Василий Дейнека 

В глубинах Большого каньона Крыма, в стороне от дорог и троп, по
которым ходят люди, в лесном массиве находится узкое ущелье. По дну его, среди камней и бурелома течёт ручеёк. Многие сотни лет трудился он над тем, чтобы пробить в горах этот путь.
С востока ущелье ограждает почти отвесная стена с небольшими уступами. На скудном слое земли растут низкорослый можжевельник и граб.
На одном из уступов, в самом центре стены, сидит филин. Это Зоркий глаз. В бледно-зелёном мерцании луны птица кажется серебристо-серой. На её круглой голове торчат наискосок два длинных пучка перьев, напоминающих рога. Это совиные «уши».
Птица долго сидит неподвижно. Кажется, будто она высечена из камня.
Но вот она резко поворачивает голову, и лунный свет падает прямо в глаза. От яркого света загораются два янтарно-жёлтых глаза, тёмные зрачки сужаются. Птица что-то высматривает в тени, на другой стороне ущелья. Наконец она находит то, что искала. Дрожь пробегает по телу филина, он вытягивается и раздувает оперение. Перья, словно колючки, торчат во все стороны.
Какое-то время Зоркий глаз сидит в этой позе, затем вытягивает шею и кричит: «Ху-ху-у». Глуховатый, глубокий звук напоминает человеческий крик…
Крикнув ещё раз, филин застывает в ожидании ответа. Проходит несколько минут. «Тии-йюкк», - вдруг громко и резко доносится с крутого обрыва по ту сторону ущелья.
Зоркий глаз вздрагивает. Внезапно длинные острые когти крепче впиваются в землю, лапы , словно мягкая пружина, отталкиваются от скалы, и сова взлетает с уступа
.
Словно гигантская летучая мышь, Зоркий глаз летит над долиной, его полёт бесшумен, как сама ночь. Попав в тень, которую отбрасывает крутая вершина по другую сторону ущелья, птица вдруг пропадает, и кажется, будто её поглотил мрак.
А чуть погодя с западной стороны ущелья в ночной тишине доносятся удивительные звуки: щелчки и шипение, громкие и резкие «тии-йюкк», перемежаются с мяуканьем: «Ки-э –э-ю», «Ки-э-э-ю».
Это любовный дуэт двух филинов.
Зоркий глаз ходит размеренным, важным шагом, поворачивая корпус из стороны в сторону. Крылья раскинуты гигантским полукругом, крайние рулевые перья волочатся по снежному насту, оставляя позади широкий след. Перья на затылке торчат. Вид у филина зловещий.
Время от времени птица глухо ухает. В ответ Серое ушко щёлкает клювом. Обычно она делает это лишь тогда, когда чует опасность. Едва Зоркий глаз приближается к ней, как она жеманно отворачивается и мяукает, хотя и занята только своим избранником…
Алые проблески занимающейся зари окрашивают небосвод, когда обе птицы поднимаются с обрыва на западной стороне Большого каньона, пересекают ущелье и садятся на уступе крутого склона.
Этот уступ Зоркий глаз облюбовал для гнезда, и теперь он с волнением ожидает, одобрит ли супруга его выбор. Он начинает семенить вокруг неё, как бы желая показать, что места здесь вполне хватит на двоих.
Уступ обращён на юго-запад, и вот уже несколько недель, как на нём стаял снег. Земляной покров на камне очень тонок, и, когда когти филина касаются земли, раздаётся скрежетание. Самка разгребает когтями небольшую ямку в земле у самой
скалы. Иного гнезда ей не надо – ведь скала даёт отличную защиту. На следующий день
Серое ушко ложится в гнездо.
И вот филины снова гнездятся в Большом каньоне. Лет десять назад тут пристрелили последних филинов, и с тех пор жители Соколиновской долины не припомнят, чтобы в горах водились филины.

Через неделю приходит весна.
Мягкие юго-западные ветры с дождём уже смыли почти весь снег, и теперь лишь кое-где на склонах виднеются белые пятна. Всюду журчит вода. Ручей на дне
ущелья превратился в большой и бурный поток; низвергаясь с камней, он оглушительно
грохочет. На крутых и пологих склонах с южной стороны гор снега совсем нет. Последние островки его исчезли давно, и в прошлогодней траве уже пробиваются свежие побеги. Это любимое лакомство зайцев. Каждую весну в сумерки и на рассвете, здесь всегда можно увидеть несколько зайчат. А в лунные ночи они и вовсе не спят. Неслышно, словно сероватые тени, прыгают они с места на место. Их легко заметить по весеннему наряду.
Зоркий глаз всё это знает – не потому, что бывал здесь раньше или кто-нибудь поведал ему об этом, а потому, что может прочитать всё по местности, как по открытой книге: пологие склоны с мелким кустарником и сочной травой очень хороши весной. Здесь всегда есть чем поживиться.
