как от мух, от нас.
Блаженны духом нищие? – Не верьте!
Вниз, на карниз… Как будто пробил час…
Лишь хлеба просят, а не лёгкой смерти.
Нашёл слова, - кому они нужны!
Не выбросить слова из песни этой.
Капель, как ак-компанемент весны,
смывает грязь на улочке раздетой.
Кругом – вода. Но и в своём кругу
не пью с утра. Иль мне заняться нечем?
Я – человек! Могу поднять ногу.
И мне ничто не чуждо человечье.
Жить – абы как! Слоняться сгоряча
и потреблять ни мало и не много,
и телеса не доверять врачам,
и душу – никому! Лишь только богу.
Вода – мутна, и мучиться – за что ж?
«Шестая» - рядом. Стены пахнут серым.
Жизнь, дура, - плачь! Раз на аркане вошь,
то в магазин я не пойду, наверно.
Из туч-слонов всё каплет и бежит
живая влага (что-то сдуру даром).
Не обижаюсь среди луж на жизнь.
Мир – мокрый, но довольный, как слоняра!

***
Ты – отдаёшь, но хочешь – получать!
…Июнь, в дождях погрязнув, как в пороках,
нам приготовит не цветочный чай,
а горечь губ и очередь упрёков.
Игра – всю ночь! Напропалую злюсь…
Я отдаюсь, но получить хотела б
взамен твою восторженную грусть
и облаком прижавшееся тело.
Ты так решил: меня – не провожать,
опять в заботы быта окунуться…
В дворах-колодцах дождевые блюдца
мелки и жалки, как твоя душа.
Ты провожай надежды, не меня!
Я – оптом сдамся торгашам на рынок.
Реально утро. Но слабо обнять
тебе меня на лестнице за спину!
Июнь уходит влажно, тяжело.
Чуть обижаясь на дождливость лета,
не продолжаю линию сюжета.
Свежо и больно. Первое число.


ПРОЩАНИЕ
Regreso pronto (en seguido).
Hasta la noche! Nos yeremos!
 Испанский фольклор.

А я – вернусь. Когда-то. Скоро.
Увидимся. Я не прощаюсь.
Пусть этот оголтелый город
наполнен странными вещами,
и день разболтанным трамваем
гремит на каждом повороте,
по-прежнему неузнаваем.
Узнаете – но не поймёте.
А я – вернусь! Сегодня, может.
А может, через две недели.
День так в пути неосторожен,
и есть опасность: в самом деле
вдруг не вернуться… С безразличьем
смешаться с рыночным угаром…
Я – возвращаюсь. И отлично!
Где поздравленья и фанфары?
Вот, фанфаронством изувечен
сосед по буквенному цеху,
зазнайство рюкзаком на плечи
взвалил и силится уехать.
Вот, «барра» в красненькой косынке
средь лент забыла пулемётных
о доме, о любви, о сыне.
Смешные измышленья шлёт им.
Вернётся? – Оглянётся разве.
А я – вернусь, как уходила.
Спокойной жизни праздный праздник
пусть добрым будет, не унылым.
За возвращение – подымем!
Но первый тост – за атамана!
За кумпол, за коровье вымя,
за… запятые. Как ни странно.
И будто детская считалка:
Вернёмся ли? Куда б вернуться?
Колодцы ли с водой иль блюдца,
я – ухожу. И мне не жалко.


ШАМАХАНЬ 
« Что-то знакомое гладит рука…»
 А. Сигида

не станешь эфроном тем бишь гумилёвым
на стане остатки исклёваны клёво
в издолбленной нише ничто и ништяк
ведь ты оторвался без тормоза, так7
да, ты оторвался летел как фанера
манерней заезжего миссионера
отъявленным сказочником во плоти…
лети же, голуба, врубаясь лети…
есть что-то восточное в жёсткой кровати
и тёплое как одеяло на вате
и сладкое…будто ломаешь запрет
хорошего не было в сказках и нет
старо и затёрто и так надоело
утешьте своё распростёртоё тело
ведь сверху забавно смотреть свысока
на мужество мудрости и…чудака
чу, щупальца шарят по спелому следу
в горячке и в горести гордой уеду
так спи же ещё ощущений ища
средь хлама и хлада хлыста и хлыща
ещё в состояньи во вражеском стане
и в божеской стати… не станешь…не станешь
пропустишь все сроки и клюнет петух…
летает над станом салтановский дух.

