Юрий Богомолов

Внуки

Они желаннее детей.
Мы видим в них свое подобье.
И простодушье их затей
Разглаживает нам надбровья.

И, не боясь глупцом прослыть,
По склонности найдя соседство,
Мы умеряем свою прыть
И с радостью впадаем в детство.

Друзья! Сопливые щенки!
Какие корчите вы рожи,
Как вы касаетесь щеки
До помрачения, до дрожи!

Жуки, букашки, паучки,
Червяк и хвойные иголки.
Коза пасется у реки.
И день...необычайно долгий.

Едва от бога отошли,
На шаг один или на локоть.
От жизни нашей вас тошнит.
И лучше старшим вас не трогать.

Гудит старательно пчела,
Вся белая от цвета ветка,
Качая ведрами, прошла
И поздоровалась соседка.

Открыто в комнате окно,
Распахнуты мальцами двери,
Сквозняк, как красное вино
Бодрит. Пока, по крайней мере.

5-7 мая 2012года.

Деревенская идиллия

Из города, где нет ни воздуха, ни воли,
Надумали свинтить. Без лишних предисловий.
Домишка маленький на Истре или Клязьме.
Ну, что еще нам надобно для счастья?!

Здесь лес простой, хмельной, пахучий.
А воздух тихий. При движении певучий.
На небе медленно-изменчивые тучи
И взгляд теряется вдали. И не бывает круче.

Народ здесь "окает". И речка говорлива.
В саду посадим мы и яблоню, и сливу.
Соседская корова молоком приветит...
И, может, поживем еще на белом свете!


На даче. Дрема
День кончился. И ничего не надо.
И век бы так лежать. И тихо. За окном
,С любовью выученные, очертанья сада
И первая звезда. В минуту перед сном.


Лев Толстой, 1910 год

Шамордино. Сиротский ледяной октябрь.
Как-будто связи меж людьми ослабли.
Старик идет тяжелый, как корабль,
Медлительный, угрюмый, ржавый.
Осталась позади держава.
Семья. И умягченье нравов.
И, страшно выговорить, честь...
Вот век прошел, в который не присесть.
Природу перебарывает жесть
И ускоренье удалось на славу.

Лишь на секунду в год берет досада,
Когда свистит Сапсан у П.Посада
И граф идет в своем смешном наряде.
А мы за ним. По-прежнему плетемся сзади.


Бродский

Поскольку он любви по жизни не добрал,
То стал писать стихи. Он на стихи поставил.
Соорудил из них высокий пьедестал
И два десятилетья нами правил.

Мы малодушно спали- он нас в бок ширял.
И мысли порождал, как брагу горькую, закваска.
Один глагол нас оживлял, другой нас отравлял.
Мы слушали его с восторгом и опаской.

В конце концов пресытились. Устали мы
От сильнодействующего средства...
Поклон тебе, исследователь тьмы!
Прости недружелюбное соседство.


Поэт

Поэт не спит. В уме - броженье.
Тьма непроглядная в ночном окне.
И все отчетливее жжение
Под майкою, на левой стороне.

Приливом слов и музыки влекомый,
Он раздвигает стены дома.
Движением, известным лишь ему,
Поэт соединяет свет и тьму,

Материи морщинистые складки
И духа строгие порядки.
Вещам дает обозначение.
А нашим слабостям- прощенье...

17 марта 2013 года.


Поздняя осень

Пора забвенья и сиротства,
Прогулок долгих по лесам,
По блеклым, скудным небесам
В отсутствии людей и солнца.

Пора чернеющих полей,
Домов, где не бывает житель,
Картин, коим не нужен зритель
И слез, что не бывает злей.
.......................

Осенний ветер ограждает
От человеческих тревог
И прелых, мокрых листьев стая
Ко мне садится на порог.

И в низкой комнате. Один.
(Как будто, Амундсен средь льдин).
Я, никого не задевая,
Жизнь проживаю до седин.

Мои ученики

Мои ученики- подранки.
Крылья у них перебиты.
И злы, и смешны, и жалки,
И вызывающе сердиты.

Ну, что с ними делать?
Как их осторожно погладить?
Кому из них мама пела?
Зачем им- математик?

Но, смешивая Пифагора со слезою,
А ,Евклида с ласкою,
Ищу, как в дебрях мезозоя,
Веселенькой для них краски.

7 мая 2012 года.


Зима. Прогулка по набережной

Вот жизнь твоя- вглядись смелей.
Вглядись- какие краски!
И света белого белей
Один денек декабрьский.