Вот филин, медленно и беззвучно работая крыльями, вылетает из густого ельника на дне ущелья. Его большие – размах полтора метра – округлые крылья не заденут ни веточки. Трудно даже понять, каким образом птица умудряется так незаметно пролетать сквозь лес. Но у Зоркого глаза удивительное зрение – для него лунный свет всё равно что для человека свет солнца. Вес его тела по отношению к размерам также не особенно велик, кости полые, а оперение рыхлое и пушистое, весь организм приспособлен к тому, чтобы он мог бесшумно летать.
Зоркий глаз мягко опускается на ветку скрюченной сухой сосны и, приведя в порядок оперение, замирает, точно каменное изваяние. Широко раскрыв глаза, он внимательно изучает склон, залитый лунным светом. Жёлтый кружок вокруг зрачков сужается и как бы отодвигается в уголок глаза. Несколько минут птица сидит не шелохнувшись, лишь незаметно поворачивая голову. Как у всех сов, глаза у филина неподвижно закреплены в глазницах, и, чтобы посмотреть в сторону, птице приходится поворачивать всю голову.
Но вот филин замирает и опять напоминает изваяние, он что-то обнаружил и должен сосредоточиться – чуть выше в мелком дубнячке на склоне подозрительно качнулись два серых листка. Зоркий глаз проявляет любопытство. Беззвучно взлетев с дерева, он парит на неподвижных крыльях, пока не оказывается над «листьями», и только теперь взмахивает крыльями. И тут же в ответ бурный взрыв на земле – сквозь заросли гигантскими прыжками мчится заяц. Филин, сложив крылья, устремляется вдогонку. Тело его вытягивается – так легче резать воздух, «уши» торчат вверх. Но уже поздно; заяц первым кинулся бежать, и это дало ему преимущество, награда которому – жизнь. Всего на какую-то секунду он опережает птицу, успевая скрыться в буреломе. Зоркий глаз резко тормозит своими огромными крыльями. Едва не налетев на поваленные деревья, он отворачивает в сторону, взмывая ввысь и опускается на сухой сучок. Где-то там, под корнями, нашёл себе укрытие заяц. Он знает, что опасность ему не грозит, пока он лежит не шелохнувшись. Ноздри у бедняги судорожно ходят, он напряжённо вслушивается, сердце гулко стучит, в глазах – ужас.
Проходит час-другой. Луна уже катится вниз к горизонту, а заяц всё сидит в укрытии. Правда, теперь он чуть осмелел: поворачивает голову, шевелит ушами. Широко раскрытые ноздри втягивают запахи свежих побегов. Зверёк проголодался.
А в нескольких метрах от него, пересев на голую ветку чуть подальше, в стороне, дежурит Зоркий глаз. Карауля зайца, он почти всё время просидел, опустив вниз голову. Он давно ничего не ел и теперь начинает терять терпение. Зоркий глаз привык голодать по два-три дня, но вид живой добычи вызывает у него обострённое чувство голода.
Заяц делает несколько пробных прыжков к выходу – тельце его выгнуто дугой, передние лапы почти касаются груди. Всё тихо. Нигде не видно тени широких крыльев.
Осмелевший заяц появляется в дыре. Глаза возбуждённо бегают по сторонам, но он по-прежнему не видит для себя ничего подозрительного. Тогда он выходит из укрытия и делает несколько метровых прыжков. Никого. Заяц успокаивается, страх перестаёт сковывать его тело, и беззаботный зверёк начинает прыгать по прошлогодней траве.
В это мгновение в воздух беззвучно взмывает птица, но заяц замечает опасность не раньше, чем его накрывает огромная тень. Закричав от страха, он отчаянно пытается спастись. Но поздно. Длинные, острые, как шило, когти впиваются ему в бока, проникая так глубоко, что едва не сходятся посередине. Заяц несколько раз брыкается задними лапами и вместе с филином катится по земле. Перья летят во все стороны, клочья заячьей шерсти носятся по воздуху. Но силы такие неравные, ещё мгновенье – и заяц безжизненно повисает в когтях филина.

Весеннее солнце застаёт филинов спящими – каждый из них на своём уступе. Оба сидят неподвижно; их серовато-бурые перья сливаются с мхом и камнями.
Вечером в тот же день Серое ушко откладывает последнее яйцо; теперь в мелкой ямке-гнезде надо согревать уже три круглых яйца.
Зоркий глаз появляется из своего укрытия лишь после того, как над горами выкатывается большая круглая луна. Ему, конечно, надо бы подняться в воздух, как только зашло солнце, но после утреннего столкновения с воронами он чувствует себя усталым. Филин потягивается со сна, выпрямляет свои пушистые лапы с длинными когтями – два пальца вперёд, два назад, они созданы затем, чтобы хватать и держать накрепко.