Ас ( триптих )

1.ВОЗВЫШЕННОЕ.
Налёт часов – достаточен для снов.
Хоть до утра и зим, и лет – до тыщи,
сумбур по изголовьям в сто голов
ползёт змеёй, среду и почву ищет.
Я, всё одно, решился на таран:
удар по лбу, очередная рана…
Библейских текстов и тисков игра,
а рядом - помесь Торы и Корана.
Ведь, всё одно, грядёт последний день
и страшный суд, с людским судом несхожий.
Я – одолею эту дребедень,
и дрободан свой одолею тоже.
Переживу, как пережит потоп.
Пропитан насквозь дождевой водою,
взлетел, лечу…Не нужен мне никто.
Я здесь один, и значит, что-то стою.
Я – мастер по полётам в темноте.
Пусть в небо стены вавилон возводит,
налёт времён – не в небе и воде!
Хоть воду лить я тоже мастер вроде…
Вода потопом заливает нас,
и время, и страна – резки и пьяны.
Я, между прочим, - первоклассный ас.
2.ОГЛАШЕННОЕ.
Нарушил притяжение и сдуру
я от земли рванул куда-то ввысь…
Решил, как жил: спасу аппаратуру!
Хоть сам не знаю, как суметь спастись.
Тяну, тяну, не веруя в конечность
и бытия, и собственно меня.
Вы, люди, претендуете на вечность?
Но с вечностью якшаюсь только я!
Планирую – почти без « керосину»,
пикирую – всего на миг вперёд…
Глаза – мои! У дочери и сына.
Но я врубаясь снова в огород!
Как оглашенный, я мечусь, покуда
хоть что-то шевельнётся. Значит, жив!
Под землю снова, нехристь, лезть не буду.
Я - в небе нарезаю виражи.
Коперник пострадал, сгорел Джордано,
и прочих разных проклинал амвон.
Но лучше поздно, если слишком рано,
чем никогда…Лугань, Донец и Дон…
Топографичны вежды и невежды,
и, славу богу, - слава Лугу! Что ж,
не умирают никогда надежды.
Пущай себе летает молодёжь!
А, может, кто-то и со мной зависнет,
на кон цвета поставив и цветы…
Я оглашаю собственные мысли,
3.НЕВОЗВРАТНОЕ.
Падаю, иль нападаю?
Кто самолёт направлял
над городами-годами,
там, где чернеет земля?
В сад, что посажен не мною,
вниз, на игрушечность крыш…
Всё-таки, видно, я – стою,
раз меня, Боже, хранишь!
Вывернусь чуть за минуту
до ощущенья огня…
Может быть, должен кому-то,
если спасают меня?
Я же вернусь, может статься.
Только качаются вдруг
целыми гроздьями – стансы,
стрижено-кошеный луг.
Выдаст ли чёрт или идол,
бросится снова? «Ату!»
Ночью ушла в пирамиды
кошка к другому коту.
Чудится мне, ёли-пали,
кумпол на купол надет…
Падаю? Или поддали?
Я ещё русский поэт?
Там, на земле, не собрать вам
даже в лукошко меня!
Люди, - по-крупному, - братья.
И по-любому – родня.

***
Человек – это звучит гордо?
А порой это звучит – модно.
На великие дела годный,
а его всю жизнь в дерьмо мордой…
Отчего такое вот дело:
сотворён и одарён круто,
а бросается вниз оголтело
и кусается, как шизанутый?
Ну, понятно, платит сам по счёту,
ничего, как манна не даётся.
Как коняка ходит на работу,
очень редко от души смеётся.
Заедает век свой, будто пряник,
и от жалости к себе – плачет…
Закопался человек в дряни,
бессловесный и почти незрячий.
Только греет у тепла попу,
размножает, наложив, кучи,
чтоб всю жизнь на лом и хлам прохлопать,
охаметь и охулить, - что круче.
«Схамениться!» - не сказать ярче.
«Не сховаться!» - не сказать вернее.
На челе твой век сидит, старче,
и качается, как цепь на шее.

