Владислав Кураш

Посмотри смерти в глаза

  Из воспоминаний моего деда

Первые дни войны были самыми страшными. Под сокрушительными ударами фашистов фронт отодвигался вглубь страны. Уже к августу был сдан Смоленск и попытки вернуть его, и начавшееся на Западном фронте наступление на Ельню не имели никакого успеха.

       Южнее Смоленска немцы окружили часть наших войск и взяли в плен около сорока тысяч человек. Ещё южнее велось наступление на войска Брянского фронта, оборонявшие подступы к Гомелю и Мозырю, служившим плацдармом для наступления на Киев, вокруг которого уже начинал создаваться мешок.

 На стыке Юго-Западного и Южного фронтов немцы прорвались к Кировограду и Первомайску и двинулись к Днепру между Днепропетровском и Запорожьем, взяв при этом в кольцо Николаев и Херсон.

 12-ая армия, в состав которой входил наш стрелковый корпус, пыталась остановить этот прорыв, отрезав клин наступающих танковых войск противника, но в ходе неравных боёв вынуждена была отступать на юго-восток.

 Мы отступали с тяжёлыми арьергардными боями и большими потерями. Против нас были брошены лучшие танковые и пехотные дивизии врага. Вокруг горела родная земля, а мы в клубах пыли под палящим августовским солнцем и под смертоносным градом свинца пятились назад, пытаясь вырваться из окружения.

 Одновременным наступлением с севера и юга фашисты стремились, во что бы то ни стало, завершить окружение, чтобы очистить дорогу для дальнейшего наступления 1-ой танковой группы на юго-восток и отрезать остальные армии Южного фронта.

 2-го августа в районе Умани мы были окончательно окружены и взяты в Уманский котел. Фашисты давили нас со всех сторон. Истощённые непрерывными боями, избавляясь от ненужного транспорта и имущества, без снарядов и артиллерии, при подавляющем превосходстве противника, мы безнадёжно прорывались на юго-восток, тем самым создавая щит для всего Южного фронта.

 Южный фронт продолжал отходить на новые оборонительные рубежи. Он был в не менее плачевном положении, чем мы, и сам нуждался в немедленном пополнении и укреплении.

 Помощи ждать было неоткуда, поэтому мы дрались не на жизнь, а на смерть, уставшие и отупевшие от боли и крови, от бессонницы и бесконечных боёв.

 Дух смерти витал в воздухе, подавляя и угнетая всех вокруг. Мы оставляли погибших товарищей, разорванных осколками снарядов или сгоревших заживо в танке, прямо на поле боя, без погребения и молитвы. Командиры гнали нас, как стадо быков на убой, на танки противника, прокладывая нашими телами путь к выходу из окружения. С ужасом в сердце мы поднимались в атаку и с облегчением припадали к земле, слушая, как свистят над головой осколки и пули.

 Армия таяла на глазах, нас оставалось всё меньше и меньше. От этого становилось жутко, и мы понимали, что всех нас ждёт одна участь. Но мы, всё равно, продолжали драться, с яростью и остервенением, огрызаясь, как раненный зверь, из последних сил, до последнего снаряда, до последнего патрона.

 Я всматривался в обречённо-безнадёжные лица товарищей, серые и угрюмые; я видел в их глазах панический страх, охвативший всю армию (вернее то, что от неё осталось), как змея, заползающий в сердца и сознание и отравляющий душу смертельным ядом; я чувствовал, как этот страх проникает в меня, и всеми силами, как мог, пытался сопротивляться этому.

 Паника убивала армию изнутри: многие стрелялись, многие сдавались в плен. Сдавались целыми группами, потому что никто не хотел умирать, все хотели жить и пытались остаться в живых любой ценой, даже ценой предательства. Да, были и такие, которые переходили на сторону врага.

 Но были и такие, которые личным бесстрашием показывали пример храбрости и мужества, укрепляя нас и вдохновляя на самопожертвование. Правда, таких были единицы, и они гибли первыми, потому что во всём хотели быть первыми. И не важно, кем они были, офицерами или рядовыми,- они были настоящими героями и не боялись смотреть смерти в глаза. Они навеки останутся в нашей памяти.

