Леонид Подольский

Заканчивалась перестройка. Жизнь менялась на глазах. Новоявленный

банкир из бывших фарцовщиков Барыкин понял: его время. Время лёгких

денег, великих перемен и чудес. Пьяное, многообещающее. Время бандитов

и авантюристов. Отшелестят, обесценятся, превратятся в труху банкноты с

вождём, и сам Ленин – выйдет в тираж; Советский Союз, эта великая Си-

зифова стройка, обратится в Вавилонскую башню, всё рухнет и останется

один Бог – Деньги. Зелёный Бог. Станет мир без границ, мир свободы и по-

рока, фарисеев и торгашей, и в этом мире такие, как он, Барыкин, ловкие,

прыткие, наглые будут процветать.

Барыкин учился когда-то на художника, но училище не закончил – не-

бесталанный был, подавал немалые надежды, однако выгнали за фарцовку.

Знал Барыкин великую силу искусства, занимался контрабандой картин на

Запад, на этом и сделал первые деньги, ещё до обмена валюты и обналички.

Это большевички-дурачки распродавали .Эрмитаж. за копейки, отдавали

сокровища другу – авантюристу Хаммеру5, а на загнивающем – товар до-

роже, чем золото и бриллианты. Т а м всё продаётся, а прежде всего – ис-

кусство.

Настало время, когда можно стало дышать. Казалось, Советская власть

давила, гноила по тюрьмам и лагерям, сносила бульдозерами, выдавлива-

ла из страны, заставляла молчать идейно чуждых, неблизких ей Шагалов и

Фальков, а другое искусство, из катакомб, будто сорная трава, прорастало

меж глыб. Художники из МОСХа разъезжали по стране, писали портре-

ты шахтёров, металлургов, орденоносцев, ткачих, а эти, отщепенцы, ч у

ж и е – творили на кухнях, на чердаках, искали форму, образ и цвет. Не

напрасно… Едва забрезжила оттепель, вторая, после завершившейся в ма-

неже6, вспомнили критики про .Бубновый валет.7, зашептались про .Лиа-

нозовскую группу. и .Сретенский бульвар., кто-то припомнил недавних

.Мухоморов.8 – страна оживала, андеграунд выходил из подполья, а Бары-

кин понял – Эльдорадо. Чужая кровь, тюрьмы, озарения, психушки, бес-

сонница – д е н ь г и. Большие деньги. Барыкин стал коллекционером и по

совместительству галеристом. В отличие от других нуворишей, коллекцио-

нировавших водку, автомобили, наполеоновские мундиры, оружие, ордена,

яхты, футбольные клубы, виллы, девиц, пасхальные яйца, этот коллекцио-

нировал Художников. Благородный коллекционер, интеллектуал, меценат,

по сходной цене Барыкин скупил немало картин. Художники встречались

разные. Одни, наивные до странности, не зная цену, за бесценок отдавали и

радовались, как дети. Сами несли сокровища Барыкину. Другие преврати-

лись в дельцов. Власти не уступали, себя не жалели, иные на Голгофу шли, а

перед зелёными не устояли. Эти всё готовы были продать. Но один, леген-

дарный, талантливейший, отмеченный Пикассо, блаженный – говорили,

что птицы в клюве приносят ему еду – этот, не от мира сего, существовал

сам по себе, не входил ни в какие тусовки и не писал манифесты, один на-

едине с Богом и жил бомжом, отшельник и гордец, не шёл к Барыкину.

– Искусство не продаётся, – говорил Зайцев, юродивый, – не я пишу, Бог.

– А Бог, как известно, изгонял торговцев из Храма.

Странный он был, Зайцев. Прославленный, признанный среди таких же

изгоев и очень редких ценителей, он никогда не выставлялся, кроме тайных

квартирных выставок, лишь однажды заочно в Париже по непонятному

5 Арманд Хаммер – известный американский предприниматель, входил в узкий круг бизнесменов, приближенных

к советским лидерам. Встречался с Лениным и другими руководителями СССР. В качестве приближенного

бизнесмена получил возможность в 1920-е – начале 1930-х годов покупать на льготных условиях реализуемые

властями предметы старины, картины, скульптуры из Ленинградского Эрмитажа, перепродал на Западе

коллекцию яиц Фаберже.

6 Выставка МОСХа в манеже (1962 г.), на которой Н.С.Хрущев устроил скандал вокруг работ авангардистов.

