Владимир Береснев

Уже который день возле дома напротив стояла необычная для наших мест машина. Мужики успели выяснить, чья это красава, и как она здесь оказалась. По колхозным меркам для нашей местности и «Волги» было многовато. А тут, прям королевская тачка собственной персоной к нам пожаловала. Да ни какая-нибудь там хухры-мухры, а самый, что ни на есть, трехсотый «Мерседес». Как глянешь на спидометр, так дух захватывает: максимальная скорость двести сорок километров в час. Да отечественному «жигуленку», при таком раскладе, взлетать уже можно. А эта, своими двумя тоннами, только асфальт уверенно давит. Красота!

А машина-то была Митькой Хмельным из-за «бугра» пригнана. Митька, он у нас в колхозе счетоводом работал, на цельный год фракт заключил, да на корабле вкалывал, туда-сюда по миру мотался. Вот и смог такую красавицу у буржуев отхватить. Правда, не новая машина, с пробегом существенным. Но, как говорится, по европейским дорогам на такой машине сто тысяч накатать, как по нашей - и одной тысячи хватит.

Мужики всё понять не могут: где же Митяй будет ездить на своем «мэрсе». Сейчас, понятно, лето. А через пару месяцев дожди зарядят так, что и на тракторе-то не сильно разгонишься. Одна сплошная грязь, да и только. А этот автомобиль не для ухабов да ям создавался. Ему немецкий автобан подавай. Чтобы не шелохнуло на дороге, не качнуло в сторону.

Работы в колхозе, как таковой, не было. После распада «Союза» вся страна превратилась в большой базар: все что-то покупали, потом сбывали, мотались за кордон, приобретали товар дешевле, продавали дороже, - на этом и жили. Бизнес такой устроили! Раньше это спекуляцией называлось, а теперь предпринимательской деятельностью величают. А тех, кто этим занимается, гордо именуют предпринимателями. Хотя, по сути, спекулянт, он и в Африке спекулянт. Всё выгоду ищут! До чего дошли - родную мать продадут, если будет выгодно. За Родину вообще молчок. Сбудут и не задумаются. Во, какое у нас поколение подрастает.

Митька с коммерцией связан не был, всё своим горбом да руками зарабатывал. А вот жена его, Алёна, дородная девица, кровь с молоком, с несколько выдающей вперед челюстью, узкими глазами-бойницами, с неухоженной челкой на низком лбу, была настроена более решительно и любую возможность использовала в своё благо. Порой, за мужа забывала, лишь бы ей было хорошо. На селе поговаривали, что к такому плачевному результату она пришла из-за своего статуса - ребенка-сироты. Родители её, пьяницы пропойные, задохнулись на пожаре. Опекун, старенькая бабушка, только и могла, что крышу над головой предоставить да на каникулах встречать, а воспитание дорогая внученька получила в «бурсе», в городе, где государство приучило её к полному иждивению. В учебном заведении такие субчики двери ногами открывали, пользуясь своим статусом. А что не так - сразу жалоба в районо или гороно. «Горячие линии» городского или областного госучреждений были для них родным домом и надежной опорой в решении любых меркантильных задач. Учителя и преподаватели, от греха подальше, выставляли им оценки, не рискуя попасть «на карандаш» вышестоящего начальства. Как же! Сиротинушку обидели! Знания от них требуют! А они, бедолашные, уже привыкнув к такому отношению, не смогли остановиться и во взрослой жизни поступали так же, как поступали в юношестве и отрочестве.

Даже новый статус у Алены, замужней дамы, лишь подчеркивал её притязательность и обособленность статусом ушедшим. В квартире прибери, обед приготовь, во дворе стиранное белье развесь, - а жить-то когда? Хорошо моему милому в рейсы ходить да на мир глядеть. А мне, почем зря, хозяйством заниматься, за коровой следить, за хрюшкой убираться, курей разводить да в огороде копошиться. Какая жестокая несправедливость! Надо будет с Митяем серьезно поговорить. Без служанки, наверное, уже не обойтись. Он через пару недель опять на год в плавание уйдет, а мне, что прикажете делать? Опять, как белке в колесе крутиться? Не справедливо это как-то получается.

