Жила-была Лиса-Хитрюха. И было у неё две дочки: старшенькая – Лиска-Губошлёпка и меньшенькая – Лиска-Хитрюшка-Ябеда. Губошлёпка росла тихой и покорной дочкой, всё, что скажет ей Лиса-мама, делала молча, аккуратно и сама без подсказки старалась помочь матери по хозяйству, а Хитрюшка-Ябеда всё норовила от работы отлынивать: то притворится, что головка у неё болит, то ещё какую-нибудь хитрость придумает, но чуть заметит за сестричкой хоть маленькую оплошность – сразу бежит ябедничать маме: «Мама, мама, знаешь, что Губошлёпка натвори-и-ла-а-а!..» Но как бы то ни было, Хитрюшка-Ябеда была у Лисы-мамы любимой доченькой, а Губошлёпка – просто послушной дочкой-работницей, потому что Хитрюшка-Ябеда была меньшенькой в семье и мордашкой очень похожей на Лису-Хитрюху.

Так и жили они день за днём, год за годом. Дочки подросли. Губошлёпку давно пора было замуж отдавать, но Лиса-мама всё старалась попридержать её возле себя, потому и не хотела её отдавать замуж: а ну как уйдёт Губошлёпка из дома – останется она без такой работницы. Зато, как только пришла пора выходить замуж сестрице Губошлёпки, Лиса-мама забегалась, засуетилась. А суетиться было отчего, потому что меньшенькая её доченька уродилась мордашкой прямо копия мамы, даже чуточку пострашнее, а фигурой – прямая и плоская, как доска. Одним словом, задача у Лисы-мамы была не из лёгких. Но с горем пополам нашла она всё-таки себе зятька: такого же страшненького и ленивого, как и её меньшенькая доченька. А что делать ей, если никто другой не шёл в зятья? Посмотрит, посмотрит Лиса-мама и так и сяк на зятька, поскребёт лапой затылок, вздохнёт: дурак дураком, рожа – нарочно не придумаешь, лентяй лентяюха, чучело да и только, а никуда не денешься – лучшего зятя ей не найти.

Лиса-мама быстренько прикупила для своей замужней доченьки в соседнем леске домик добротный, обложила его с Губошлёпкой кирпичиками, обставила его внутри всем нужным для жизни – живи-поживай, моя доченька ненаглядная, да добра наживай. И стала Лиска-Хитрюшка, которая к тому времени превратилась уже в настоящую Лису-Хитрюху, как две капли воды похожую на свою маму, жить припеваючи в своём новеньком домике.

А что же Лиска-Губошлёпка?.. Она стала теперь работать на два дома – у матери и у сестрицы: то дровец принесёт сестричке, то еду какую-нибудь, то обед приготовит, чтобы молодожёны, не дай Бог, не замерзли в своём домике или с голоду не померли. Управится Губошлёпка в доме матери и бежит к сестрице. Трудновато ей было на два дома работать, да, ладно уж, пусть сестричка живёт-не печалится, и ей, Губошлёпке, от этого тоже на душе радостнее будет. Губошлёпка была от природы доброй, всем ей хотелось сделать что-нибудь хорошее, доброе, а уж сестричке родной – тем более. Правда, Губошлёпке тоже хотелось обзавестись своей семьёй, но ей было всё недосуг этим заниматься: то Лиса-мама приболеет – забот прибавится, то маленького Лисёнка у сестрички надо понянчить.

Так тянулся день за днём, год за годом. Как вдруг однажды мимо дома Лисы-мамы пробегал Лис одинокий из дальнего леса. Увидел он случайно Лиску-Губошлёпку, она как раз водичку несла из криницы, остановился, присмотрелся, и – понравилась ему молодая Лиска. А Губошлёпка, надо сказать, была хоть и забита беспросветной работой, но фигурку имела складненькую, а глазки – большие,  умненькие. Подобрался к ней Лис тихонечко, слово ласковое шепнул ей на ушко, и… забыла про всё она: и про дом матушкин, и про сестрицу – поняла она, что судьба это её, на ушко шепчет ей, за собой зовёт… И пошла Губошлёпка за Лисом. Стали они вдвоём семью свою строить. Детишки у них вскоре свои появились. Трудновато им было: жилья своего не имели, потому по чужим избам ходили. А помочь им некому было. Вспомнила Губошлёпка, как всей семьёй когда-то покупали, кирпичиками обкладывали домик для её сестрицы, и пошла она к Лисе-маме. «Помоги и мне, мама, как ты помогла моей сестричке», – говорит Губошлёпка. «Она слабенькая – я ей и помогаю. А вы с Лисом работайте больше – будет и у вас всё!» – сказала ей Лиса-мама. Повернулась Губошлёпка, слезу горькую лапкой смахнула и пошла к своей семье.

Узнала Лиса-Хитрюха-Ябеда, что сестра её, Губошлёпка, к матери ходила, помощи просила, заволновалась, забеспокоилась и побежала к Лисе-матушке. «Ты что задумала? – кричит она, лапами машет, губы тонкие сжимает, зубами скрипит. – У меня день и ночь головка болит! Я такая слабенькая. Лис у меня ленивый да бестолковый. А ты помогать им задумала!.. Пусть Губошлёпка губами своими меньше шлёпает да сама себе зарабатывает! Кому ты будешь помогать? Может, Лис-Чужак её не сегодня-завтра бросит – плакали тогда твои денежки!» Плачет Лиса-Хитрюха-Ябеда, слёзы ябедные вокруг разбрызгивает. Испугалась Лиса-матушка, запричитала: «Свят, свят, Бог с тобой, дитятко моё! Что ты? Что ты? Да разве я буду помогать этой Губошлёпке! Я всё тебе и деткам твоим отдам!»

Так и жили они: Губошлёпка в нужде и заботах, а Хитрюха-Ябеда знай себе тащит из матушкиного дома всё подряд – то курочку, то уточку, то сальца кусочек, то молочка кувшинчик. У Губошлёпки семья с хлеба на квас перебивается, потому что в чужих избах живёт, за жильё расплачивается, а в доме Хитрюхи-Ябеды сало с мясом всюду валяются. Хитрюха-Ябеда с Лисом-Лентяем домик свой захаяли, лесок окрестный запакостили – ногой ступить негде. А Лиса-мама всё хвалит не нахвалится своей доченькой меньшенькой да муженьком её, зятьком своим ненаглядным.

Пролетели годы, как листья спелые поздней осенью. Губошлёпка тоже домиком своим обзавелась, жизнь свою устроила. Лиса-мама сильно постарела, здоровьице своё поистратила. Пришло время, когда она уже и водицы напиться сама не могла – вконец немощной стала. Пошла она к своей меньшенькой доченьке и говорит: «Буду жить у тебя. Невмоготу мне самой деньки свои доживать, силушки нету». «Ишь, чего придумала!» – накричала на неё дочка Хитрюха-Ябеда. Лиса-мама ушам своим не верит: она всё из дома своего отдала своей доченьке меньшенькой, а та ей такое молвит. Но делать нечего – пошла Лиса-старушка к дочке старшей. Губошлёпка увидела свою горем убитую матушку, пожалела её про себя, вздохнула, а вслух сказала: «Иди к нам, мама. Живи у нас». Заплакала Лиса-матушка и вошла в дом своей дочки старшенькой.

Вот и сказке конец. А о чём она? Да о том, что для матери все детки её должны быть одинаковы, как пальцы на руке: какой ни выставь на мороз – каждому холодно.

                                                                                                                                    1984 г.