 Никогда не забуду корреспондента газеты Южного фронта "Во славу Родины” Григория Смирнова. Он был прикомандирован к нашему штабу незадолго до окружения. Среднего роста, самой заурядной наружности, русый, короткостриженый, в выгоревшей пилотке, в гимнастёрке рядового с нашивками старшины, в растоптанных кирзачах, точно таких, как и у большинства из нас, с револьвером системы Наган калибра 7.62 на боку и фотокамерой "Репортёр” – вот его краткий портрет.

 Камера у него была знатная, 1937 года выпуска, разработанная в КБ ГОМЗа под руководством Андраника Иоанисиани специально для профессиональной съёмки. Таких камер было выпущено чуть менее тысячи на весь Советский Союз. Он очень гордился ею и не расставался с ней ни на миг.

 На первый взгляд, он был самым обыкновенным человеком, ничего выдающегося. Если бы вы встретили его до войны, где-нибудь на Крещатике, то, наверняка, прошли бы мимо, не обратив никакого внимания. Но на войне всё по-другому. Недаром ведь говорят, что человек полностью раскрывается только в экстремальных обстоятельствах.

 Казалось, он наслаждался войной. С камерой и револьвером, точно с пером и шпагой, он всегда был в самой гуще событий, на передней линии, под шквальным огнем, в пылу всех жарких сражений. Я ни разу не видел, чтобы он кланялся снарядам и пулям или обнимался с землёй, или отсиживался где-нибудь за линией обстрела. Его прямо тянуло туда, где рвались снаряды и лился свинцовый дождь. Рядом десятками гибли товарищи, а его, точно заговорённого, не брали ни осколки, ни пули.

 Как-то во время одной из передышек между атаками я увидел его с книгой в руках и не смог удержаться от разговора.

 - Что читаете?- спросил я, присаживаясь рядом с ним на стерню.

 Он оторвался от чтения, внимательно посмотрел на меня и молча протянул мне книгу.

 - Хемингуэй, «По ком звонит колокол»,- ответил он мне.

 Я взял книгу, рассмотрел новенькую обложку, раскрыл её и стал перелистывать страницы.

 - Эта книга о гражданской войне в Испании,- пояснил он.

 Первое, что бросилось мне в глаза,- книга была на английском языке.

- Вам нравятся книги о войне?- снова спросил я.

- Я был в Испании с самого начала Республики и до её падения.

- Вы воевали в Испании?

- Да, сначала в Интернациональных бригадах, а потом в 14-ом корпусе, которым командовал Доминго Унгрия. В Испании я и познакомился с Хемингуэем. Он мне эту книгу и прислал. Обратили внимание, на развороте дарственная надпись?

- Вы знакомы с Хемингуэем?- не поверил я своим ушам и раскрыл разворот книги. Там и в самом деле была дарственная надпись Хемингуэя.

- Конечно,- сказал он так, словно говорил о чём-то незначительном.- Он спас мне жизнь на Арагонском фронте.

- Расскажите, как это было. Ужасно интересно.

- А что тут рассказывать?- пожал он плечами.- Наши батальоны были взяты в кольцо фашистами, а мне с товарищем удалось выскользнуть из окружения. Мы вынуждены были спасаться вплавь через реку Эбро. И если бы не Хемингуэй на своём репортёрском автомобиле, наверняка бы попали в лапы фашистов. Таких храбрых людей я еще не встречал.

- Вам тоже храбрости не занимать.

- Это сейчас я не боюсь ни смерти, ни пули, а тогда мне было очень страшно. После финляндской войны пули меня не берут и смерть меня сторонится.

- Вы воевали и в финляндскую?- не переставал удивляться я своему собеседнику.

- Там меня здорово изрешетило. Полгода по госпиталям провалялся. Нам бы таких главкомов, как барон Маннергейм. Не драпали бы сейчас.