Один снежок. Один стежок.
Один квартал до пристани.
Один единственный дружок.
Один дружок- единственный.

1 июня 2012 года.


Зима. Заброшенный сад
С утра дует ветер и ветки качает.
И мокрого снега щетина сера.
То издали тонко собака залает,
То птица вспорхнет, отряхая крыла.

Давно уж заброшена старая дача.
Давно уж не слышится звонкая речь.
Давно уж получена полная сдача:
Свобода стоять, не ломаться, стеречь.

Здесь сад обретает упругость несчастья.
Спокойно ущербные ветки колышет.
И воздухом влажным размеренно дышит
С основами дерева в тихом согласьи.

1977, 2012 годы.


Зима. Одиноко горит...

Одиноко горит среднерусская зимняя ночь.
Две сосны и береза на взгорье при свете луны.
Постою. Полюбуюсь. И пойду себе медленно прочь...
Лишь ручей вдалеке подчеркнет глубину тишины.


Мужчина в кожаном пальто

Мужчина в кожаном пальто…
Озяб. И потирает уши.
Он где-то рядом с парком служит.
А в парке выпивает. Граммов сто.

Он пьет один. И друг ему не нужен.
Он смотрит пристально на легкий снег...
Как короток его остатний век!
Как короток и благодушен.

Свобода и зима. Таков его конек.
А служба? Что ж. На то она и служба.
Горит в глазах наивный огонек
И нежность обволакивает душу.

И потому так красен его нос.
И так избыточны его надежды.
Как мальчик маленький, он не скрывает слез
И кутается в легкую одежду.


Вечер на даче

Весь день жара. Не продохнуть.
Насос гудит и воду распыляет.
И солнце плавится. И марево. И муть.
И даже тень спасительная- не спасает.

Вот вечер, наконец. Выходим на газон.
Пить чай содружеством. Совместно.
Луны серебряный жетон
Нас пропускает в мир светил и бездны.

Здесь трасса самолетная. И в час
Десяток красных звездочек мигает.
Но высота огромна. И до нас
Моторов шум не долетает.

Пространство черное и тишь.
И глаз не оторвать. И робость.
И, кажется, что не звезда, а ты летишь
В глубокую пугающую пропасть.
............................
Все съедено и выпито. Трава
Так сладко пахнет в час прохладный.
И неожиданно желанны
Друзей пустячные слова.

И жалко уходить из звездного шатра.
Единодушно снова чай сооружаем.
И пьем, и говорим, и рассуждаем
В запальчивости праздной до утра.


Токарь

Очки на носу поправляет,
Замасленный "штанген" берет.
Улыбкой своей удивляет
Серьезный курящий народ.

Он лыс и сутул, и тщедушен.
Он весь поместился в зазор
Меж теми, кто равнодушен
И теми, кто что-нибудь спер.

В обед в шахматишки играет,
Поддержит и общий "базар",
А бабам чужим починяет
Без денег худой самовар.

Шипит канифолью паяльник
И каплей ложится припой.
Его не тревожит начальник.
Он поздно уходит домой.

А ночью в мешке коммуналки
Один. Без семьи. Без детей.
Он спит беззаботно, как ангел...
Он с неба сюда залетел.

"штанген"- разговорное уменьш. от штангенциркуль.



После чтения В. Шаламова
Душа болит. И сердце плачет.
И голос рвется и дрожит.
Убит. Замучен. Предан. Схвачен.
В бреду горячечном горит.

И изуродован. И брошен.
И сапожищами избит.
И безнадежно уничтожен.
И пулей острою прошит.
.....................
Ночь кончилась. Но день не наступает.
Брожу один средь липецких полей.
И душно. Воздуха мне не хватает,
Чтобы дышать в стране моей.

И хлеб в ней горек, как отрава.
И все родные- не родны.
На мир гляжу через оправу
Незаживающей вины.
Душа

Ни с кем не говорю. Молчу.
Со мной затворница тревога.
Взаимодействия ищу
Между душой своей и богом.

Пока внутри меня горит
Светильник слабый, невеликий,
И снег идет, и стол стоит,
И за окошком холод дикий.

Вскипает в чайнике вода,
Трещит растопленная печка
И жизнь, хотя не молода,
Все ж выглядит по-человечьи.

Но если дух оставит нас,
И если пламя в нас погаснет,
Вещей строительный каркас
Исчезнет сразу. В одночасье.

Замрет могучий океан,
Устанет буйная природа
И зверь забудет божий план,
И остановятся народы.

И неподвижная Земля
В пустынном космосе качнется,
Погаснут звездные поля...
Пока душа не соберется.