Митяй, двадцати восьми лет от роду, уже как три года был в законном браке с Аленой и до сих пор не мог понять, почему у его милой супруги такие потребительские взгляды на жизнь. Вот и сейчас, прибыв из рейса, сказать, что в доме был порядок, чистота и уют, - нельзя. Всё разбросано, раскидано, не прибрано, и, самое главное, что Алена абсолютно уверена в том, что этот бедлам и есть идеальный порядок с большими трудозатратами с её стороны.

На селе оно, как бывает? Всё семейство с утра до ночи пашет, жизнь себе пристойную обеспечивает. Прежде, чем что-то приобрести из живности, надобно сначала вырастить в огороде овощи, клубнику, огурцы или помидоры. Продать их на базаре, отложить копейку «в чулок» и потом уже думать, что покупать: свинку там или козочку какую, чтобы молоко всегда в доме было.

Глядя на то, как Алена «убивается» на хозяйстве, соседи прекрасно понимали, что и корова, и поросенок, и другая разная живность, бегающая во дворе, были приобретены за деньги Митяя. Ведь не случайно, каждый месяц Алена в банк ходит за денежными переводами мужа. А как только она начинала заводить разговоры о её трудном, даже тяжком положении, уже никто её не слушал, зная наперед, чем обычно заканчивались такие россказни. Все ей были должны, все ей были обязаны, и всем было наплевать на её горькую судьбу.

- Тебе бы, Алена, дочку али сына в помощники родить. Что, так и будешь бездетной маяться? - говорила баба Дуня, сидя на лавочке у своего дома, умудренная жизнью женщина, имеющая за плечами восемьдесят годков жизни, пять душ детей, с тринадцатью внуками да тремя правнуками - в придачу.

- Да успею я с этим добром, - тут же отвечала Алена: - Я ещё жизни не видела, чтоб себя в такое ярмо запрягать.

- Ну, это понятно. Дело житейское, - ответствовала баба Дуня. – Не забудь тока, что мужик, он домашний уют любит, да чтоб наследники подрастали. Как без них-то?

- Ай, да что ты, баба Дуня, понимаешь. Какие наследники? Я для него должна быть самой главной в жизни. Он должен меня на руках носить. День и ночь обо мне думать. Жить только мною. А ты о каких-то детях заговорила.

- Так Богу угодно, чтобы детский смех был в доме. Тогда и жизнь будет проходить по божьим писаниям, - не сдавалась баба Дуня.

- Ай, я сама себе буду писание писать, - скаламбурила Алена: - И никто мне не указ.

- Так-то оно так. Тока, как бы ты потом, девочка, не пожалела о своем решении, - тихо сказала баба Дуня.

- Не боись, не пожалею, - самоуверенно отвечала Алена и, ещё выше задрав голову, шла к себе домой.

Митяй, за месяц отпуска, успел и крышу на доме заменить, забор выгнать, хлев обновить и курятник отремонтировать. Оставалось - колодец вырыть, чтобы за водой далеко не ходить, да и насосом, в случае надобности, влагу по огороду равномерно распределять. Ведь от этого и урожай будет соответственным. А то, что в погребе да в подвале в банки закатано да в мешки упрятано, то и будет немалым подспорьем зимою. Ведь не выскочишь на улицу и не нарвешь с грядки укропчика с зеленым лучком или щавеля с петрушкой. А в погребе, когда оно всё есть из съестных запасов, то, как говорится, спокойствие в поведении наблюдается. С голоду уже не помрешь и по миру с котомкой не пойдешь.

Копатели колодцев, народ суеверный и приметливый. Суеверный, потому что приходится рыть такие глубокие скважины, когда днем можно звезды на небе увидеть, и любое не верное движение может заживо похоронить тебя в яме, тобою же и вырытой. А приметливый, потому что за приметами да наблюдениями можно и без лозы определить, где водная артерия протекает. Чтобы недаром копать-то. Сил и средств уйдет не меряно, а результат нулевым окажется.

- Ты, Митяй, место меняй. Там, где тебе колодец надобен, воду в век не найдем, - затягиваясь самокруткой и распространяя на весь двор аромат душистого самосада, неспешно вымолвил копач, дед Терентий, всю свою жизнь только тем и занимавшийся, что копал колодцы да воду искал в пустыне. О Каракумах он вспоминал не очень охотно, так как пришлось ему там находиться не по своей доброй воле. В сороковых годах Туркменистан, как никогда, нуждался в воде, и по комсомольской путевке направили Терентия искать и копать колодцы в пустыне. Там и войну встретил, двадцатилетним пацаном. На фронт рвался, а ему от ворот поворот показали, - здесь, сказали, для государства ты полезней, и точка. Никаких разговоров. А Терентию обидно было до слез. На войне его одногодки с врагом бьются, а ему колодцы рыть приходится. Быстро пролетело время. В свои семьдесят пять лет, дед Терентий мог дать фору любому молодому хлопцу, пытавшемуся вырыть хоть небольшую яму. Везде нужна была сноровка и умение.

