Юрий Савченко

                                         ИСЧЕЗНУВШИЙ ОСТРОВ

          Зиновий Скороход, высокий, подвижный  мужчина, с сосредоточенным взглядом зелёных глаз, далеко не юноша –  художник-любитель, внешне ничем не отличавшийся от большинства людей, был одержим любовью к степным просторам и уединению. Отправляясь за город, не всегда брал с собой этюдник, преследуя сомнительную для многих цель: просто  побродить. Что прельщало его в таких экскурсиях? Вряд ли он мог сформулировать и  сам. Больше всего нравилась ему осенняя пора для подобных прогулок (хотя частенько маячил в степи в любую пору года): растительный мир  уже утратил свою яркую окраску, приувял, отчётливее стал проглядывать рельеф местности, прозрачнее сделались дали. Умолк колокольчик жаворонка в прозрачно-голубой небесной вышине. Тишина. Только звук собственных щагов.  И… шуршание мыслей.

        Сегодня в синих вьетнамских кроссовках и синем спортивном  костюме, только вышел на улицу  - заметил: летят серебряные нити паутинок.  Солнце искрится весёлым сиянием. Бабье лето! Воздух перестал быть прозрачным. Даль в лёгкой дымке. Едва спустился  за первый холм, встретил Сармата – мужчину с морщинистым лицом и хаотичными, будто неуправляемыми жестами рук, совершаемыми в процессе его «скорострельной» речи.

        Это ещё один экземпляр с похожими причудами. Но у него есть конкретная цель походов: он местный краевед и археолог-любитель. Сармат – его кличка, которую позволяют себе использовать  близкие знакомые. Вероятно, он обязан ей своим увлечением. А имя ему – Сигизмунд, хотя часто произносят сокращённо – Зигмунд или Зикмус. Судя по имени, предки его - польского происхождения.

         Встретившись, давно знакомые степняки,  весело пожали друг другу руки.  Закурили.  Художник, шутя, спросил:

        - Сармат, ты не открыл Америку?

        - Открыл…  Португалию, - так же шутливо, и даже чуть-чуть дурашливо ответил Зикмус…- но не в степи, а в древней библиотеке прапрадеда, большого любителя книг, выходца из Франции, служившего офицером русскому царю, затем состоявшего в русской дипломатической миссии в Португалии.

       - И что ты раскопал?- вспыхнул любопытный взгляд Зиновия.

 Сармат помедлил, глядя на собеседника интригующе. Затем сказал:

      - Ты не поверишь! Ни за что! Слушай, как это звучит: «Личные записи первооткрывателя морского пути вокруг Африки в Индию  Адмирала Васко да Гама»…

      - Да не может быть! – Воскликнул поражённый Зиновий.

      - Я же сказал, - не поверишь!

      - И что, на русском языке?

      - На чистейшем русском той эпохи!  (Перевод, конечно).

      - Вот это открытие! Ты, конечно, мигом проглотил…  О чём там?

      - Остерегаюсь сказать…-  этому ты ещё больше не поверишь!

      - ?

      - Если я тебе заявлю, что в настоящий момент мы с тобой находимся на острове с названием Бормотухин, исчезнувшем из Индийского океана в конце ХYвека, что ты на это ответишь?

     -  Что ты «з глузду з*iхав»!

     - А между тем это именно так! Слушай пересказ! Описывая наиболее важные моменты экспедиции, Васко да Гама отметил, что неподалёку от устья реки Замбези во время шторма в Индийском океане, его флотилию прибило к суше с хорошей естественной бухтой, где  суда смогли укрыться от ненастья. Это было очень кстати, потому, что моряков одолела цинга.  Многие умерли. Когда буря улеглась, португальцы под грохот пушек с почестями похоронили собратьев. Офицеров погребли в парадной форме со сверкающими кортиками. Затем обследовали территорию и установили, что это миниатюрный островок. Обитаемый. На нём селились аборигены, щеголявшие в набедренных повязках, с шейхом племени во главе.  Португальцы  были поражены: всё  племя аборигенов стоит перед шейхом на коленях  (а кое-кто лежит плашмя) и что-то бормочет(!). Это первое неизгладимое впечатление и легло в основу названия острова – Бормотухин.  Стала известна и причина такого явления, когда властитель острова попотчевал гостей. Он предложил им целебный напиток, естественно, местного изготовления… В те далёкие времена, когда  эта территория, как и положено ей,  находилась в Индийском океане, омываемая со всех сторон прозрачными водами  Мозамбикского  пролива, аборигены собирали на песчаных отмелях выбрасываемые штормами водоросли, варили,  добавляя цветные кристаллы кораллов. И получали зелье, которое употребляли в качестве успокоительного средства перед началом «экзекуции», когда шейх, неистовствуя, собирал всё племя «на ковёр».