Зоркий глаз летит на северо-запад. Над Большим каньоном его обдувают струи холодного воздуха. По дну, громко журча, течёт бурный ручей. Филин не любит громких звуков, но к голосу ручья он привык.
В тот вечер он случайно залетает дальше, чем обычно, лунный свет манит его к незнакомым местам. Скоро ему и впрямь придётся расширять участок для охоты: когда в гнезде появятся птенцы, придётся кормить много ртов.
Через некоторое время Зоркий глаз замечает, что деревья становятся реже, и вскоре перед ним открывается огромная долина. Филин делает круг и неожиданно встречает взгляд двух огромных глаз, устремлённых прямо на него. Вздрогнув, он садится на стройную сосну на опушке. Там, на дереве, он пристально всматривается в огромные немигающие глаза.
Постепенно любопытство его становится столь неудержимым, что он не в силах усидеть на ветке. Дело кончается тем, что птица срывается с дерева и, едва работая крыльями, летит к тому загадочному месту.
Тут он замечает удивительное существо о двух ногах, и по неуловимым признакам догадывается, что лучше держаться от него подальше. Кружа высоко над землёй, он замечает ещё одно существо. Зоркий глаз не может насмотреться на эти странные существа, так не похожие на зверей, которых он привык видеть в лесу.
Филин возвращается на сосну, но по- прежнему не сводит глаз с окон дома Мефодия.
Зоркий глаз отлично видит ночью. Человек никогда бы не заметил в лунном свете кошку, которая вылезла из-под сарая, но Зоркий глаз её тотчас обнаружил и внимательно следит за всеми её движениями. Вот кошка перебежала лужайку и появилась в зоне, ярко освещённой луной. Филин никак не мог определить, что это за существо – походкой напоминает лису, а тело почти как у куницы, только куница, пожалуй, постройнее. Впрочем, зверёк хорошо упитан, и Зоркий глаз замечает, как лоснятся при движении его чёрные бока.
Кот Мурзик направляется в поле, только что сбросившее снежное покрывало. Весной там много полёвок. Полёвки строят подснежные гнёзда, всю зиму прикрытые спасительной толщей снега. Теперь же гнёзда открыты вездесущему взгляду ворон и чуткому нюху кошек.
Кот, как и филин, хорошо видит в темноте, но всё же он не замечает в воздухе большую тень, которая приближается со стороны неосвещённой части поляны. Кот находится в полосе яркого лунного света, это ослепляет его и делает хорошо видимым. И лишь когда тень почти накрывает его, кот замечает опасность. Реакция молниеносная – он галопом бросается вперёд, видит перед собой большое поле и резко останавливается. Потом неожиданно прыгает в сторону, поворачивается, выгибает спину, ощетинивается и громко шипит. Но при виде огромной тени, которая несётся прямо на него, снова поворачивается и бешено мчится вскачь, поднимая на ходу истошный крик.

Мефодий не спеша направлялся к маленькому домику, когда услышал голос Мурзика. Он даже похолодел – никогда прежде не доводилось ему слышать, чтобы кот так кричал. Резко повернувшись, он едва успел заметить, как огромная птица кинулась на кота. Человек бросился на помощь, но не успел он пробежать и несколько шагов, как птица уже поднималась вверх с добычей в когтях. Мефодий только обратил внимание на её величину и широкие округлые крылья. Неужто филин?
Пролетев немного, Зоркий глаз опустился на землю.
Человек припустился бегом. Может быть, ещё не поздно и ему удастся заставить хищника выпустить добычу? И он бежит так, что лишь комья летят во все стороны, одним прыжком перемахивает через ограду и устремляется в поле.
Но птица снова взмывает в воздух. Мощно работая крыльями, она набирает высоту, медленно приближается к опушке леса и исчезает за высокими соснами. Мефодий резко останавливается, прислушиваясь, как после бега бурно стучит сердце. Он дышит часто и коротко. Да, в его возрасте, пожалуй, не следует этого делать…
Тяжело ступая, Мефодий идёт к месту сражения. Несколько светлых перьев да тёмные клочки шерсти – вот и всё, что говорит о трагедии, разыгравшейся здесь несколько минут назад. Теперь у Мефодия уже нет сомнений в том, что это был филин, ни одна другая сова не в состоянии взлететь с такой тяжёлой добычей в когтях.
Человек в бессильной злобе сжимает кулаки, устремляя взгляд в сторону леса, тёмной стенкой вставшего вдоль поля. Значит, в Лесах Большого каньона после десятилетнего перерыва снова объявились филины. Помнится, в прошлый раз они устроили гнездо на отвесной скале метров на 600 повыше «Ванны Молодости», но продержались там всего лишь год – обе птицы были застрелены ещё до того, как на свет появились птенцы. Санька с Петрухой заработали тогда на птицах, которых продали на чучела. А ведь по справедливости это он, Мефодий, должен был получить деньги, потому как он первый обнаружил гнездо и рассказал Саньке о птицах..
