ВСПОМНИМ УШЕДШИХ...
2 мая 1856 г. родился Василий Розанов (1856 — 1919)

великий русский писатель и религиозный философ.

ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ (Отрывки)

* * *
Чем я более всего поражен в жизни? И за всю жизнь? Неблагородством. И — благородством. И тем, что благородное всегда в унижении. Свинство почти всегда торжествует. Оскорбляющее свинство.

* * *

Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого).

* * *

"Я” есть "я”, и это "я” никогда не станет – "ты”.
И "ты” есть "ты”, и это "ты” никогда не сделается как "я”.
Чего же разговаривать. Ступайте вы "направо”, я – "налево”, или вы "налево”, я "направо”.
Все люди "не по дороге друг другу”. И нечего притворяться.
Всякий идет к своей Судьбе.
Все люди – solo.

* * *

И вот начнется "течение Розанова” в литературе (знаю, что начнется).
И будут говорить: "Вы знаете: прочитав Р-ва, чувствуешь боль в груди...”
Господи: дай мне в то время вытащить ногу из "течения Розанова”.
И остаться – одному.

Господи, я не хочу признания множества. Я безумно люблю это "множество”: но когда оно есть "оно”, когда остается "собою” и в своем роде тоже "одно”.
Пусть.
Но и пусть я – "я”. О себе я хотел бы 5-7, и не более 100 во всей России "истинно помнящих”
Вот одна мне написала: "Когда молюсь – всегда и о вас молюсь и ваших”.
Вот.
И ничего – еще.

* * *

И я любил эту женщину и, следовательно, любил весь мир. Я весь мир любил, всегда. И горе его, и радость его, и жизнь его. Я ничего не отрицал в мире; Я – наименее отрицающий из всех рожденных человек.
Только распрю, злобу и боль я отрицал.
Женщина эта не видела меня, не знала, что я есмь. И касаться ее я не смел (конечно). Я только близко подносил лицо к ее животу, и вот от живота ее дышала теплота мне в лицо. Вот и все. В сущности все мое отношение к Caelesta femina. Только оно было нежно пахучее. Но это уже и окончательно все: теплый аромат живого тела – вот моя стихия, мой "нос” и, в сущности, вся моя философия.
И звезды пахнут. Господи, и звезды пахнут.
И сады.
Но оттого все пахнет, что пахнет эта прекрасная женщина. И сущности, пахнет ее запахом.
Тогда мне весь мир усвоился как "человеческий пот”. Нет, лучше (или хуже7) – как пот или вчерашнего или завтрашнего ее совокупления. В сущности, ведь дело-то было в нем. Мне оттого именно живот и бедра и груди ее нравились, что все это уже начало совокупления. Но его я не видел (страшно, запрещено). Однако только в отношении его все и нравилось и существовало.
И вот "невидимое совокупление”, ради которого существует все "видимое”. Странно. Но – и истинно. Вся природа, конечно, и есть "совокупление вещей”, "совокупность вещей”. Так что "возлюбив пот” совокупления ее ipso (тем самым (лат.)) я возлюбил весь мир.
И полюбил его не отвлеченно, но страстно.
Господи, Язычник ли я?
Господи, христианин ли я?
Но я не хочу вражды, – о, не хочу, – ни к христианству, ни к язычеству.

* * *

Метафизика живет не потому, что людям "хочется”, а потому что самая душа метафизична.
Метафизика - жажда.
И поистине она не иссохнет.
Это - голод души. Если бы человек все "до кончика” узнал, он подошел бы к стене (ведения) и сказал: "Там что-то есть” (за стеной).
Если бы перед ним все осветили, он сел бы и сказал: "Я буду ждать”.
Человек беспределен. Самая суть его - беспредельность. И выражением этого и служит метафизика.
"Все ясно”. Тогда он скажет: "Ну, так я хочу неясного”.
Напротив, все темно. Тогда он орет: "Я жажду света”.
У человека есть жажда "другого”. Бессознательно. И из нее родилась метафизика.
"Хочу заглянуть за край”.
"Хочу дойти до конца”.
"Умру. Но я хочу знать, что будет после смерти”.
"Нельзя знать? Тогда я постараюсь увидеть во сне, сочинить, отгадать, сказать об этом стихотворение”.
Да. Вот стихи еще. Они тоже метафизичны. Стихи и дар сложить их – оттуда же, откуда метафизика.
Человек говорит. Казалось бы, довольно. "Скажи все, что нужно”.
Вдруг он запел. Это – метафизика, метафизичность.

* * *

Что вы ищете все вчерашнего дня. Вчерашний день прошел, и вы его не найдете никогда.
"Он умер! Он умер!” – восклицали в Египте и в Финикии. "Возлюбленный – умер!!”
И плакали. И тоже посыпали пеплом голову и раздирали одежды на себе.
"Да, – я скажу, – он умер, ваш Возлюбленный”.
Будет ли он называться "вчерашний день” или – Озирис, или Христос.
И – католичество. И – Москва.

Ах, и я жалею Возлюбленного. О, и для меня он – Возлюбленный. Не менее, чем для вас.
Но я знаю, что Он воистину умер.

И обратим взоры в другую сторону. И будем ждать "Завтра”.