Вот как, к примеру, надо копать колодец? Чтобы он не осыпался? Чтобы, не дай, Боже, не накрыл навечно землицей сырой копача? Каким должен быть диаметр колодца? На какую глубину рассчитывать хозяину? Не каждый сможет с десятиметровой глубины таскать ведрами воду.

- Я разве против? Ты, деда, говори, где вода есть, там и копать будем, - ответствовал Митяй, совершенно не претендуя на роль знатока копательного дела.

- Вот смотри, - внимательно приглядываясь к рельефу местности, загадочно проговорил дед Терентий: - Видишь вот эту ложбинку, идущую от балки в сторону поселка?

- Вижу.

- А не заметил ты, мил человек, куда она перед самым поселком скрылась?

- Так она перед проселочной дорогой и пропала. Чего тут не заметить?

- Правильно гутаришь. Так вот, если продолжить линию предполагаемой ложбинки по поселку. Где она пройдет?

- Так через наш двор и пройдет.

- Верно. Значит, и копать будем у самого забора. Метра полтора от него. Ничего, что придется ходить к забору за водой?

- Ничо. К забору дойти - чепуха. Это не на улице - за триста метров к общему колодцу пилить, - оценивая расстояние от дома до забора, спокойно ответил Митяй.

- Ну, тогда с Божьей помощью и начнём, - беря в руки лопату, спокойно вымолвил дед Терентий.

Шанцевый инструмент, принесенный дедом в специально пошитом длинном брезентовом мешке, больше напоминавшем армейский рюкзак, состоял из лома, кирки, двух штыковых остро заточенных лопат, ручной пилы, точила, веревки, трех пар перчаток и двадцатиметровой рулетки. Сколько кубометров земли этим инструментом выкопано? - одному Богу известно. Что не говори, а труд тяжелый. Прямо-таки - рабский. А для семидесятипятилетнего деда, так вообще непосильный. Но это, если так рассуждать - для человека неподготовленного. Тут и тридцатилетний упадёт. А дед Терентий к труду привыкший, так что, надев перчатки, разметив контуры будущего колодца, сняв плодородный дерн, начал неспешно копать, выбрасывая землю как можно дальше от будущего края колодца. Так надо. Чтобы потом не ссыпалась обратно в шахту. Не могилу же копаешь, где, чем ближе земля к краю ямы расположена, тем лучше.

Всё, что требовалось от Митяя, - не мешать священнодействовать деду Терентию на первом этапе копки колодца. Да и не любил он, когда рядом кто-то крутился. Только отвлекают от дела. Вот когда глубина будет около двух метров, вот тогда милости просим, - однозначно понадобится помощь: ведром выгребать грунт из ямы да деревянным брусом обкладывать по всему периметру, чтобы шахта не засыпалась. Благо, этого бруса Митяй привез достаточно. Дерево хорошо просмолено, так что долго будет служить.

Копать колодец необходимо непрерывно, чтобы не допустить залипания колонны, вовремя обкладывая стенки шахты деревянным брусом, постепенно опускаясь всё глубже и глубже. Без бруса вероятность обрушения грунта возрастает в разы, так что необходимо торопиться не спеша.

По предварительной прикидке, глубина Митькиного колодца будет около пяти метров. Значит, до вечера успеем. Не забыть бы Митяю напомнить, чтобы камни-валуны подтащил. Их родимых на дно колодца положим да слоем промытого гравия засыпим, чтобы такой фильтр обезопасил от попадания в воду песка. Затем, перед применением, колодец прокачаем насосом часов десять и всё. Пользуйтесь на здоровье.

По указанию деда Терентия, чтобы время зря не терять, Митяй пилой подгонял брус к размерам колодца, с диаметром в полтора метра. Работа потихоньку спорилась и даже набежавшая тучка не предвещала ничего необычного. Лучше бы, конечно, без дождя обойтись, но как Бог на душу положит, так и будет.