        Изготовленная таким образом жидкость имела серо-буро-малиновый цвет с тонким запахом морской капусты. На вкус была сладковато-горькой, и тягучей, как загустевающая олифа. При потреблении её внутрь в умеренных дозах, хорошо поддерживала тонус аборигенов, избавляя их от панического страха перед разгневанным шейхом. Но в этом целебном бальзаме затаилось коварство. Стоило хлебнуть его чуть больше берестяного ковшика, как тут же возникал обратный эффект – успокоение перерастало в буйство, сопровождавшееся бездумным бормотанием. Целебный напиток, который гостям весьма пришёлся по вкусу, они нарекли «бормотухой».

        Португальцы, побывав в Индии, загрузили корабли пряностями и другими ценными товарами. Возвращаясь, на обратном пути острова Бормотухина на его месте в Индийском океане не обнаружили. Это  стало неразрешимой загадкой для Васко да Гамы. Она не выходила у него из головы. Даже позднее, являясь уже вице-королём Португальской Индии, он не забывал о невероятном событии – исчезновении из Индийского океана острова Бормотухина.

      - Ну, и что? Ты полагаешь, что мы с тобой в настоящий момент находимся на острове Бормотухине?

    - Именно так!

    - С ума сойти! Что это тебе – Лапута!?

    - Нет. Это остров Бормотухин. Тебе нужно предметное  доказательство?

      Я его получил прежде, чем прочитал этот документ и терялся в догадках… как мог морской кортик, на котором выгравировано  флагманское судно португальской эскадры, шедшей к берегам Индии,- «Сан-Габриэл», - а под ним имя «Васко да Гама»… как мог кортик оказаться в погребальном захоронении на нашей территории? И не в одном… Конечно, это не Лапута. Там движение в воздухе осуществлялось с помощью управляемого магнита…

         - А как, - по-твоему, здесь?

         - Этого я не знаю точно. Возможно, по древней нана-технологии, имевшей другое название.

        -  А кортик ты отыскал где-то неподалёку?

        -  Его раскопали здесь «чёрные археологи», грабители могил… Те, кто промышляет под прикрытием… А мне продали. А точнее, мы поменялись:

за кортик я отдал икону   Иоанна Предтечи ХV века. Чёрный копатель решил грехи отмаливать. Но я думаю, он  её продаст… Приходи вечером, я покажу тебе кортик и записки адмирала Васко да Гамы.

        Приятели  расстались.

 Зиновий бродил в степи, и, кажется, ничего не видел. Все мысли его витали вокруг неожиданно ошеломившего сообщения, которое сделал встретившийся ему Сармат.  Едва дождавшись вечера, он отправился к Зикмусу: ему не терпелось увидеть  давний, со специальной гравировкой предмет. И текст бывшего дипломата.

        Несмотря на бродившие в голове Зиновия сомнения, - Сармат оказался прав, всё подтвердилось: и офицерский кортик, и старинные записи Сигизмундова прадеда были в наличии. Зиновий их не только лицезрел, но осязал в своих руках… с восторгом и благоговением.

        А остров, фантастическим образом, некогда  улизнув из  законных координат в Индийском океане, оказался почти в самом центре материковой Европы. Неискушённый глаз теперь может и не определить, что это действительно остров: омывают его ныне не воды Мозамбикского пролива, а самые обыкновенные мелководные речушки, а то и просто ручьи, доверху набитые шумным лягушачьим населением и сплошь поросшие болотной растительностью, среди которой преобладает камыш с метёлками.  С давних времён учёные океанологи в аквалангах и без них ныряют на дно Индийского океана, тщетно исследуя его рельеф, безуспешно разыскивая, словно затонувшую Атлантиду, бесследно исчезнувший остров Бормотухин. А он, приспособившись в европейской природной среде, приобрёл все  характерные признаки материковой суши, с её растительным и животным миром, будто никогда и не был островом в Индийском океане. Даже племя аборигенов, обитавшее на этом клочке земли, как бы утратив генетический код, предпосланный ему в момент творения, стало походить на европейцев.

Хотя признать это можно лишь с большой натяжкой. Только по внешним признакам (слишком сильны сохранившиеся явления психоневрологического атавизма, проявляющиеся в беспричинном страхе, свойственном древним островитянам). И весь уклад жизни человеческого сообщества можно считать лишь отдалённо  напоминающим европейский.

      Причина в том, что вся система власти в этом автономном образовании не имеет аналогов  ни в  древности, ни в наше время.  Ей трудно дать научное определение. Хотя кое-кто тайком, с большими предосторожностями обращался к учёным лучших университетов мира – холостой выстрел! По набору основных признаков власть на этой таинственной территории – ни на что не похожа. Хотя самые далёкие от науки, старые и подчас совершенно неграмотные аборигенки в кухонных разговорах между собой, а особенно при встречах на базаре трактуют её по-бытовому просто: самодурско-лицемерзкая деспотия (тут мудрый народ, обладая  тонким лингвистическим чутьём, объединил в одном слове два семантически синонимичных понятия: «лицемерие» и «мерзость»). И это исчерпывающе выражает суть островной власти. По существу, а не формально, - она никак не согласуется с материковым законодательством.

