Никита упорно тянул два тяжёлых картонных ящика домой сквозь анфиладу скрюченных ясеней, благодаря которым во время летней жары улица Александровская была благодатно-тенистой. Но путь был не долог, благо дело, что минитипография находилась от его дома в квартале. Принеся домой коробки, он распаковал одну из них. Аккуратные синие книжки обычного книжного формата в четыре стопки наполняли его. Даже не синие, а лазорево-голубые, с птицей из двух человеческих ладоней на обложке и красной надписью Никита Судиловский «Самоначертание». Он взял одну из книжек и, пролистав её, вдохнул запах. Запах его не вдохновил. Пахло унылыми чернилами, свежий офсет пахнет по-другому, вкуснее, а это всего-навсего ризографическая печать. Он начал рассматривать текст, иллюстрации и удовлетворённо крякнул, а после этого начал её перечитывать от начала до конца, удивляясь опечаткам и ляпам, которые проскочили в издание.
Это была его вторая книжка. Первую свою книжицу, в два раза меньше по размеру и по объёму он готовил к печати около пяти лет, и в результате многолетних трудов первый сборник увидел свет, когда Никите было двадцать девять лет. После выхода первого детища, которое называлось «На грани», он с первых дней начал планировать вторую книгу, которую теперь он придирчиво рассматривал. Почему Никита так торопился выпустить вторую книгу? Он просто решил, что две книги – это пропуск в Союз писателей, что этого вполне достаточно. Почему-то он был уверен, что Союз – эдакая гильдия, орден, братство, да чего греха таить, в конце концов, какая-никакая элита! Он придерживался мысли, что к «бойцам идеологического фронта и отношение особое». Это его роковое заблуждение и стало причиной тех событий, о которых пойдёт речь.
В Державе было несколько союзов писателей: Национальный, Межрегиональный, отличавшийся большей русскостью, также Таврийское областное отделение СП СССР в 1992 году стало отдельной организацией Союзом восточнославянских писателей (СВСП), и ещё с центром в Леополе существовала Ассоциация галичских писателей. А не так давно появился ещё один союз «Конвент литераторов». Но этот самый Конвент практически сразу разочаровал Никиту, хотя поначалу мысли вступить в эту организацию были. Но буквально за два месяца до выхода второй книжки Судиловского пригласили рутченковские литераторы, мол, будет очень важное мероприятие в областной библиотеке им. Артёма. И Никита, приехав в Рутченковск, попал на встречу с руководителем этого «нового союза», который действительно оказался интересным неординарным человеком – Егором Кацем. Для Егора Александровича это был рабочий визит в область. Там-то Никита и увидел, что членские билеты вынимаются из кармана, заполняются и выдаются всем желающим, которые захватили с собой фотографии... Лёгкость вступления в эту организацию Никиту весьма смутила, он понял, что при всей пафосности руководителя на такой волне в этом союзе могут оказаться такие авторы, что потом будет стыдно находиться с ними в одном ряду (что потом, в принципе, и подтвердилось). Межрегиональный его прельщал своей демократичностью, но, пообщавшись с руководителем областной организации, он вдруг оказался на распутье. Председатель Рутченковской организации Юлий Александрович Чомга, узнав, что его книжка вышла в издательстве журнала Национального союза писателей «Донкряж», просто без обиняков сказал: «Будешь там издаваться, даже не надейся вступить в наш союз и забудь сюда дорогу, либо ты с нами, либо ты с ними», – и этой принципиальностью он весьма отпугнул Никиту. 
И тогда Судиловский, набравшись духу, отправился в Национальный союз в Рутченковскую областную писательскую организацию, располагавшуюся на площади Батюшкова. Он попал на приём к председателю организации, предъявив свои изданные под эгидой их журнала книжки. Председатель Святослав Хрущёвский, дородный мужчина с прекрасной чубатой белоснежной шевелюрой, был в светлом костюме, на лацкане которого красовался значок с изображением золотой тетради с пером на голубом фоне. Святослав Витальевич, выслушав Никиту, полистав книжки, почитав по паре-тройке стихотворений в каждой, одобрительно хмыкнул и сказал:
- Я не против, заполняй документы, список тебе даст мой секретарь Нона Николаевна, пиши заявление, приноси три рекомендации, а там, как комиссия решит.