7 .Бубновый валет. - первоначально такое название получила выставка художников-авангардистов (декабрь 1910

– январь 1911 гг.), впоследствии эти же художники образовали одноимённое объединение. Просуществовало до

конца 1917 года.

8 .Лианозовская группа., .Сретенский бульвар., .Мухоморы. - неформальные объединения художников

андеграунда в позднесоветский период.

недосмотру властей. Зайцеву было слегка за сорок и, однако, как старое

дерево коростой, он весь оброс мифами, легендами и апокрифами. Рас-

сказывали, будто он сидел, будто на выставке в манеже пьяный Зайцев

схлестнулся с Хрущёвым, а на Бульдозерной9 бросался под гусеницы; ещё

говорили, что фамилия его не Зайцев, в Зейцер, что непробудный пья-

ница и хулиган, что лечился с политическими в психушке. Но что бы ни

говорили, все признавали – гений и самородок, он и учился всего только

год и изгнан был за диссидентство: перед картиной Бродского .Ленин

в Смольном. начал мелко и часто креститься, а в душах читает, словно

Христос, и человек он верующий глубоко, только пишет странно, будто

волхв. Иные не раз пытались уличить его в чародействе.

Чтобы заполучить бессребренника Зайцева, банкир Барыкин решился

пойти на хитрость – позвали художника якобы не к Барыкину, а к кра-

савице-жене Оксане, изнывающей от одиночества в золотой клетке. Тут,

правда, выходила загвоздка: Барыкин в ту пору не был женат. От прежней

жены откупился и услал за границу, а жил с новой, не женой, но моделью.

Увёз с выставки какого-то модного агентства, что-то вроде эскорта.

– Что же, пойду посмотрю, понравится, напишу, – согласился Зайцев,

известный ценитель красоты непорочной и автор десятка .Мадонн., –

только денег антихристовых не возьму, за закуску, мне чтоб селёдку и

винегрет, и водки. И приду сам, .Мерседесов. не переношу. Господь пеш-

ком ходил, а эти… тела бездушевные возят… плоть…

…И явился в апартаменты барыкинские роскошные странный человек

в скуфейке, в заштопанной, без пуговиц, курточке, брюках-пузырях и в

требующих каши ботинках, из которых торчали немытые давно пальцы.

Увенчана же сия композиция была ярко-красным мохеровым шарфом из

Парижа – то ли босяк, то ли клошар. Охрана хотела прогнать Зайцева,

но велено было: впустить. И вошёл удивительный человек с бородёнкой

клинышком, ликом похожий на Христа, со взглядом светлым и строгим,

посмотрел пристально на барыкинскую жену – не жену и спросил, будто

учитель нерадивую ученицу:

– Жена, говоришь? Не похожа ты на жену. Ложь в тебе сидит и бес-

стыдство. Ну давай, корми.

Зайцев уселся за стол, взял немытыми руками хлеб, стал крошить его

на стол, налил себе водки, выпил, крякнул и руку запустил в винегрет

– так узбеки плов едят. Он ел, пил, хрустел зубами, сморкался, кидал ко-

сти на стол, не обращая ни малейшего внимания на Оксану, притворную

жену Барыкина. Наконец, насытившись, выпил стакан водки, отёр руки

о скатерть и снова взглянул на наблюдавшую за ним, как за странным

зверем каким, Оксану.

9 Бульдозерная выставка организована неофициальными художниками в 1974 г. в Битцевском парке. Снесли

бульдозерами, отсюда название.

– Ну что, пока не пьяный, давай буду тебя рисовать… блуд твой… Чай

на Сотбис продавать станете. Меня уже не будет…

.Юродивый, сволочь, – зло сверкнула глазами Оксана, – редкостный

хам., но покорно села в кресло , как велел спрятавшийся подальше Бары-

кин.

