ГЕННАДИЙ КОСТЕНКО (ЮРИЙ ОШ)

Жил я тогда по-холостяцки, в общежитии. Обедал в заводской столовой, завтракал и ужинал в одной из городских столовых неподалёку от общежития. По дороге в этот питательный пункт проходил мимо медвытрезвителя. В полуподвальном помещении, где как раз находились несчастные выпивохи, окна лишь чуточку выходили на улицу, так что изнутри видны были, очевидно, только ноги прохожих. Меня часто распирала охота заглянуть туда, посмотреть, как там обитают эти забулдыги. Наклонюсь, бывало, иной раз на колено стану и стараюсь что-то рассмотреть. Порой из подвала зрели на меня тусклые глаза на унылых лицах. Случалось и кулаком грозили мне, на что я высовывал язык и смеялся.

– Ну, что, алкоголики, схлопотали? Так вам и надо. Не умеешь водку пить – пей молоко! – выкрикивал я, но они, наверное, не слыхали. «Вот дуралеи! – думалось мне. – Это ж как напиться, чтобы сюда попасть?» Во всяком случае, себя я в их компании никак не представлял. Но недаром говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

Я в то время учился на вечернем отделении филиала Харьковского политеха. Заканчивал четвёртый курс. Сдавали мы последний экзамен. После экзамена зашли в кафе «Росинка» «замочить» это весьма неприятное дело. «Замочили» слегка, поскольку деньжат у всех было маловато. Пошли в парк, искупались там в пруду. Пока купались, кто-то притащил пятилитровую канистру самогонки. И начали мы по-настоящему «замачивать» наши экзамены. Не помню, кто как, но я набрался изрядно. Всё, что было после купания, припоминаю, как в густом тумане. Пруд… лавочки со столиком… канистра… смех, хохот, песни… словом, буйствовал месяц май и мы с ним… Очнулся посреди улицы. Огляделся. Узнал улицу Донецкую. Это – на окраине города. Моё общежитие – на его противоположной стороне. Уже завечерело. Зажглись фонари. И тут мне… приспичило в туалет. Туда-сюда, вроде никого вблизи. Подхожу к липке и пузырю. Как вдруг – грохот мотоцикла. Не успел я застегнуть ширинку, предо мною – два милиционера.

– Поливаем деревья?.. На ногах не стоим, – говорит один из них. – Не пора ли в медвытрезвитель?

– Да иди ты… Тебя бы так придавило, – обиделся я.

– Что? Мы ещё и хамить умеем! – сказал другой. Словом, за шиворот меня и в коляску.

Минут через двадцать был я уже в том полуподвале, куда часто заглядывал. Перед этим меня, как положено, раздели и хорошенько выкупали в холодном душе. От холода стучал я зубами и матерился, на что дежурный сержант пригрозил мне шваброй. Хмель из меня наполовину выскочил. Осмотревшись, увидел мрачные физии. Понял, что и у меня такая же. Сижу на кровати, смотрю в окно и вижу одни только ноги прохожих. «Вот-те на… Попался, как дурной карась, – подумал я и решил попытаться как-то выпутаться из этой истории с наименьшими потерями. – Главное, чтобы на работу не сообщили и в институт, иначе… загремлю под фанфары».

Сделал попытку заговорить с сержантом – ни в какую. Начал требовать, чтобы пришёл дежурный офицер.

– Офицера тебе? А генерала не надо? – закричал сержант. Но я настаивал. Говорил, что хочу сказать офицеру что-то важное. И сержант, на удивление, внял моей просьбе. Пришёл лейтенант. Молодой с виду парень.

– Ну, что тебе, – спросил он, хмуро уставившись на меня. Я, как на исповеди, рассказал ему всё, что было.

– Прошу тебя как офицера. Помоги мне, чтобы никуда не сообщали. Погорю, как последний фраер, – просил я его. И надо же – такое не часто бывает – обещал он помочь мне. Может, потому, что обращался я к нему именно как к офицеру. И в нём взыграла офицерская струнка.

– Ладно… Видел я твою зачётку. Если б не она, весь твой рассказ за брехню можно принять… К утру придёт начальник, поговорю с ним. А пока ложись и не брыкайся, а то сержант… не будет с тобой церемониться, – сказал лейтенант и ушёл к себе.

Утром привели меня в кабинет начальника. Им оказался пожилой майор. Он сидел за столом, рядом стоял лейтенант.

– Ну, гусь лапчатый, рассказал о тебе дежурный… Скажи ему спасибо. Если б не он, не сдобровать бы тебе… Короче, уплатишь штраф и катись, – сказал майор и добавил, ухмыляясь: – Да деревья больше не поливай!

С тех пор, проходя мимо медвытрезвителя, уже не заглядывал я в окна полуподвального помещения. Да и что там было смотреть – все мы под Богом ходим.