       Удивляет редкостный подбор периодически сменяющихся персоналий, олицетворяющих островную власть. Хотя слово «подбор» не вполне уместно.  «Выбор» – тоже мало соответствует… Они откуда-то выныривают, как привидения, и кто-то невидимый их материализует и закрепляет,  пристёгивая к рулю. Это явление сродни демонизму, когда в дело ввергаются  невидимые духи зла, и  - господствуют… Такая происходит чертовщина.

     Особенно памятен один из этого демонического ряда, правда, уже поставивший тапочки в угол, который вёл себя так, будто находился не в цивилизованной Европе, а на диком острове среди океанского беспредела. Зная врождённую трусость порабощённого им племени, он с издевательской ухмылкой день и ночь твердил: «Меня избрал народ, его воля для меня свята». Прекрасные слова в устах лицемера. Ближайший факт из повседневного быта островитян мгновенно разоблачил его декларативную фальш.

       Пришла к нему группа островитянок с челобитной. Слёзно просят нищие женщины выдать им причитающееся по материковому законодательству копеечное пособие на детей, которое сюзерен с известными целями постоянно «передерживал» в банке.

      - Господин, сжальтесь над голодающими детьми, - взмолились просительницы.

      Физиономия властителя мгновенно налилась кровью, побагровела, рот принял звериный оскал, затуманенные гневом глаза вылезли из орбит, а вырвавшийся из утробы оглушительный звук, наповал поверг несчастных:

      - Я не заставлял вас рожать! Убирайтесь вон, «простигосподи»! Меня избрал народ, его воля для меня свята.

      В этом эпизоде присутствует некоторая не эстетичность  в облике повелителя, но это естественное для него обращение с людьми. Такова его индивидуальность.  Она сформировалась в жесткой борьбе за власть, происходящей в одной-единственной островной партии, начисто извратившей представление властителя  о правилах поведения в человеческом обществе. Даже если это общество островных аборигенов. Кое-кто недоумевает, что это за партия? Ответ предельно прост - партия яйцепоклонников. Да-да! Есть такая партия! А внешним признаком антагонизма в этом политическом объединении является способ разбивания яиц. Одни члены партии исповедуют догмат острого конца, другие не менее упорно и решительно отрицают это правило и настаивают на своём, а именно: яйца следует разбивать только с тупого конца. Не иначе! Так в единой партии произошёл идейный раскол, в результате которого образовалось две фракции – остроконечных и тупоконечных, которые активно проявляют свои идейные пристрастия только в период предвыборной кампании, когда к «кормушке» власти необходимо протолкнуть «своего» человека. В остальное время они благополучно сосуществуют, нередко забывая и путаясь, кто к какой фракции принадлежит. В сущности, какие бы политические бури и шквалы не налетали на правящий «Белый дом», состав  господствующего эшелона власти остаётся неизменным. Меняется только флаг.

         Но действовавший сюзерен Батарин, опираясь на «волю» народа, наложил на весь остров свою мохнатую лапу, «прикарманил» за бесценок всю технику обанкроченного консервного завода, отхватил лучшие земли острова, и, неустанно декларируя свою приверженность принципам демократии, закрыл безобидное местное радио, задушил газету «Духовное возрождение», оставил только свою «карманную брехушку»- так величают  островную газетку многие жители.

        По естественной убыли Батарина (желудок не смог переварить необъятного количества прихватизированного имущества, ранее принадлежавшего аборигенам, и сердце от перегрузки дало осечку), на смену ему возник новый, не менее добродетельный и бескорыстный. Так же вынырнул, как бес из преисподней, с именем «Тюлюлюкин»; и был благословлён покровительствующей персоной на царство…Некоторые доморощенные аналитики пытались сравнивать двух последних правящих островом персон, оказавшихся в хвосте целой вереницы предшественников… По звучанию имён – «Батарин» слышится, будто удары в барабан, жёстко и звучно! А «Тюлюлюкин» - таким сладеньким колокольчиком. Но на сей раз первое впечатление обманчиво. Батарин был громогласным барабаном в любой ситуации. Тюлюлюкин к ситуациям относится избирательно. В общественных местах, при публике,  он – сама корректность (!), воплощённая вежливость(!).  Но «в коридорах власти», забывая  о своей показной вежливости, - разговаривает на жаргоне «сапожников», даже при женщинах(!). Правда, это лишь внешние его проявления. О материальных  интересах нынешнего  сюзерена, реализуемых, сами понимаете, без рекламы,  благоразумно умалчиваем…     

        Конечно, цивилизованная Европа оказала серьёзное влияние на остров Бормотухин, освоившийся в недрах её. С ним произошли заметные метаморфозы.  Аборигены, сняв набедренные повязки, обрядились в костюмы, и со временем привыкли к ним. Бормотуху кустарным способом уже давно не производят, а получают в бутылках с яркими этикетками. Забыли древние экзекуции шейха. И давно освоились с новыми формами экзекуции. Внешне,  кажется, что ныне остров живёт по общим законам. Но это обманчивое впечатление…