Зайцев взял в руки мастихин, разложил приготовленные для него кра-

ски и принялся малевать – он именно малевал, то тюбиком от краски, то

мастихином, то пальцем, то окурком. И всё дымил – прямо в лицо Окса-

не. Модель много раз порывалась встать, выгнать наглого бомжа, но сил не

было, воли, – что-то божественное, или дьявольское заключалось в стран-

ном этом, необычном человеке, она его ненавидела, а приказал бы, пошла

бы за ним, как за Христом шли… святой, грешный, необузданный, дикий…

К Барыкину она тянулась из-за денег, а этот парализовал её, видел на-

сквозь, разглядел дьявола… Дьявола, потому что закончил и встал, а она

всё сидела… И он сказал:

– Посмотри на себя. Это есть ты…

Наконец, она поднялась и посмотрела. Будто в зеркало, только особен-

ное… красавица, ямочки на щеках, улыбка легкая, игривая, зубы ровные, а

в глазах – жуть… Враг человеческий… Он… Злые глаза, хищные…

– Неужели это я? – спросила Оксана.

– Очистись, – сказал Зайцев. – Изгони его.

Тут и вошёл Барыкин. Снова принялся Зайцев рисовать. Только теперь

холодно, сосредоточенно, будто устал. И Барыкин получился холодный,

жадный. Будто похож, один в один, всё вроде правильно, а – чёрт. Человек-

сатана. Всё разглядел Зайцев. Всё… Даже будущее разглядел… Чёрное…

…Несколько лет прошло, они не встречались более, отчего-то Барыкин

боялся этой встречи, что-то тревожило его, хотя дела у новоявленного оли-

гарха шли прекрасно: банк его стал одним из первых и коллекция росла,

вокруг него убивали, но он богател, и Оксана – модель родила двух детей,

только зачем-то ездила на богомолье – то в Дивеево Святое, то в Иеруса-

лим. Но Барыкина её метания интересовали мало – бабья дурь. Всё вроде

было хорошо, когда Барыкин заметил, что портрет его начал чернеть. Он

долго не обращал внимания – мало ли, краски, – но через некоторое время

почувствовал себя плохо. Стал задыхаться, кашлять, а в мокроте заметил

кровь. Барыкин взглянул на портрет, тот стал совсем чёрным. Банкир ис-

пугался, стал молить Бога и обратился к врачам. Обследовали его в Швей-

царии. Диагноз оказался неутешительный: рак.

– Срочно нужно оперировать, – сказал профессор. – Вас можно спасти.

– Да, – согласился Барыкин. – Но прежде я бы хотел урегулировать от-

ношения с Богом. Грешен я, – Барыкин был почти уверен, что некая мисти-

ческая связь существует между его болезнью и портретом. А потому пре-

жде, чем удалять опухоль, следовало что-то сделать с портретом. Только,

с портретом ли? Ведь портрет – зеркало… или луч, высвечивающий

глубоко-глубоко, в бездонной пропасти сознания, где формируется его эго.

Следовало встретиться с художником. Он не знал зачем. Однако в портрете

заключалось некое послание, диагноз, а может указание. Мысли Барыки-

на путались. Ему больше не нужны были деньги, ничего не нужно, только

жизнь. Другая жизнь, не та, которую он прожил. Он впервые думал сейчас,

что грешен, что жил плохо, нечисто, бездушно и тихо просил Бога, чтобы

тот позволил исправить. Он на в с ё был согласен, на в с ё , только вы-

купить жизнь. Вчера ещё он не верил в Бога, а сейчас умолял Его. Молил

отменить всё то зло, что он сделал людям. Обещал Ему стать другим. Помо-

гать женщинам, которых сделал вдовами. Стал верить, что т а м есть суд.

Странное дело, Барыкину казалось теперь, что если он очистится, болезнь

пройдёт. Что есть невидимая связь – инфернальная, демоническая – между

грязью в его душе и болезнью. Всю жизнь он думал о деньгах, а думать надо

было о душе…

– Все мы грешны, – сказал профессор.

– Нет, я – особенно. Я – олигарх…

– А… – согласно протянул профессор.

– Дайте мне несколько дней, – попросил Барыкин. – Я хочу отыскать ху-

дожника.

В тот же день банкир велел своей службе безопасности за любые деньги

разыскать художника, но Зайцев исчез. Удалось только выяснить, что года

два-три назад Зайцев начал писать картину .Вознесение.. Работал он долго

и трудно, читал духовные книги, молился, ездил по монастырям – пытал-

ся проникнуть в образ Христа. А потом собрался в Иерусалим. И что его

сопровождала женщина. Кто она и откуда, оставалось неизвестно. Она не

была красива, но вроде бы свет – божий свет – изливался у неё из глаз. На

этом следы их терялись…

Банкира Барыкина прооперировали – кажется, удачно; почти здоровый

после нескольких месяцев пребывания в Европе вернулся он в Москву.