ИЗМЕНЫ

И хватит!
Не нужно о прошлом!
Капусту, не душу, - круши.
Хорошего мало в хорошем.
Живём. Надо, сталь быть, жить.
Забудь. И беги, избегая,
и бред свой недолго жуя.
Когда-то досталось, я знаю.
Достала - другая. Не я.
Другая… Я ею не буду.
Что было, то было. Прошло.
Уедешь, и вражьему блуду
ты кукиш покажешь в стекло.
Случилось ведь то, что случилось.
Банальность бананов – гнильё!
И, пуганый, сделай же милость, -
признай пораженье своё!
Средь сваренных в балках дурманов,
средь нищенства духом, и зла –
стяжатели жёнку утянут,
и выставят вон, как козла.
Но ты, во другом огороде,
будь зубр, а не рваный козёл!
(Ты новую козочку, вроде,
чтоб скрасить обиды, завёл?)
Дела заведутся и гроши,
и новый утопчется путь…
Хорошего мало в хорошем.
Ведь что-то мешает уснуть.
…Мы выключим свет. И увидишь,
остатки – не так уж плохи!
Забудь о беде и обиде!
Пусть их караулят стихи.
А повода нет, - и не надо!
В копытце напьёмся воды…
Заядлость, она не от яда.
Она - от всеядной еды.

 РЕМОНТ ДУШИ

В душе – ремонт,
шпатлёвка трещин.
Хоть потолок – не горизонт,
успокоение для женщин.
Идёт ремонт. В душе – ремонт.
Как знать, насколько хватит силы,
и сколько будет маяты,
чтоб я когда-то приносила
в жилую комнату цветы,
чтоб был уют…
Но не прельститься
на семь фарфоровых слонов,
чтоб в сердце дольше пела птица,
и не болело чтоб оно.
…Стряхну устало крошки мела,
седую пыль, холодный дым.
Ремонт души – большое дело.
Да только по полу - следы.

***
Ах, эти белые коты!
А рыжие – ужо, тем боле.
Вам только дай тепла и воли,
вы сразу броситесь в кусты.
Иль в душу влезете, скользя
пушистым телом виновато…
А вы – не люди! Так нельзя:
мурлыкать за натуроплату.
И ревновать, и воровать
вам, будто людям, не пристало.
Ведь, в вас – животное начало.
И вы – не верите в слова.
Души, по всем канонам, - нет
ни в вас, ни в прочей божьей твари…
Бывает, нелюди ударят,
на вид приличные вполне.
Бывает, вам – сытней чем нам.
И ни за что - дают медали…
Не сдохнет с голоду в подвале
котов достойная страна!

***
«Три полосы, как шрамы от трезубца
мне старый куст оставил на щеке…»
                      Г. Сусуев

Упала русь у края возле моря.
Даждь-бог с Перуном, как огонь и дождь.
На то князья, друг с дружкой чтобы вздорить, -
не я тебе, так ты мне фейс набьёшь.
До гопака, хоть гопаньки, - далече.
Трезубец – не гарпун, но вилы в бок.
Дорвался княжить, - голову на плечи,
а не качан, не чайник. Что, слабо?
Украдкой укради времён развязку.
Сильвестр иль Нестор, выбривай хохлы!
И временную летопись из связки
растаскивайте в разные углы!
Мы – жили-были, а теперь – отдельно
кто жил, кто был, кто вороньём кружил,
кто вдрызг ударом поражён смертельным,
кто на трезуб наматывает жил.
Упала Русь. Распалась на уделы.
Римэйки. Бандуристы. Гусляры.
И ничего, Перуне, не поделать.
И нечем даже, Дажде-боже, крыть
Между собой устраивая распри,
традиции истории блюдём,
на свете белом проживаем наспех
с очередным оранжевым вождём.
Ну, нет на нас хазар и печенегов!
Мы в диких танцах погрязаем сплошь.
Но, слышите, - затачивают нож
На игорей, мстиславов и олегов.

***
«Несусь на них, таких же кареглазых.
И знаю, что они - лишь часть меня…»
 А. Косогов

Тмуторокань. Редедя. Кровь касогов.
Мстислав немудрый вытирает нож.
История застыла у порога,
И ни фига в ней, боже, не поймёшь!
10-й век, и Киев с Ярославом
мудреет с ликом Спаса на крови,
и русский бог языческого нрава,
- Убей! – благословляет, - И живи!
Возьми богатство: землю, дань и жёнку,
потом по-братски погоняй братка…
Мочи касогов! Дальнюю сторонку
тмутороканью прибери к рукам!
…Се, благородно, богородно в мире!
Убийство и разбой восходят в раж.
Прости, Косогов! Спи в своей квартире!
Чего теперь уж, кареглазый наш!
В Чернигове, в гробах святого Спаса,
который век не замолить грехов.
Наш Бог на нас глядит с иконостаса,
осатанев от водки и стихов.