И вдохновлённый лояльностью Хрущёвского Никита бросился в водоворот сбора документов. Сначала он, скрипя зубами, пошёл в отдел кадров шахты имени А. Задемидко, на которой работал, чтобы выпросить бланк учёта кадров, при этом пошёл напрямую к начальнику отдела, вздорной и скандальной молодой женщине, которую недолюбливали все работяги. Вчерашняя выпускница экономического вуза, без опыта работы по протекции народного депутата Иохима Звягинцева, сразу же заняла пост директора по кадрам. Она очень быстро своим стервозным характером доказала, что не зря ест свой хлеб, взяв вверенный ей отдел в ежовые рукавицы. С трудовым классом она вообще не церемонилась, особенно любила поизгаляться над вновь поступающими (Никите она в своё время тоже потрепала нервишки). Поэтому на приём к такому начальнику рабочий народ старался не попадать. Но выхода не было, и Судиловский пошёл на поклон. Никита попросил Ингу Сергеевну выдать бланк учёта кадров для СП хотя бы на время, чтобы снять ксерокопию, но начальник как-то без особых расспросов распечатала ему бланки на своём принтере и вообще вела себя весьма пристойно, чем убедила Никиту, что не так страшен чёрт, как его малюют.
Заполнив лист учёта кадров, он оформил другие бумаги: автобиографию, заявление, список публикаций, который у Никиты был не особо обширным, всего несколько альманахов, правда два из них были международными, и четыре коллективных сборника, и само собой, две авторские книжки. А далее предстояло самое сложное: найти рекомендации. Что тут сложного? Дело в том, что на тот момент в Горловатой было всего два члена Национального союза писателей: Наталья Бугришевская и Георгий Горшков. Но Горшков в последнее время в городе бывал редко, пропадая в заграничных турах со своими дочерями – то в Никосии, то в Синае, то в Каталонии и т.д. А так как зуд вступления в СП у Никиты разыгрался не на шутку, он не стал ждать возвращения Георгия Ивановича и пошёл к Наталье Сергеевне Бугришевской с просьбой помочь. Наталья уже на следующий день вручила ему свою рекомендацию, а потом, пользуясь своей записной книжкой, начала делиться номерами телефонов знакомых писателей из Рутченковска. Она дала ему три телефонных номера: Виктора Шептало, Ирины Очередниковой и Натальи Домовитой. Мол, позвони, встреться, попроси… «Но, – Наталья Сергеевна добавила, – если человек, написавший рекомендацию, входит в приёмную комиссию, то во время голосования он не имеет права проголосовать за своего выдвиженца, так что лучше искать рецензентов не из комиссии».
И Никита созвонился сперва с Шептало и Очередниковой, так как они работали в одной сфере по одному и тому же адресу. И после ночной смены Никита поехал в Центр Рутченковска на теле-радиоканал «К-16», где работали оба потенциальных рецензента. Позвонив с проходной, Никита вначале попал к Виктору Шептало, который встретил его в своём кабинете. Выслушав просьбу и приняв книги, он посетовал на то, что он прозаик, и поэтам ещё рекомендации не писал, но записал контактные телефоны Никиты прямо на форзаце книжонки «На грани». Затем Никита с вахты вызвонил Ирину Очередникову, весьма бодренькую и улыбчивую женщину невысокого роста, старше среднего возраста, которая вышла к нему на проходную, выслушала, взяла книги, пообещала ознакомиться, и они договорились, в какой день Никита должен ей позвонить.
Звонка от Шептало не последовало (спустя несколько лет Никита встретил свою книгу в руках у музыканта Кирилла Андреева с написанными номерами телефонов рукой Шептало, при этом городской номер был записан неправильно, может это и было причиной отсутствия звонка?). Но когда через три дня он позвонил Очередниковой, та в трубку бросила пару фраз:
- Приезжайте ко мне в радиорубку на ул. Пешкова, нужен серьёзный редакторский разговор!
И она продиктовала адрес и время аудиенции.
Допустим, Никита сразу насторожился, но что делать, если обратного хода нет?
И в назначенный день он приехал в Рутченковск на указанную «явочную квартиру». Радиорубка находилась на втором этаже в весьма солидном здании а-ля сталинский ампир. Ирина Михайловна встретила Никиту со слегка перекошенным недоброй улыбкой ртом. Усадив его за стол, она повела не редакторский разговор, а просто стала убеждать Никиту забросить это дело:
- Неужели вы не понимаете, – увещевала она, – так сейчас никто не пишет, ритм, размер, рифма – это прошлый век. У вас всё пропитано каким-то символизмом, а это не тот случай. Сейчас рифма не главное, главное – сгусток образов!
И когда Никита, не отступая, робко заикнулся, мол, что, рекомендацию не напишите? Она вдруг сказала: «А я не член НСП, я не могу писать рекомендации». И Никита понял, что Бугришевская просто чего-то напутала…
- Так а почему вы сразу не сказали?
- Ну, я думала вам нужно знать моё мнение…
В качестве утешения, Очередникова предложила записать одно «шахтёрское» стихотворение, которое на следующий день прозвучало в эфире областного радио. Но в тот день Никита ехал домой, и мысленно негодуя, думал о том, куда бы хотел, чтобы Ирина Михайловна заткнула своё мнение. Неделя была потрачена впустую.