Не всякий мог позволить себе подобные фривольности. Я невольно поёжился и оглянулся.

- У вас отличная фотокамера,- сказал я.

- Это моя гордость,- с любовью похлопал он по кожаному футляру, в котором хранилась камера.- Я её на Бессарабском рынке у одного жида на швейцарские часы выменял. После госпиталя меня ведь списали в запас. И я, недолго думая, фотокорреспондентом стал. Очень интересное занятие, признаюсь я вам. А у меня, оказывается ещё и талант. Вот меня и пригласили во фронтовую газету. Хотите, я вас на память щёлкну?

 Он вынул из футляра свою новенькую, оклеенную кожей, фотокамеру и выдвинул объектив.

- Когда выйдем из окружения, я вам карточку напечатаю. Чуть выше голову, улыбнитесь, готово.

Раздался металлический щелчок шторного затвора, чем-то похожий на щелчок спускового крючка.

- Я ведь с первого дня просился на фронт,- рассказывал он, пряча фотокамеру в футляр.- Спасибо, что корреспондентом взяли. Хоть какая-то польза от меня будет. У меня с фашистами ещё с Испании свои счёты, и смерти я не боюсь, потому она меня стороной и обходит. Когда я в госпитале с обморожениями и ранениями лежал, врачи думали, что я не выживу. Тогда-то ко мне смерть и пришла. Наверное, хотела забрать меня. А я сразу понял, что это смерть, и так мне захотелось жить, и так я возненавидел её, и со всею ненавистью, на какую только был способен, посмотрел в её черные бездонные глаза. И она не выдержала моего взгляда, и взвизгнула, как сирена, и отвернулась, и исчезла, и больше не появлялась никогда. Так что запомните, если когда-нибудь встретите смерть, смело смотрите ей в глаза, и она отступит от вас. И не бойтесь её, она смелых сама боится.

Этот разговор был 3-го августа перед очередной попыткой форсировать реку Синюху. А через два дня, 6-го августа, во время неудавшегося штурма Ново-Архангельского Григорий Смирнов подорвался на мине. Все, что от него осталось,- это несколько обгоревших страничек из книги, которую подарил ему Хемингуэй.

 Не думаю, что в самую последнюю минуту он испугался смерти. Просто смерть обманула его, переиграла, как на рулетке. Такое часто случается. В последствии я в этом убеждался ни раз. Да, смерть переиграла его, но не победила. Я уверен, он не дрожал перед смертью от страха.

 10-го августа командование нашей армии приняло вынужденное решение о капитуляции. Потом был плен, побег, военный трибунал, штрафбат, Курская дуга, освобождение Европы, Берлин и победа.

 После победы думал, начнётся новая жизнь. Но в сорок седьмом году по доносу моего лучшего друга меня укатали на восемь лет в лагеря, а потом дали семнадцать лет поселений без права переписки. И только в пятьдесят шестом году, во времена Хрущевской оттепели, меня реабилитировали и я, наконец, вернулся домой.

 Не раз мне доводилось смотреть смерти в глаза. Не раз смерть играла со мной в рулетку. Не раз мне выпадало зеро, и я был на последней грани.

 Я ни о чём не жалею. Я научился сражаться за жизнь. Не потому, что так люблю её, а потому, что я сам хозяин своей жизни, я человек, а не безвольная пешка.

 И ты тоже хозяин своей жизни. Не бойся. Посмотри смерти в глаза

  Месть

Если воскресным июльским вечером вы надумаете совершить прогулку по вечернему Лиссабону, я вам настоятельно рекомендую заглянуть на проспект Республики. Там, немного в стороне от дороги, в глубине небольшого тенистого сквера, вы увидите Кампу Пыкену, старинную арену для боя быков. С давних пор на этой арене мужественные матадоры в беспощадных ристалищах с дикими быками доказывали свою отвагу, демонстрируя при этом виртуозную ловкость и умение обращаться с плащом и шпагой. Но быков больше не убивают, и матадоры редко теперь выходят на арену, чтобы блеснуть перед публикой своим кровавым мастерством. И, тем не менее, бой быков, туррада, как его называют португальцы, и в наши дни не утратил своей феноменальной популярности.