По пути к дому хозяин кота клянётся отомстить за Мурзика, лучшего крысолова в Орлиновской долине. Завтра вечером он отправится в Большой каньон и осмотрит скалы с западной стороны. Будь он проклят, если филины не обитают на том же месте, что и десять лет назад. Уж на этот раз Сашка его не обойдёт!

…Добыча безжизненно повисла в когтях Зоркого глаза. Лететь ему было трудно, и вскоре филин спустился, чтобы немного отдохнуть. Он выбрал поросший можжевельником холмик и положил добычу перед собой. Несколько раз он пытался добраться до тела кошки острым кривым клювом, но словно бы не мог решить, с какой стороны ему лучше начать, - мешала шерсть. Наконец выбрал голову; обычно филины приступают к добыче с головы. Но голова этого зверя настолько велика, что её одной вполне хватит на завтрак.
Было уже около полуночи, когда Зоркий глаз направился в Большой каньон, неся в когтях обезглавленную кошку. Филин летит сейчас выше, чем обычно, направляясь кратчайшим путём домой, но и на такой высоте он замечает, что на южном склоне пасутся две косули – самец и самка. При виде летящего хищника косули замирают, но филин пролетает мимо, и животные снова щиплют траву.
Через несколько минут он пролетает над Большим каньоном, разворачивается, садится на узкий выступ в скале над гнездом и зовёт супругу.

Мефодий пересёк поле и вышел на лесную дорогу западнее Большого каньона. На опушке он обернулся, чтобы полюбоваться местностью, живописно вырисовывающейся на фоне закатного неба.
Сколько раз доводилось ему бывать на этой опушке. За долгие годы здесь, пожалуй, ничего не изменилось. Село Соколиное расположено далеко в долине, и жизнь протекает там своим чередом. Люди в здешних местах живут тем, что им приносят богатющие земли долины и лес. Самому Мефодию перевалило за пятьдесят, да и жене его не меньше. У них двое взрослых детей, которые подались давно в город и там осели насовсем. Кто будет жить в их доме, когда их не станет?..
Мефодий отгоняет от себя грустные мысли, поправляет ружьё и решительно шагает вглубь леса.
Спустя какое-то время он доходит до Большого каньона. По другую его сторону виднеется скала, на которой десять лет назад обитали филины. Мефодий убеждён, что и в этом году они поселились здесь. Лучшего места для них не сыскать. Филины любят селиться там, куда почти невозможно добраться, где их не могут обнаружить.
Но человек оказался сильнее птиц. Мефодий не припомнит, чтоб за последние десять лет ему приходилось слышать о новых филинах в районе Большого каньона. Филинов уничтожают, так как за них хорошо платят. К тому же чучела филинов пользуются очень большим спросом, и за удачно подстреленную птицу платят в двойном размере.
После долгой, утомительной ходьбы по рыхлому снегу Мефодий выходит наконец на восточную сторону ущелья. Ему осталось преодолеть гряду больших валунов, и он окажется у подножия отвесной скалы – цели похода. Она видна впереди, крутая, слегка нависшая, со множеством уступов.
Мефодий внимательно изучает скалу, всматривается в каждый уступ, каждую расселину. Мрак не позволяет различить на окружающем фоне серовато-коричневую птицу.
Неожиданно в полосе лунного света появляется большая птица. Плавно работая крыльями, она спускается на сосну. Несмотря на расстояние, человек уверен – это филин!
Силуэт сидящей птицы чётко вырисовывается на фоне луны. Глаз её Мефодий не видит, но уверен, что филин смотрит прямо на него. От этого ему становится не по себе.
Видимо, перед ним самец. Значит, решает он, поблизости должна быть и самка; возможно, на том же месте, что и десять лет назад.
Не спуская глаз с птицы, он делает несколько шагов к уступу, на котором раньше находилось гнездо филинов, и осторожно туда заглядывает. Так оно и есть – на уступе, всего в двух-трёх метрах от него, сидит огромная взъерошенная птица. Она громко щёлкает клювом, шипит и ещё сильнее взъерошивает оперение, так что становится похожей на раздутый шар.
Мефодий срывает с плеча ружьё, наводит его на горящие глаза филина, но в последний момент, почти что нажав на спусковой крючок, одумывается. Успеется, он пришёл не убивать; надо подождать, пока появятся птенцы и их можно будет взять. Сейчас перед ним огромная, опасная птица, полная решимости сражаться и защищать своё гнездо и будущих птенцов.
