Зинаида Быкова (Черновцы)


* * *

Снег кругом,
но первые ручьи бегут.
И солнце и них звенит,
и свежий ветерок рябит их воды…
Ручьи лишь раннею весной живут,
мгновения мерцают,
но как сам вид их
наполняет нас
бодростью, радостью жизни!


* * *

Иней осыпал
края зеленых листиков в траве.
Какою свежестью усыпан мир.


* * *

Красные прутья лозы,
взгляд веселый не отрываю от вас.
О как сияете вы в долине.


* * *

Не скрипи, калитка, —
не придет никто.
Шуми, листва, под проливным дождем
и свежестью в открытое окно дыши,
и жалобой, и жизнью.


* * *
На целую версту —
лишь одна птичка.
И много пустых гнезд.

* * *

«И не думай, мама, что я буду лежать,
свернувшись калачиком.
(Образ одинокой, несчастной женщины.)
Ты меня не знаешь, я на все пойду.
Лучше в прорубь, живой в могилу...»
Угрожаешь мне, как врагу.
Случилось непоправимое — утонул твой муж.
Знаю, это боль скручивает тебя в жгут —
и ты наотмашь бьешь.
Бей! Иначе как выживешь!


* * *
Сквозь колеблющиеся ветви ив
месяц проливается.
Бел и холоден, как снег.


* * *

— Ты никогда не сможешь забыть меня! —
произнесла эти простые слова и почувствовала,
как они чудесны!
Но уже далеки-далеки.
Теперь мне все равно —
забыл ты меня или помнишь…
Ничего уж не радует, не гневит.
Я утихла,
как утихает
расшумевшееся в поле
одинокое дерево —
после темной бури.


* * *
Письмо не могу написать тебе,
звонить — больно.
Лишь в молчании
наши отношения еще могут длиться,
лишь в молчании.


* * *
Сегодня впервые деревья в инее...
И на меня нахлынули
все мои молодые зимы,
мои дороги,
мои деревья в инее,
и вся моя радость,
и вся моя печаль.
И хоть это была одна и та же дорога —
в школу и из школы,
но я всегда куда-то шла,
все время шла.
И вот остановилась в изумлении —
деревья вновь, как прежде,
в игольчатом белом инее.

* * *

Пишет старшая сестра, что у нее болят ноги, руки,
плохо поступает кровь —
мерзнет, на улицу не выходит.
«Но по дому шевелюсь.
А Петька бегает, а если б не он...»
Грустное письмо,
но для меня в нем живительный глоток волшебной воды —
прямо из моей семьи, с родины.
Прошла наша молодость,
но вот осталась теплинка —
жалоба мне от сестры —
прямо от сердца к сердцу.


* * *

Если есть хоть один человек,
с которым не порывается
связывающая нас — то ли осенняя паутинка,
то ли серебряная нить летнего дождя,
падающего в пыль,
то ли струя легкого дорожного весеннего ветра,
обвевающего нежно лицо, —
так хочется на свете жить.


* * *

Когда вспыхивала радуга
после грозового дождя —
мы, дети, кричали друг другу:
«Смотри — радуга!»
И, ликуя, подняв лица, ласкали глазами
улыбающееся яркое многоцветное чудо.
Ничто не превысило по силе радости
сокровище детства —
живые бессмертные ленты неба, —
которые так хотелось мне, девочке,
вплести в косички.


* * *

Холодные лужи в полях,
рыжие космы трав,
измокший чернозем.
Бесконечно пуст
пылающий край неба.


* * *

Молодит нас любовь.
Стареем — когда покидает.
Как в небе птичий клин —
летит любовь к другим…

* * *

Мы бежим с мужем по стерне —
за нами кто-то гонится.
Босые ступни протыкаются до крови.
Выбежали к реке и бежим вдоль леса
по холодному мокрому темноватому песку,
а далеко впереди тоже кто-то недобрый маячит —
я это чувствую, но спрятаться негде
да и муж не прекращает бега.
Я чуть отстала, но бегу за ним,
чувствуя смертную связь с ним.
Мы бежим от опасности — навстречу опасности.
Проснулась и почувствовала:
какой глубокий сон,
все, как в нашей жизни.