Едва войдя в свою виллу, Барыкин торопливо устремился в галерею, где

висел портрет и с трепетом включил яркий свет: портрет посветлел. Сколь-

ко ни всматривался олигарх, признаков болезни в лице он больше не ви-

дел, никакой черноты. Но ещё сильнее поразило Барыкина, что ничего не

оставалось дьявольского, злого, лицо казалось просветлённым, будто свет

сходил на него с неба. Обрадованный и поражённый, олигарх упал на ко-

лени – молился и благодарил Бога. В тот же день он решил учредить фонд,

чтобы помогать талантливым, но бедным художникам. И тем же вечером

начальник службы безопасности сообщил, что женщину, сопровождавшую

Зайцева в Иерусалим, удалось отыскать – каждый день она ходит на молит-

ву, исповедуется и собирается поступить в монастырь трудницей, чтобы со

временем принять постриг. Монастырю же она подарила необыкновенную

картину, которую художник писал мучительно и долго и из-за которой та-

инственно исчез.

– Дело в том, – начальник службы безопасности замялся, – что Зайцев,

художник, вознёсся на небеса. Так она говорит.

– Вознёсся? – вскричал Барыкин. – Как Иисус Христос? – несколько ме-

сяцев назад олигарх ни за что бы не поверил, что такое возможно, но сей-

час… С того самого дня, когда он заметил, что лицо на портрете начало

темнеть и в нём появились признаки болезни, смерти, казалось иногда Ба-

рыкину, одновременно что-то происходило и с ним самим. Банкир не был

раньше верующим, напротив, атеистом и циником, но теперь начал верить

в чудеса, и стало казаться ему, что через художника Бог посылал знак и что

телесная болезнь его шла от души. И хотя врачи утверждали, что быть та-

кого не может и что при раке возникают иногда странные аберрации со-

знания, галлюцинации, Барыкин им не верил. Напротив, ему казалось, что

между портретом и его болезнью существовала таинственная, мистическая

связь. Бог, видно, в великом милосердии своем, велел ему очиститься. Ху-

дожник же был посвящённым, Мессией, передававшим энергию высших

сил. То, что он вознёсся, подобно Иисусу, только подтверждало эту гипо-

тезу. Но – действительно ли вознёсся или это всего лишь мираж? Как это

происходило? Барыкину обязательно нужно было узнать, следовало само-

му расспросить эту женщину, Екатерину. В её словах могла быть отгадка,

что-то очень важное для него.

– Я хочу её видеть. Мы летим в Иерусалим, – распорядился олигарх.

И вот он сидит перед Екатериной, последней женщиной чудотворца За-

йцева, странно похожей на собственную жену Барыкина, какой та стала по-

сле Серафимо-Дивеевского монастыря, в Гефсиманском саду под древней

оливой – под этим деревом две тысячи лет назад Иешуа наставлял учени-

ков. Барыкин сразу узнал Екатерину: незадолго до болезни купил на аук-

ционе её портрет и ещё тогда обратил внимание на странное сходство её с

Оксаной. Обыкновенная женщина, чертами скорее некрасивая, только из

глаз, преображая её, льётся божественный свет. Вполне в духе Зайцева.

– Хотите узнать про Толю? – спросила Екатерина. – Кто он вам?

– Видите ли, я очень грешен. Очень. Я – олигарх. Мгновенное богатство

невозможно без греха. Анатолия я почти ненавидел, – путаясь, стал объ-

яснять Барыкин. – Написал он мой портрет. Вроде я, похоже, но в глазах…

злые глаза, дьявольские. Князь тьмы… И такое пренебрежение. Допил вод-

ку… графин… и уснул. Прямо на полу. Проспал до утра и ушёл, не попро-

щавшись…

Но портрет оказался… живой. Никто не верит, говорят: .мистика., но

по портрету, по тому, как менялось лицо, я узнал о болезни… Страшной

болезни… Спас меня… Он – посвящённый. Мессия…

– Да, он – посвящённый, – перебила Екатерина. – Он и меня спас. Я пло-

хо жила, блудно. Денег не было, я позировала художникам, а потом спала

с ними. С Толей мы познакомились в одной компании. Он предложил на-

писать мой портрет. Я ведь никто была. Пустота, или хуже – блудница… А

он увидел святую. Божий свет в моём лице.