Мефодий, по-прежнему с ружьём в руках, не спускает с неё глаз. Но постепенно он догадывается, что сейчас самка вряд ли будет нападать, она сможет только обороняться. Она прижимается к уступу, вплотную к скале, не трогается с места и лишь прикрывает яйца. Потому-то она взъерошила оперение и широко раскинула крылья.
И человек опускает ружьё, но, очевидно, делает это слишком резко – птица вздрагивает, опускает оперение и взмывает в воздух. Три-четыре мощных взмаха, и она уже далеко от гнезда. А в ямке на уступе лежат три круглых яйца, бледно-зелёные от лунного света…

С приходом весны Серое ушко начала испытывать смутное беспокойство. К тому времени она уже месяц как сидела на яйцах и со дня на день ждала появления птенцов. Ей надоело полудремотное состояние и хотелось снова подняться в воздух. От долгого сидения в гнезде мышцы птицы ослабли и стали вялыми. Чтобы размяться, Серое ушко иногда вставала, вытягивала лапы, подходила к краю уступа и, усевшись на землю, принималась взмахивать крыльями.
Как-то ночью Серое ушко почувствовала под собой какое-то движение. Она поднялась, вытянула лапы и, взъерошив оперение на грудке, наклонила голову. И впрямь, одно из яиц слегка шевельнулось. Серое ушко осторожно повернула его клювом, чуть отодвинула в сторону и снова улеглась на яйца. Но тут же поднялась: ей почудился писк. Она прислушалась. Когда писк повторился, Серое ушко вздрогнула всем телом, хотя и ждала этого звука. В это мгновенье крохотный клювик пробил скорлупку, дырка становилась всё больше, и вот уже показалась маленькая головка, а затем и сам мокрый, взъерошенный слепой совёнок. Мать заботливо прикрыла малыша своим телом.
Первую еду птенец получает лишь следующей ночью. Серое ушко дала ему крохотный кусочек от заячьей тушки, которую принёс самец. Чтобы привлечь внимание слепого птенца, мать дотронулась до пёрышек у основания его клюва; малыш тотчас раскрыл клюв и получил порцию мяса.
Так она делала каждый раз, когда нужно было накормить совёнка. Стоило ей промедлить, как малыш вытягивал шею, желая этим показать, что он голоден.
Через три дня семейство Серого ушка увеличилось. За это время первый птенец успел стать вдвое больше. Он очень прожорлив, и матери то и дело приходится его кормить.
Миновала неделя, в гнезде появился третий птенец, а старший покрылся ровным серовато-белым пуховым одеянием и начал походить на маленькую сову. К этому времени у него лопнула перепоночка вокруг глаз, и он впервые увидел мать, других птенцов и огромный удивительный мир вокруг. Теперь матери не приходится дотягиваться до пёрышек у основания клюва; при виде еды птенец широко раскрывает клювик. Он, как и птенец, появившийся последним, был самец.
Серое ушко не решалась покидать гнездо и помогать супругу в охоте – птенцы были ещё слишком малы. К тому же самый младший оказался слабеньким – он ещё не прозрел и требовал особого внимания. Приходилось дотрагиваться до пёрышек у клюва, чтобы он начинал есть. Но мать делала это всё реже – ей хватало хлопот с кормёжкой старших птенцов.
А с едой становилось всё хуже: в светлые ночи филину трудно охотиться, зверьки стали осторожнее, и им чаще удавалось скрыться. Зоркий глаз, прежде такой разборчивый, теперь не брезгует ничем. Он даже довольствуется певчим дроздом, хотя это не то, что ему нужно. Воронов, обитающих на скале, он, как правило, не трогает, но самке и птенцам нужна еда, и тут уж не приходится считаться с тем, что вороны – ближайшие соседи. А кроме того, Зоркий глаз презирает этих крикунов, которые не осмеливаются охотиться в одиночку.
В гнезде с каждым днём еды всё меньше. Едва самец появляется с добычей, как Серое ушко набрасывается на неё, а самого самца прогоняет прочь. Ест очень мало – в основном отдаёт всё птенцам. Стоит отцу задержаться, как она принимается звать его, , её громкие «кью-итт» разносятся по округе, словно клич ястреба.
Наконец и самый младший птенец раскрыл глаза. Теперь при виде матери он, как и старшие брат с сестрой, жадно раскрывает клювик. Но он слишком слаб и с трудом приподнимает головку, когда мать приносит еду. Первое время Серое ушко ещё делала попытки втолкнуть еду в его раскрытый клюв, но вскоре ей надоело с ним возиться, и она перестала его кормить. Постепенно и старшие птенцы перестали с ним считаться, они отбирали у него еду, подминали под себя, бесцеремонно отталкивали.
Как-то ночью, когда Серое ушко отправилась на промысел, малыш настолько ослабел, что почти не мог двигаться. Только слабая судорога пробегала по его тельцу, когда на него наступали.