Вот и сейчас, чем-то похожая на древнеримский цирк, освещённая яркой иллюминацией, арена Кампу Пыкену до отказа наполнена людьми, пришедшими посмотреть на жестокое средневековое зрелище. До начала спектакля остаются считанные минуты. Если вы любите острые ощущения и не боитесь вида крови, тогда поспешите купить в кассе билет и занять своё место на трибунах. Я уверяю вас, вы не пожалеете. Вы станете свидетелем красивой и трагической феерии, настолько впечатляющей и реальной, что вы ещё долго будете вспоминать и думать о ней.

 Но это всего лишь спектакль, разыгранный перед вами профессиональными актёрами, и всё в нём ненастоящее. Даже трагедия заранее продумана и спланирована, и вы знаете наперёд, чем всё закончится, и с нетерпением ждёте развязки.

 А вот настоящую трагедию, когда сердце надрывается от боли и душа терзается безысходностью, вам не покажут на открытой арене. Впрочем, если вы желаете стать свидетелем настоящей трагедии, вам достаточно заглянуть перед самым началом спектакля в уборную матадоров. Там вы увидите Эмилио Сантуша, самого знаменитого фуркаду Португалии. В данный момент он готовится к преступлению. Да, вы не ослышались, к преступлению. Но об этом чуть позже. А сейчас несколько слов о нём.

 Эмилио ещё очень молод, он на удивление хорошо сложен и ему нет равных в его ремесле. В свои юные годы он уже испробовал всё. И богатство, и славу, и любовь многих женщин. Но горечь разочарования ему не доводилось ещё вкушать.

 И вот сегодня он испил эту чашу сполна. Сегодня он узнал, что его жена изменяет ему с его лучшим другом Мануэлем Фырейру.

 Они расписались совсем недавно. Она была простой девушкой. Эмилио полюбил её за красоту и непосредственность, полюбил всем сердцем, потому что она была не такая, как все, потому что она была самая лучшая и самая удивительная.

 Сегодня Эмилио узнал, что она обманывала его, чуть ли не с первого дня, и, что он нужен был ей только ради денег и славы. И всё вдруг перевернулось. Жизнь потеряла смысл и интерес. Серая паутина уныния омрачила его воспалённый рассудок. Лишь только сердце внутри надрывается от скорби и невыносимой боли и душа ревёт, как смертельно раненый бык.

 В уборной никого больше нет. Все давно уже у выхода на арену готовятся к торжественному шествию. Он остался один. В груди его полыхает пожар. Он мрачен, как ночь, и, кажется, нет предела его чёрной злобе и ненависти. 

 Сегодня его опозорили на весь свет. Только кровью можно смыть этот позор. Ужасные мысли пульсируют в его воспалённом мозгу. Он готовит страшную и кровавую месть. Но вот подают сигнал к выходу. Он быстро встаёт и уходит.

 На арену он выйдет, как всегда, свежий и бодрый. Лишь небольшое волнение будет немного выдавать его. Но никто этого не заметит. Трибуны встретят его радостным рёвом и громом рукоплесканий. Твёрдой и уверенной походкой, слегка пританцовывая, он спокойно направится к утыканному пёстрыми бандерильями, разъярённому быку, так, словно перед ним не взрослый трёхлетний бык весом в шестьсот килограммов, способный растоптать его в одну секунду, а беспомощный младенец. Эмилио снова собран и сконцентрирован, и готов к решающему броску.