– У вас глаза прекрасные, – сказал Барыкин.

– Это потом, – зарделась Екатерина. – Он увидел, и я стала. Нет, не свя-

той. Новой. Сияние снизошло на меня. Он ведь правда посвящённый… Бо-

жий человек… Юродивый… Если Бог захочет, посвящённый может носить

любой образ.

– Что было дальше? – с волнением спросил Барыкин.

– Мы с ним недолго жили в Москве. Бедно. Толя дарил свои картины,

денег не брал… Это другие делали на нём миллионы.

– Да, другие, – подтвердил Барыкин.

– Неожиданно с Толей что-то случилось. Пришёл некто, не назвался… а

может, Толе во сне привиделось, или спьяну. Заказал .Вознесение Христа..

И Толя увлёкся. До того он очень легко работал. В среднем полчаса уходило

у него на картину. Вроде не сам, Бог водил его рукой. Много написал моих

портретов. А тут он работал мучительно. Будто Всевышний устроил ему

проверку. По монастырям ездил… среди бомжей искал… несколько меся-

цев в скиту жил…

– Что искал? – не понял Барыкин.

– Образ… Мне говорил, что я похожа на Марию Магдалину. Такая же

добрая. А потом сказал, что надо ехать в Израиль, в Иерусалим. Ходил по

следам Иешуа. Мы много где были. На Виа Долороза у каждой остановки.

Там толпы туристов, экскурсоводы…все языки… а он видел что-то иное,

будто сквозь время… Насквозь… Голгофу, камень помазания, Гефсиман-

ский сад… везде были. Наброски делал. В Капернаум ездили, развалины

смотрели… там монастырь теперь, где произошло чудо умножения хлебов.

В Вифлеем, в Назарет… На Генисаретское озеро… Хасида рыжего нашёл

в шляпе. .Вот, – говорил – вот, это то, что надо. Прямо Христос вылитый.

Христос ведь еврей, иудей, только любовь проповедовал. Что любовь выше

всех остальных заповедей. Это потом много чего напридумывали.. А ра-

боталось тяжело. Писал картину, писал, переписывал… Наброски дарил…

Жили мы в хостеле, платить нечем было, картины рисовал вместо денег за

еду и за ночлег. Он сам стал другой, Толенька, сам похож на Христа… Све-

тился…

– И что дальше? – нетерпеливо спросил Барыкин.

– А дальше дождь был, сильный. С грозой. Какие в Израиле бывают

зимой. Вдруг постучал кто-то. – .Это он., – сказал Толя. Я посмотрела: и

вправду тень, а за окном радуга и дорога, вроде на небеса. И Он идет, Спа-

ситель наш. И Толя за ним пошел. Две тени, только Толина поменьше. Я

долго смотрела, как поднимались. Небо словно горело. И они шли – всё

вверх, ввысь. Иешуа шёл первый, а Толя чуть позади.

– .Иерусалимский синдром., – подумал Барыкин.

– Больше я Толю не видела, – продолжала Екатерина, – Его уж не было

нигде. До последнего дня он писал картину. Огромную. Никак закончить не

мог. Когда не работал, накрывал простыней. А тут я сняла покрывало: кар-

тина законченная стоит. Дорога в небо на ней, в небесах Бог-Отец, но его

почти не видно, весь в лучах солнца. А по дороге идёт Иешуа – точь-в-точь

тот хасид в шляпе, такой же рыжий, огненный, только одет по-другому, а

за ним – Толенька. И сверкает у него вокруг головы нимб. А внизу – люди.

Мечи побросали и лица такие, что видно: мир вечный наступил, царствие

добрых.

На иврите возвращаться в Израиль: .восходить.. Вот и Христос с То-

ленькой восходят над Иерусалимом, над Храмом.

– .Художник – это посвященный, Мессия, – с некоторой завистью по-

думал Барыкин, – в художнике есть искра Творца.. Впервые за многие годы

Барыкин пожалел, что судьба уготовила ему участь банкира, а не художни-

ка. Пусть теперь он станет делать добро. Много добра. Будет другим. И всё

же: что оставит он после себя? Деньги? Но деньги рассеются, обесценятся,

как банкноты с Лениным, а от Зайцева останутся картины. Бесценные. На-

всегда.__

http://zolotoeruno.org/avtory/l.g.podolskij/rasskaz_posvjashhennyj.aspx