Старший птенец охрип от голодных криков. Глаза его с жадностью всматривались в темноту – он ждал мать. Внезапно он почувствовал, что под ним что-то шевелится. Посмотрев вниз, он обнаружил, что держит в когтях младшего брата. Хилый совёнок делал отчаянные попытки вырваться, но где ему было справиться с крупным птенцом! Опьянев от голода, тот с такой силой сжал когти, что они почти сошлись на тощем тельце. Ещё мгновенье – и он вонзил маленький кривой, но острый клюв в жертву…
Серое ушко, вернувшись в гнездо, сразу обнаружила исчезновение птенца. Быть может, она поняла, что он стал достоянием двух оставшихся в живых, но отнеслась к этому спокойно. Возможно, она даже обрадовалась, что одним голодным птенцом стало меньше. А маленькие хищники, сытые и умиротворённые, впервые за долгое время спокойно спят под пышным оперением матери.

Когда птенцам исполнился месяц, внешне они мало чем отличались от взрослых сов. Одеяние, прежде серовато-белое и в основном состоящее из пуха, приобрело серовато-жёлтый оттенок, кое-где его украшали чёрно-коричневые поперечные полоски. Оно стало толстым и тёплым; совята уже давно не нуждаются в защитном тепле матери.
Днём они обычно отдыхали каждый в отдельности, а мать устраивалась в полуметре от гнезда. Птенцы время от времени издавали забавные, похожие на скрип несмазанной двери, звуки.
С каждым днём совята становились всё беспокойнее. Они уже научились ночью бродить по уступу. И хотя пройдёт не одна неделя, прежде чем они смогут подняться в воздух, уже теперь они начинают тренировать крылья, подолгу взмахивая ими на месте. Благодаря непрерывной ходьбе по уступу ноги становятся крепкими, чёрные кривые когти тоже растут, но от гранитного уступа тупятся. На голове наискосок вверх торчат два «уха» из перьев, они придают птенцам сердитое и вместе с тем горделивое выражение.
Обычно совята получают еду к вечеру, сразу же после захода солнца, но случается, что родители запаздывают и лишь после полуночи приносят им съестное. Что тогда творится на уступе! Птенцы шипят, щёлкают клювами, взъерошивают оперение, совершают быстро, словно атакуя, прыжки, чтобы схватить очередной кусок добычи.
Серое ушко иногда делит добычу на две доли. Что же касается Зоркого глаза, то он лишь швыряет принесённое на край уступа и исчезает до того, как птенцы успевают к нему приблизиться. Видно, он до сих пор считает уступ запретной для себя зоной.

Птенцы осмеливаются на дальние прогулки. Как-то ночью старший решается покинуть уступ и направляется вверх по узкому выступу в скале. Он боится сорваться вниз и держится плотнее к скале – ему ведь не приходилось подниматься в воздух. Там, где ему приходится прыгать с выступа на выступ, он помогает себе широкими, но еще короткими крыльями. Молодой самец продвигается вперед весьма энергично, и вскоре он уже сидит на вершине горы, над гнездом. Нельзя сказать, чтобы он чувствовал себя уверенно, - несмотря ни на что, он всего лишь маленький детёныш филина, который впервые отправился изучать мир. Чтобы набраться храбрости, совенок вытягивает широкие сильные лапы, покрытые перьями почти до когтей, сгибает пальцы с толстыми когтями и долго их рассматривает. Это придает ему уверенности, и осмелевший птенец окидывает взглядом местность вокруг себя. Поскольку глаза у него неподвижно сидят в глазницах, ему приходится поворачивать всю голову, которая очень подвижна, - когда он смотрит назад, тело его по-прежнему обращено вперед. Широко раскрыв глаза, он вглядывается в новый, незнакомый для себя мир: здесь нет ни одного дерева или камня, которые он мог бы узнать. И снова его охватывает чувство неуверенности. Ему хочется броситься с обрыва и полететь в гнездо. Там, внизу, он в безопасности, там осталась его сестра, и кто-нибудь из родителей скоро принесет поесть.
Птенец уже собирается в обратный путь, когда вдруг замечает какое-то движение за мшистым пригорком, чуть в стороне. Совенок замирает, плотно прижимает крылья к телу и вытягивает шею. Так инстинктивно принимает он «позу испуга». В этой позе его трудно отличить от пенька.
Из-за холма появляется лисица. На кончике ее пушистого хвоста белая точка, и в лунном свете кажется, будто хвост припорошило снегом.
Птенец не впервые видел лисицу. Однажды, когда сидел на краю уступа у гнезда, далеко внизу, по каменистой гряде пробежал точно такой же зверек. А лисица, почуяв запах совы, замирает. И хотя она смотрит прямо на птицу, не отличает ее от пня. Она делает несколько нерешительных шагов в том направлении, откуда доносится запах, готовая при малейшей опасности пуститься наутек. Птенец, скованный страхом, по-прежнему сидит неподвижно. Но когда видит, что лисица движется прямо на него, решает ее предупредить: он сипло шипит, разок-другой щелкает клювом, взъерошивает оперенье и сразу становится большим и грозным с виду.