Горшков так и не появился. Поэтому Судиловский уцепился за другую соломинку. Два с половиной года назад в Горловатую на презентацию местного альманаха «Восход» приезжал Хрущёвский, который привозил с собой ещё литераторов соседнего города Орджоникидзе (Хрущёвский сам родом из этого городка). Среди них был член Национального союза Василь Чупрун. И тогда Никита пошёл к председателю Литобъединения «Сбойка» Сергею Чёрненькому и попросил проконсультироваться у Василия в телефонном режиме, сможет ли он написать рекомендацию. Сергей Николаевич позвонил в Орджоникидзе и передал свой разговор с Чупруном:
- Он с какой-то неприязненностью и раздражением ответил на мой звонок, а когда я заикнулся о тебе, он сказал с враждебной интонацией в голосе: «Пусть приезжает!». Честно признаться, я после такого тона просто бы не поехал, но ты как знаешь.
И Чёрненький дал Никите клочок бумаги с адресом и телефоном. В тот же вечер Никита позвонил Чупруну, и тот, покряхтывая, сказал, что он, мол, сейчас после операции, но если есть желание, чтобы Никита подъезжал прямо к нему домой, и объяснил, на какой остановке нужно выходить и как продвигаться потом к его кварталу через сквер Ткачука-Петрикина на улицу Таруты. Голос Чупруна звучал вполне ровно и размеренно, и никакого раздражения Никита не уловил в его разговоре. И поэтому на следующий день он отправился к Василию Панасовичу в Орджоникидзе.
До этого Никита в центре города Орджоникидзе никогда не бывал, хотя пару лет отработал на предприятии «Орджоникидзеуголь», но шахта Энгельса, где он трудился горнорабочим очистного забоя на механизированной лаве, находилась всего в 15 минутах ходьбы от окраины Горловатой (и поговаривают, что в конце 1940-х годов даже планировали этот шахтный посёлок Энгельса переподчинить Новогорловатскому району). 
И вот Никита на автобусе марки 1080 подъехал к озвученной Чупруном остановке и отправился на поиски нужного дома. Василий Панасович всё обстоятельно объяснил, поэтому и сквер Ткачука-Петрикина со скудной растительностью выплыл сам навстречу Никите через пару минут пешего хода, и дом Чупруна, который стоял торцом к проезжей части и прятался за густыми кронами плакучих ив, был найден сразу, без всевозможных блужданий. Орджоникидзевский мэтр жил в обычной пятиэтажке, которые строили в 1970-х годах, и поэтому назывались они по аналогии с хрущёвками – брежневками (хотя разница в планировках квартир была не такая уж и заметная, просто некоторые «двушки» были без проходных комнат, полностью раздельными, и окна в комнатах были весьма широкими).
Никита постучал в тот момент, когда дверь квартиры дёрнулась и начала открываться с первым ударом. Из квартиры, улыбаясь выходили две женщины среднего возраста, а провожал их хозяин квартиры, стоя на пороге с палкой. Высокий поджарый мужчина, седоватый, со впалыми щёками и щеголеватыми двухцветными усами, которые из-за угловатой формы в народе называют «шеврон». Увидев Никиту, Чупрун сразу пригласил его в квартиру и, ковыляя, провёл на кухню. Он пояснил, что это у него в гостях были орджоникидзевские поэтессы из литобъединения «Шлях», они приходили у него прибраться, навести порядок, так как он ещё не в силах справляться сам. 
- Ну, – сказал Василий Панасович, – давай, что там у тебя.
И Никита протянул ему две книжицы. Первое, что сделал Чупрун, не разглядывая обложки, – это открыл книжки на второй странице каждую и посмотрел выходные данные, это немного смутило Никиту, но хозяин квартиры бодренько произнёс:
- Хорошо, я ознакомлюсь, а ты позвони мне через пару дней.
Два дня пронеслось незаметно, и вечером Никита набрал номер Чупруна. Ответ был коротким:
- Рекомендацию не дам, приезжай забери свои книги, и я объясню, почему.
- Можете выкинуть их, я своё время на бессмысленные поездки тратить не хочу.
И Никита с тяжёлым сердцем повесил трубку. Этот удар был побольнее, чем от Очередниковой.
На следующий день Судиловский был выходной, и, набравшись смелости, позвонил в Рутченковск на работу Наталье Домовитой, которая работала в детской областной библиотеке имени Жданова. 
Наталья Викторовна, выслушав Никиту, сразу согласилась, договорившись, когда он подъедет, но тут Судиловский ни к селу, ни к городу спросил:
- Наталья Викторовна, а вы входите в приёмную комиссию Рутченковской организации?
