Юрий Савченко

ЛЮЦИФЕР ОКАЯННЫЙ

В ту далёкую зиму, накануне рождественских праздников, снегу намело – видимо-невидимо. У иных изб сугробы так подпирали дверь, что своими силами выбраться наружу – и думать нечего! Разве что на метле через дымоход. Но не всякий на это горазд. Пришлось уповать на помощь соседей-односельчан. И, хорошо помню, помогали без всяких просьб. А освободившиеся из снежного плена, на радостях подносили своим спасителям чарки прозрачной, как слеза, жидкости, провозглшали шутливые тосты, с прибаутками опрокидывали содержимое, и, ошпарив нутро ядрёным напитком, весело крякали и рукавом вытирали усы. Тут же сколачивались артели волонтёров, вооружались деревянными лопатами и разудалой ватагой с гиканьем и смехом шли от дома к дому по улицам села. Артель всё росла и росла. Казалось, что собирались не соседи и односельчане, а древняя ведическая община, единый род.

Когда же полонённых снежными завалами совсем не осталось, над стрехами изб взметнулась песня. Теперь я понимаю, то был апофеоз человеческого участия.

В те времена старики называли нас отроками. Мы, норовистые сморчки, не упускали случаев улизнуть из школы. И на почтительном расстоянии от взрослых весь день-деньской били баклуши. Такое невиданное обилие снега кружило голову. Мы скатали не менее дюжины снеговиков. Соорудили снежный бастион. Затем, вооружившись снежками, превратили его в руины. А когда крушить было уже нечего, начали перестрелку друг с другом. Однако больше всего в этой снежной потасовке досталось девчонкам, которые оказывали нам достойное сопротивление. Мне и теперь стыдно, что я одноклассницу Ирку довёл до слёз. Что со мной случилось, не знаю. Только весь «арсенал своих боеприпасов» я адресовал ей. А в один момент изловчился, уронил её в сугроб и натёр щёки снегом. Лицо её полыхало, как спелый арбуз. Ира смотрела из сугроба полными слёз глазами. У меня защемило сердце. Перехватило дыхание. И неожиданно для себя я, словно ожёгся, поцеловал её в губы…

- Дурак…- тихо выдохнула девушка. А мне почудилось, что её гневный голос громом прокатился по всей округе. Хотелось провалиться сквозь землю. Но этого не произошло. А неподалёку, как на грех (!), возникло свирепое лицо её матери. Женщина неистово размахивала руками и кричала:

- Ах ты, Люцифер окаянный! Вот я ужо тебе! Будешь знать, где раки зимуют! Я улепётывал, не оглядываясь, что было сил. Но обильный, ещё не улёгшийся снег, под ногами будто проваливался. Отчего я поминутно падал. Худые сапоги размякли и расползлись. Ноги промокли до костей и озябли. К счастью, мать была на службе. Я разжёг дома печку, придвинул старую табуретку к духовке.

Расселся, - как кум королю и сват министру. Перед глазами поплыли обрывки дневных событий. Самым ярким пятном в памяти возникло полыхающее жаром лицо Ирины. И пунцовые, слегка припухшие губы. Это лицо вдруг расцвело улыбкой. И в то же мгновение тётка Дарья, её мть, замахнулась на меня огромным снежком. Но не зашибла. Видно, передумав, отбросила орудие возмездия в сторону и поманила пальцем:

- Иди, иди ко мне, сук-кин сын. Хочешь Ирку в жены – выучи мой устав.

Я тёща - ух! – строгая… Перво-наперво, не стреляй воробьёв из рогатки, а то стёкла разобьёшь. Не лазь по крышам за голубями – без штанов останешься… Далее перечень пунктов продолжался. Завершали устав два главных момента. Один из них – «не целуй Ирку до свадьбы». И последний наиважнейший: «Каждый день

моему любимому коту Лорду перед сном мой ноги с мылом. А сейчас мне своё прилежание и покажешь…». Тут её голос стал звучать слабее и совсем затих. А передо мной возник Лорд величиной со льва . Я подставляю таз с водой, опасливо намыливаю ему передние ноги от лап к туловищу. А он смотрит на меня глазами… Ирины и улыбается. О, боже! Что за превращения?… Да это ж она и есть! Ирка! Красавица!

- - Сынок! Сынок - с трудом пробивается слово к моему сознанию, - что ж ты так уснул?

- Я открываю тяжёлые веки – у двери моя мать обметает веником снег с валенок.

- - Ну и заносы, - сокрушается она, - поезда останавливаются. А бабушка в церковь собралась. Рождество приближается.