Хищница в недоумении. Если судить по запаху, опасаться ей как-будто нечего, но с этим большим и злобным пернатым созданием, так неожиданно возникшим вблизи, пожалуй, лучше не шутить.
Птенец переваливается с боку на бок, поднимает вверх лапки и растопыривает пальцы. Он инстинктивно чувствует, что убежать ему не удастся, - если зверь нападет, то мигом его догонит, и поэтому решает действовать первым, пока есть время. Он внезапно кидается на лисицу, быстро перебирая лапками, и не переставая шипеть.
Лисица вздрагивает: этого она не ожидала. Некоторое время она стоит, не зная, как ей поступить, а затем припускается вверх по склону от греха подальше – кто знает, что еще выкинет это создание, оно шипит, как змея, и щелкает почище глухаря.
Совенок опускает оперение, но еще долго не может прийти в себя. И, только когда спускается к гнезду, успокаивается.
На следующую ночь в странствия отправляются уже оба птенца.
Старший взбирается вверх тем же путем, что и прежде, а самочка прыгает с выступа на выступ вниз. Она меньше брата да и развита хуже – сказывается, что он появился на свет первым. (Обычно самки филинов крупнее самцов). Но она стала красивой молодой птицей; оперение у нее того же светло-серого цвета, что и у матери, и «уши» торчат так же чуть наискосок.
Спускаясь с горы, она не торопится, чувствует себя неуверенно и делает несколько нерешительных шагов назад. Но чутье подсказывает ей, что спуск следует продолжать.
Чуть погодя, птица достигает большого уступа, который находится под родным гнездом. Здесь растут можжевельник, граб и даже небольшая сосенка прижалась к самой скале. Уступ покрыт мхом. Птица ступает на мягкий ярко-зеленый мох. Идти по нему очень приятно. Неожиданно прямо перед ней выпрыгивает какое-то удивительное серо-коричневое существо.
Птица вздрагивает, вытягивает шею и распушив оперение на затылке, впивается взглядом в землю. Еще прыжок. И тогда она отталкивается, хлопает крыльями и с такой силой вонзается в прыгающее существо когтями, что вдавливает его в мох.
Когда птица поднимает вверх лапу, в когтях у нее извивается лягушка. Она сдавливает ее еще крепче, лягушка перестает биться, тело ее безжизненно обвисает. Птица с жадностью впивается клювом в лягушку, и вскоре проглатывает ее целиком. Насытившись, она взъерошивает оперение и отряхивается, как это делают после еды взрослые птицы.
Через несколько часов над горой взошло солнце. В его ярких лучах показалась молодая птица. Впервые она провела ночь за пределами родного гнезда, в полном одиночестве.
Но мудрая природа дала ей наряд, неотличимый от окружающей местности, поэтому даже самому зоркому хищнику непросто будет обнаружить неподвижно сидящую птицу, плотно прижатую к скале.

Летняя лунная ночь в Большом каньоне.
На невысокой пышной сосне отдыхает серовато-коричневая птица. Неожиданно она кидается с ветви, быстро взмахивает крыльями, хватает насекомое, после чего возвращается на дерево и вытягивается, спрятав под оперением короткие лапы.
Своими движениями она удивительно напоминает летучую мышь. Отдыхает в защитной позе. Благодаря серовато-коричневому оперению птицу трудно отличить от ветки, на которой она сидит. Но вот птица заводит песню. «Эрр – рэрр-ррэрр-эрр» - выкрикивает она, почти не раскрывая клюва, и звук этот поразительно напоминает скрип старой прялки.
Мефодий прошел почти весь поросший лесом склон, когда услышал козодоя.
-Ага, - козодой сегодня разыгрался, - бормочет он.
Человек отирает пот; в частом сосняке жарко, как в печке, - деревья долго хранят тепло.
Преодолев две долины, Мефодий выходит на длинную пологую гряду. Здесь прохладно и дышится легко. Слабый ветерок приятно овевает его разгоряченный лоб. Сам того не подозревая, он спугивает козодоя.
Мефодий следит глазами за полетом птицы, затем поворачивает и направляется на северо-восток, к Большому каньону. За спиной у него болтаются два холщовых мешка и торчит ствол старого дробовика. Через час он уже спускается в ущелье Большого каньона, идет осторожно, стараясь не спугнуть филинов. Вскоре он взбирается на уступ с гнездом. Но птенцов в нем нет. Мефодий не может скрыть досады
. Он так надеялся заработать на филинах. Надо бы ему прийти сюда раньше, пока птенцы были маленькими и сидели в гнезде!