И тут Домовитая, включив режим «звезды», прокричала в трубку:
- Да как вы смеете, вы даже не знаете, кто я такая, и куда я вхожу, а звоните мне!
И она бросила трубку.
Обескураженный Никита, после очередного облома, приходил в себя несколько дней. Лето подходило к концу, а воз был на прежнем месте.
Ближе к концу августа появился Горшков. Никита встретился с ним в Литобъединении, вручил ему свою новую книжку и рассказал о своих похождениях, на что Георгий Иванович сказал:
- Не переживай, я рекомендацию напишу, ну и съезжу, поговорю с Хрущёвским.
И Судиловский с облегчением вздохнул. Горшков в городе числился патриархом литературного движения, он был вершителем творческих судеб, его слово имело в городе значительный вес, при этом он не входил ни в правление городского литобъединения, ни в редколлегию альманах «Восход», решив, что ему дороже творческая свобода. Это был невысокий, некрасивый, хрипатый, но, тем не менее, обаятельный человек. Прозаик, но большой ценитель поэзии, около 10 лет оставался единственным в городе «живым» членом союза писателей. И Никита, найдя в его лице утешителя, немного успокоился.
Прошло две недели. Пришёл праздник Освобождения Донкряжа, а за ним последовал День Города. В этот день на площади Горлова проходило праздничное мероприятие, на котором вручались награды горловатцам, а среди прочих награждений, были объявлены победители литературно-музыкального конкурса, посвящённого городу. Никита в этот день получил диплом первой степени в поэтической номинации, а так же букет белых хризантем, которые тут же преподнёс своей жене Алёне. И стоя возле группы литераторов, обсуждающих результаты конкурса, Судиловский увидел в толпе Горшкова, и, обрадовавшись, подошёл к нему. Но Георгий Иванович сразу начал разговор о союзе:
- Понимаешь, Никиша, поговорил я с Хрущёвским, а он попросил передать, что рано тебе пока в Союз писателей. Он попросил погодить чуток. Там у тебя в «Самоначертании» есть цикл горняцких работ, так вот он предлагает тебе полноценнее взяться за эту тему.
- Но он же мне говорил, что можно подавать документы.
- Понимаешь, старик, позвонил ему Чупрун, и сказал, если они примут Судиловского в Союз, то он напрямую позвонит в головной офис на Кассовую в Щеков, и пожалуется, что Рутченковское отделение принимает всяких бездарей. А у него там в Щекове «лапа волосатая».
Никита поник, но праздничный день, диплом в руках за подписью мэра и конвертик с небольшой, но круглой суммой на какое-то время отвлекли его от этого провала. Но на следующий вечер Судиловский провалился в состояние глубокого сплина. Ничего не писалось, ничего не хотелось: ни в редакцию газеты «Ныне», в которой он пристроился ведущим литературной рубрики, не хотелось ходить, телевизор не отвлекал, по вечерам его компьютер скучал и простаивал…
Как-то ночью, перед выходным Никита включил телеканал «К16», а там около полуночи заработал «Чатрикс». Это был телевезионный чат, где на однотонном фоне экрана двигались сообщения, которые присылали зрители при помощи смс, играла музыка, кто-то заказывал очередную песню, кто-то просил совета, а кто-то искал спасения от одиночества, пытаясь завязать знакомство. Такие разные и такие по-своему одинокие люди Рутченковской области каждую полночь прилипали к экранам телевизоров. Среди них появился и Никита, который взяв псевдоним «Пилигрим», общался с другими Хомо-инкогнитусами. Почти целый месяц Судиловский тратил деньги на смс-сообщения, кому-то что-то советовал, заказывал какие-то песни, но больше наблюдал со стороны, вчитываясь в эти маленькие выкрики одиноких душ. Но в октябре вдруг Никите пришли в голову строчки: «Какая блажь – идти на поводу/Капризных женщин и мужчин надменных…» С этих строк Никита и начал работу над следующей книгой, в «Чатрикс» он больше никогда не заглядывал…
Чуть позже Сергей Чёрненький прояснил ситуацию. По дошедшим слухам, когда Василий Чупрун приезжал в Горловатую со своей протеже Ингой Самуиловой, они подарили несколько книг орджоникидзевских авторов горловатцам. И горловатский сатирик Леонид Костюк на стихи Инги написал несколько добрых, искромётных пародий и отправил Чупруну. А Василий Чупрун не оценил юмор Леонида Тихоновича, и принял данные пародии, как личное оскорбление. Ну, и в конкретном случае Никита ему подвернулся вовремя, чтобы выместить свою злобу на горловатцах. Вследствие этого Никита сделал вывод: делать в этом «звёздном» террариуме по имени Национальный союз писателей нечего.
А итогом всей этой пустопорожней возни стало появление новой книги Судиловского – «Наперекор».