***
«Дай дождя по-хорошему,
или я отрекусь…»
             А.Сигида

Проходят все субботы вдоль «шаббатов»,
и «мацая» мацу или жуя,
отборного добра, зерна и мата
наслушалась и наглоталась я.
И, оклемавшись от упрёков еле,
сгребаю мусор и кладу в мешок.
Апрель… Упрела… Вербная неделя.
Мне «верба» не «верба» - и хорошо.
Не пальма! Но – как будто! Так по-детски…
Мы верим в сказки до сих пор всерьёз.
Совки и мусор, и совет советский:
держи по ветру тела член – свой нос!
И на чердак! Учиться и учиться.
Хоть неучем помрёшь. Всё муть и вздор.
…Лень на субботник ленинский тащиться.
Ну, хоть бы дождь, – погоды режиссёр.
И вот, ура! С утра – мокра и мыта
кора деревьев и мозгов кора,
изменена орбита и забыта,
как старая метла среди двора.
На этих прутьях не набухнуть почкам,
пусть завтра Пасхи воскресает дань…
Недоумённо спрашивает дочка:
-Кто этот Ленин? Ленкин папа – да?
Век проторчав средь массовых психозов,
не утрясая ни один вопрос, -
иду под дождь! Перехожу на прозу,
которая прозрачней праздных проз.

 КРОВЬ

        М.Некрасовскому

Кровь – не пустяк. Не просто биоткань, -
носитель жизни! И уйдёт по капле
в песок часов, которые века
накапливают пылью на этапе.
И пусть разложит некий лаборант
кровь донора по всяким лейкоцитам,
кровь человечья – исчерным-черна.
И как ни странно, вовсе беспринципна.
Какой-то бомж, точимый червяком,
неряшливости низменный образчик,
спасенье может принести легко,
хоть ничего не видел редьки слаще.
Кровь – безнациональна! И - тепла.
А вгорячах такого напартачит,
что и тела, как те колокола,
гудят и западают на горячем.
И в голубых кровях всё тот же звон!
Слабо ль кому-то утешенье это?
Хоть в холодность теперешнего лета
боль откровений вовсе не резон,
но я скажу: еврейство – та же боль.
Второй Адам был по крови Адамом.
Гордитесь кровью тихо и упрямо.
И мне, как разнокровке, знать позволь,
что в Откровеньях – крови нет следа!
И глупо различать по видам крови
народы, поселенья, города,
религии… Над всеми – лишь надгробья!
Все будем Там. Уйдём к богам своим.
А здесь живём и вместе рядом дышим.
Кровь – не пустяк. И заливает крыши,
когда разбиты в кровь колени и
когда глаза налиты кровью зла,
несущегося в бешеной атаке…
Еврея кровь когда-то мир спасла.
всё остальное – выдумки и враки.

***
«Из памяти, из тёмного угла
возник вдруг образ, что любил когда-то…»
« И грызёт меня творчества голос,
 и рутины отбросил я груз…»
                   М.Некрасовский

Я разбросала тени по углам,
ты тоже создал нового кумира…
Но балалайкой забренчала лира,
а очень даже скрипкой стать могла.
Иль зазвучала, как виолончель,
иль альт запел бы голосом кифары…
Мы время (жизнь!) смогли растратить даром.
Неважно чья я. Ты неважно чей.
Давай устроим из обрывков струн
большой костёр! Пусть под луною пляшет!
Пусть прошлое сгорит сегодня наше,
за то спасибо творчества костру.
Но ты – в полоне. Полон белизной.
Воспоминанья лунною дорожкой
не задевают между строк немножко,
а донною пугают глубиной.
Создай себе кумир – в который раз!
Мы любим так обманываться всуе.
Такие мы изыски нарисуем,
за правду принимая из подчас!
Увы, у лир не современен ритм,
среди рутины – загрызает голод.
Мужчина в сорок, как мальчишка, молод.
А мне про возраст мой - соври. Смоги.