 Бык заметит Эмилио, повернёт в его сторону голову с огромными, как два меча, одетыми в кожаные чехлы рогами и, не спеша, вращая мутными от боли зрачками, роняя с губ кровавую пену, медленно направится к нему, незаметно переходя на бешеный галоп. И в этот момент, вместо того, чтобы спасать свою жизнь бегством, легко оттолкнувшись от земли, Эмилио бросится навстречу быку. И, словно стальная пружина, в молниеносном прыжке на мгновенье повиснет в воздухе и стремительно обрушится прямо быку на голову, опустившись точно между рогами. Руки сами сожмутся в стальные тиски, обхватывая рога и голову. Сзади навалятся его товарищи фуркаду, тяжестью своих тел сдерживая напор обезумевшего от неожиданности быка. Ещё мгновение и обессилевший бык, потеряв надежду сбросить фуркаду, тяжело дыша, словно вкопанный, остановится посреди арены. И в этот момент притихшие в напряжённом ожидании зрители взорвутся радостными овациями.

 Вот он, счастливый миг торжества и триумфа. В этот миг, чувствуя мощный энергетический импульс многих сотен людей, забываешь обо всём на свете и видишь лишь колышущиеся в свете прожекторов трибуны, и ощущаешь себя, выросшим на две головы в глазах зрителей и в своих собственных, и все проблемы, прежде мучившие и терзавшие, кажутся ничтожными и незначимыми.

 Улучив удобный момент, Эмилио спрыгнет с быка и, наслаждаясь плодами своего триумфа, победоносно подняв вверх руки, слегка ковыряя носком жёлтый вытоптанный песок, с демонстративной улыбкой пройдёт вдоль трибун. К его ногам будут лететь букеты цветов и шёлковые платки с вышитыми вензелями влюблённых в него дам. Если б вы знали, как много это для него значит. Признание и слава стали его жизненной необходимостью. И, не дай Бог, ему утратить их. Лучше об этом и не думать.

 А после спектакля мрачные мысли снова овладеют им. Кулаки сожмутся в бессильной ярости, и он снова станет чернее ночи. Он знает, что его жена сейчас у Мануэля. И, если он хочет застать их с поличным, ему нужно спешить, не теряя ни минуты. Он снимет со стены антикварный корсиканский кинжал, подаренный ему в прошлом году президентом, сунет его в карман, сядет в свой серебристый «джип» и поедет к Мануэлю домой.

 В своё время Мануэль тоже участвовал в бое быков. Он был отличным кавалейру, но для того, чтобы стать самым лучшим, ему всегда чего-то не хватало. Поэтому он и завидовал Эмилио и не скрывал своей зависти, считая себя непревзойдённым наездником, достойным не меньшей славы и почёта и незаслуженно обойдённым. Из-за этого он и бросил турраду. Поэтому он и стал любовником жены Эмилио.

 Обида и возмущение окончательно помутят воспалённый рассудок Эмилио. Он с силой сожмёт руль и надавит на педаль акселератора, набирая всё большие обороты.

 Эмилио с наслаждением будет думать о том, как ворвётся к Мануэлю домой и застанет их там полуголыми. Как они будут придумывать что-то и городить всякую чепуху в своё оправдание. А потом на коленях будут молить о прощении. А он будет упиваться их слезами и низостью, и своей властью над ними. А потом достанет кинжал и будет их резать, как свиней на бойне, как быков после туррады. Обезумев от боли, они будут метаться по дому, хватаясь окровавленными руками за стены и шторы, в предсмертной агонии, ища спасения и не находя его нигде. И, наконец, стихнут и останутся лежать в луже крови с перекошенными от ужаса и предсмертных мук лицами.

 Эмилио станет не по себе. И он поймёт, что не сможет сделать это так бесчувственно и хладнокровно, как бы ему хотелось.

 Сколько раз он смотрел смерти в глаза и без страха бросал вызов судьбе. И всегда выходил из борьбы победителем. Он был уверен в себе и считал себя способным на самый решительный поступок. А теперь, когда пришло время совершить такой поступок, он струсил и никак не может пересилить себя.

 Страх ледяной волной пробежит по спине. Он взглотнёт пересохшим горлом. А, может, немного выпить для храбрости? Конечно же, как он раньше об этом не подумал.