Он делает попытку найти птенцов, лазит с выступа на выступ. Вскоре он добирается к краю обрыва и, отойдя чуть назад, оказывается как-раз над уступом с гнездом. В ту же минуту он замечает на выступе прямо под собой филина.
Мефодий ложится на живот и, свесившись, на сколько можно, вниз, разглядывает птицу. В первый момент ему кажется, что перед ним одна из взрослых птиц, и он осторожно снимает ружье с плеча и кладет его рядом с собой. Но вскоре он обнаруживает, что у филина короткие «уши» - значит, это птенец. Но какой большой! Быть может, он и летать умеет!
Филин не сводит с него янтарно-желтых, широко раскрытых глаз; они буквально светятся, хотя птица сидит в тени. Мефодий бросает в него камешек. Камень попадает в спину, раздается мягкий шлепок. Филин вздрагивает, резко дергает головой, а затем взъерошивает оперение, шипит и принимает угрожающий вид.
Человек понимает, что спуститься к филину ему не удастся, по обе стороны от выступа, на котором сидит птица, поднимается крутая гладкая скала, и нет ни одной трещины для опоры. Но ведь в мешке у него веревка! Правда она, потертая и взрослого человека не выдержит. Но если сделать из нее петлю, спустить вниз и попробовать накинуть птице на шею?
Он роется в мешке, находит веревку и делает петлю. При виде длинной «змеи» филин начинает щелкать и угрожающе шипеть. Но передвинуться в другое место он не может – выступ невелик, он едва может повернуться, а внизу камни.
Мефодий нацеливается, рассчитывая накинуть петлю птице на голову, и резко опускает веревку.
В последний момент филин наклоняет голову, и петля проходит мимо. Птица в ужасе смотрит на веревку, но продолжает сидеть, всем своим видом выражая напряжение. Веревка опускается у лап птицы и та молниеносно впивается в нее когтями.
Мефодий начинает тянуть веревку вверх. Почувствовав движение, филин цепляется еще крепче. Сильные когти держат веревку железной хваткой.
Повиснув на одних лапах, вниз головой, птица несколько раз резко взмахивает крыльями и ударяется об скалу. От боли она разжимает лапы и начинает падать вниз. Ничего не поняв от боли и страха, филин опять резко машет крыльями. Наступило первое в жизни ощущение полета, пока непонятное и страшное. Птица летела к противоположному краю ущелья, опускаясь все ниже..
Веревка ослабла в руке Мефодия и он успел только увидеть в свете луны как огромная птица взмахнула крыльями и исчезла в тени ущелья. Как же она выскочила из петли, не мог понять Мефодий? Он даже не успел схватиться за ружье – так быстро все произошло. Значит птенцы уже научились летать, и теперь их не так просто поймать. Но почему птица сразу не улетела, когда он бросил в нее камешек?
Мефодий почти уверен, что и другой птенец находится где-то рядом. Луна светит так ярко, что можно различить каждую трещину и. расселину в скале. Он начинает поиски с края обрыва. Но наверху птицы не видно. Тогда Мефодий решает спуститься к уступу, где находится гнездо. Ружье на всякий случай он прихватывает с собой.
Мефодий минует уступ с гнездом. Странно, думает он, ему так и не попадались взрослые птицы. Но погода отличная, и сейчас они, видимо, охотятся где-то далеко.
Свесившись, чтобы получше рассмотреть склон под собой, он замечает чуть в стороне, пониже, большой, довольно ровный уступ. Он делает шаг вперед, и в этот момент взгляд его падает на филина. От неожиданности он вздрагивает.
Молодая сова уже давно услышала его шаги, но продолжает сидеть. Когда же человек подошел ближе, она встрепенулась, «ощетинилась» и превратилась в огромный шар из перьев.
Мефодий направляется к птице, но увидев ее оборонительную позу, не решается приблизиться. Он не сразу понимает, что перед ним птенец: по размеру птица почти не уступает родителям, и лишь короткие «уши» указывают на ее молодость.
Человек прислоняет ружье к скале, берет в руки мешок и, держа его перед собой, осторожно приближается к сове. Сейчас он настолько близко от нее, что ее щелчки звучат, как удары хлыстом. Янтарно-желтые глаза горят яростным блеском, «уши» торчат в разные стороны. Мефодию не приходилось видеть ничего более устрашающего. Сделав еще шаг вперед, он резко набрасывает мешок на птицу. Птенец перепуган до ужаса и перестает сопротивляться.
Завязав мешок и забрав ружье, Мефодий направляется домой. Интересно, думает он, а может мне сделать вольер и поселить там филина. Сейчас ему стало почему-то жаль уничтожать птицу, и человек начал обдумывать вопросы размещения и кормления совы.