Время подходило к обеду. Митяю было как-то неловко, что старик постоянно копает, а он занимается не слишком трудоемкой работой.

- Дед, а дед. Дай хоть часок покопать? А? Может, я хочу научиться колодцы сооружать, - решил пойти на хитрость Митяй, предложив свою помощь.

- От же хитрован. Ты, Митяй, в кого такой удался? – незлобно спросил дед Терентий и, видя, что напарник от него не отвяжется, благосклонно ответил:

- Ладно. С полчасика передохну.

Отложив в сторону пилу, Митяй, надев рукавицы, принялся за копку ямы с двойным усердием, чтобы деду Терентию как можно меньше осталось работать.

- Митя, ты не шибко-то усердствуй. Не ровен час, надорвешься, - присев на брус, миролюбиво выговорил Терентий.

Если, по войсковым нормативам, окоп для стрельбы стоя с бруствером в шестьдесят сантиметров и глубиной до метра восьмидесяти, должен быть вырыт за один час десять минут, то Митяй, прошедший армейскую школу, перекрывал нормативы с лихвой, так как не надо было копать в положении «лёжа», как того требовал учебник инженерно-саперного дела. В очередной раз, навалившись всем телом на лопату, Митяй почувствовал некое препятствие, не дающее ей войти в грунт, обработанный киркой и ломом. Чего это такое? Камень, что ли? Митяй аккуратно подковырнул какой-то предмет, показавшийся из земли. Даже сразу и не понять, на что это похоже. Коробка не коробка. На ящик тоже не смахивает. Какой-то сундучок, обитый железными полосками по краям, оказался в руках Митяя.

- О! А это, что такое? – непроизвольно вырвалось у парня.

Дед Терентий, привыкший к всякого рода неожиданностям в таком деле, спокойно ответил:

- Если на мину похоже, вызываем саперов.

- Да, вроде бы, нет, - неуверенно ответил Митяй: - Сундук какой-то. Сейчас откроем, посмотрим, что к чему.

Подцепив маленьким ломиком крышку и открыв сундучок, мужики увидели небольшую икону в золотом окладе. Даже отсутствие солнца не помешало ей ярко заблестеть после долгого лежания в земле. Божья Матерь, держала в руках младенца, склонив к нему голову. И столько в ней было нежности и ласки к ребенку, что просто оторопь брала.

- Надо же! – удивленно выдохнул Митяй.

- Ух, ты! Ты только посмотри, какая красота, – тут же добавил дед Терентий, взяв в руки икону и любуясь ею: - Редкость большая такие клады находить. Поверь моему опыту.

- И что теперь делать? – также разглядывая находку, неуверенно спросил Митяй.

- Да ничего не делать. Поставишь дома в «красном углу», и пусть избу освящает своим присутствием. А там, глядишь, и, на всю деревню благословение распространится. Там ей место надежней всего будет, - безапелляционно заявил дед Терентий, подразумевая, что в такое неспокойное время сдавать государству находку, всё равно, что отдать её в чьи-то нечестные руки. На том и порешили.

Колодец, на удивление, быстро соорудили и промыли. Вода оказалась до такой степени чистой и прозрачной, что сам дед Терентий, не ожидая такого результата, резюмировал:

- Ты только глянь, какую вкуснотищу откопали.

На целый год Митяй ушел в плавание. «Мерседес», его знатный, остался ожидать его в сарае. Алена родила двух пацанов-близняшек. За каких-то полгода по всем европейским стандартам и качествам в деревню провели асфальтированную дорогу. Как с неба свалившийся иностранный инвестор возродил свинофермы, обустроил коровники, выстроил завод по производству мясной продукции, обеспечил полной инфраструктурой поселок, дав работу, практически, всем жителям деревни, с превосходной заработной платой и социальным пакетом. Люди не могли нарадоваться произошедшим в их нелегкой жизни переменам. Отреставрированный поселковый клуб празднично открыл свои двери, заработал давно закрытый детский садик, и теперь автобусы утром и вечером доставляли и забирали детей из других поселков. Воздвигнутая церквушка уже сияла золотыми куполами, ожидая отделочных работ внутри помещения.

Неправы были мужики, предрекая «мэрсу» Митяя по грязи ездить. Не угадали!

А икона Божьей Матери с младенцем в руках, всё так же молча, стояла в «красном углу» избы, благословенно наблюдая за происходящим в округе.