 Он посмотрит на часы. У него есть ещё немного времени, и он успеет. Резко крутнув рулём, он свернёт в ближайший переулок и, петляя по узким извилистым улицам города, поедет в русский ресторан к своей старой приятельнице Амалии.

 Когда-то у них был очень бурный роман. Он даже собирался сделать ей предложение. Но чувства перегорели так же быстро, как и зажглись, и они остались просто добрыми приятелями, блестящий фуркаду, чьё имя у каждого на языке, и первая красавица Лиссабона, пленявшая своей красотой и президентов, и монархов.

 Он войдёт в ресторан через чёрный ход, чтобы никто его не видел, и в укромном кабинете при свете оплывших свеч вдруг неожиданно для себя напьётся и тут же раскиснет, и никуда уже не поедет, и весь вечер в пьяном бреду будет плакаться Амалии на свою неверную жену и несчастную долю.

 А Амалия, женщина достаточно опытная в подобных вопросах, быстро смекнёт, в чём дело. Она будет по-матерински жалеть его и утешать, и давать дельные советы, и, между прочим, подливать вина, незаметно спаивая его. А, когда он вспомнит, что ему нужно ехать, будет уже совсем поздно. Амалия станет уговаривать его остаться, и он не сможет ей отказать. И они ещё долго будут сидеть в полумраке укромного кабинета, и будут пить до тех пор, пока у Эмилио не поплывет всё перед глазами.

 А утром он проснётся у Амалии дома, увидит рядом спящую Амалию и схватится за голову. Он с трудом начнёт вспоминать события вчерашнего вечера и с горечью признает, что никогда не сможет совершить того, что задумал. Он возненавидит себя за слабость и малодушие и сам себе станет противен.

 И ему будет стыдно, и захочется побыстрее сбежать оттуда. Он тихо соберётся, так, чтобы, ни дай Бог, не разбудить Амалию, сядет в свой серебристый «джип» и поедет на океан.

 Целый день он будет бродить по пустынным песчаным пляжам с высокими скалистыми мысами, выступающими далеко в океан, уютными бухтами и глубокими зияющими гротами. А вечером поедет к Амалии и попросится пожить у неё некоторое время.

 А потом будет громкий и скандальный бракоразводный процесс. Жена обвинит его в супружеской измене и суд, почему-то, будет на её стороне. И Эмилио будет готов на что угодно, лишь бы побыстрее всё закончилось и его оставили в покое.

 А ещё через два года, во время одного из выступлений, Эмилио случайно оступится, и бык раздробит ему тазобедренный сустав, повредив при этом сухожилие, и ему придётся бросить турраду.

 Он вынужден будет оставить свои дорогие апартаменты на площади Рыстарадорыш и перебраться в небольшую квартирку на окраине. Привыкшая к шикарной жизни Амалия уйдёт от Эмилио к богатому судовладельцу и уедет с ним в Штаты. А Эмилио на сэкономленные деньги откроет небольшую табачную лавку неподалёку от Кайш ду Содре и сам будет в ней торговать. И постепенно его имя забудется, и через пару лет никто уже не будет вспоминать о нём. И он смирится со своей судьбой, и будет жить тихой и спокойной жизнью.

 И иногда, тёплым июльским вечером, можно будет увидеть его прогуливающимся по проспекту Республики и издалека любующимся огнями Кампу Пыкену. Правда, за последнее время он сильно изменится и поэтому вряд ли кто сможет узнать его.

 Но всё это будет чуть позже. А пока до выхода на арену остаются считанные минуты и он сидит в уборной матадоров, и готовится к преступлению, готовится к страшной кровавой мести, и даже не подозревает о том, что ему уготовано судьбой.

Кураш Владислав Игоревич (9 июля 1974, Украина) – современный украинский писатель.

Потомок древнего литовского княжеского рода Кураш, берущего свои корни из династии Ягеллонов, родоначальником которой был Великий Князь Литовский и Король Польский Владислав II Ягайло, внук Гедимина, сын великого князя литовского Ольгерда и тверской княжны Иулиании.

 С 1991 по 1993, после окончания школы, Владислав Кураш работал продавцом в супермаркете, почтальоном, уборщиком в пивном баре. В 1993 году работал на кондитерской фабрике грузчиком. В 1994 году нанялся матросом на рыболовецкое судно, на котором плавал к берегам Африки, Латинской Америки, берегам Японии и в северные моря. Впечатления, полученные во время плаваний, легли в основу многих его морских рассказов и повестей («Дорымар» и др.).

 В 2007 году он едет в Германию. После этого следуют поездки во Францию, в Испанию, Италию, Португалию. Богатые впечатления от путешествий выплеснулись в ряде рассказов об украинских эмигрантах в Европе.

 В своих произведениях Владислав Кураш затронул тему нелёгкой жизни нелегальных эмигрантов в Европе («Каждому свое», «Дядя Миша», «Quo vadis», «Так всё и было», «Навеки с Парижем» и др.).

 Регулярно публиковаться Владислав Кураш стал с 2007 года. 

 О Владиславе Кураше писали в газетах «Народная Воля», (Минск), «Русия днесь» (София) и в журнале «Жизнь Международного Фонда ВСМ» (Тель-Авив). В 2013 году Владислав Кураш становится лауреатом Международного Фонда «Великий Странник - Молодым».

 В 2013 году у Владислава Кураша выходит сборник рассказов «Дети судьбы», в который вошло много рассказов из морской и эмигрантской прозы.

 В 2013 году Владислав Кураш становится членом Всеукраинского национального культурно-просветительского общества «Ру́сское Собра́ние».

 В 2015 году Владислав Кураш становится членом Харьковского клуба поэзии «Авал».

 Владислав Кураш - писатель трагического мироощущения, его рассказы с первого взгляда кажутся пессимистическими, хотя это в корне неверно. Характер его творчества можно скорее определить как трагический героизм. Он воспевает победу в самом поражении и вопреки ему утверждает и славит упорство человеческого духа. Тема зыбкости человеческого счастья является центральной темой рассказов Владислава Кураша. В его рассказах, как правило, показаны индивидуалисты, которые надеются лишь на себя, на свою волю, и поэтому зачастую их борьба заканчивается трагически. Их жизнь пуста и бессмысленна. Они полны ненависти и презрения к миру, их окружающему, они убеждены, что мир изменить нельзя, и, тем не менее, они действуют, пытаются бороться, сражаться за своё счастье. Это люди думающие и ищущие ответ, осознающие свою ответственность за происходящее. Всеми силами они сопротивляются среде, хотя их усилия, зачастую, тщетны – они не видят перед собой ни надежды, ни ясной цели. Их удел – душевный надлом, одиночество. Они - индивидуалисты и надеются лишь на себя, на свою волю. Они противостоят трагическому миру и принимают его удары с достоинством. Владислав Кураш стремится как можно глубже анализировать психологическое состояние своих героев в основные моменты их жизни, чтобы показать, как они расстаются с иллюзиями и надеждами. Его герои выступают в рассказах как представители «потерянного поколения». Автор и сам принадлежит к «потерянному поколению». Но он не только не смиряется со своим уделом – он спорит с самим понятием «потерянное поколение», как с синонимом обречённости. Поэтому его герои мужественно противостоят судьбе, стоически преодолевают отчуждение. Таков стержень моральных поисков писателя – закон стоического противостояния трагизму бытия. Его герои горячо любят жизнь, поэтому они и действуют, и сражаются, и не могут без этого, в этом заключается весь смысл их жизни. Автора ни на минуту не покидает надежда, что лучшие, самые мужественные, честные, живущие по совести, выстоят и победят. Сквозь все его произведения проходит мысль о великих возможностях человека, вера в конечную победу гуманистических идеалов. В его творчестве огромное место занимают философские, религиозные и психологические темы. Особая притягательная сила его произведений заключается в том, что все они учат любить жить, утверждают незыблемость главных человеческих ценностей: добра, честности, искренности, ума, великодушия.