Александр Ралот

 Дробно застучали сцепки вагонов. Состав остановился. Динамики донесли до моего уха малопонятные слова станционного радио.

 — Долго стоим? — буркнул сонный сосед, молодой парень, по имени Димка, любезно уступивший мне нижнюю полку. — Дожили. Скорые поезда, каждой избушке кланяются.

 Его бормотание прогнало сон окончательно. Вышел в коридор и чуть не столкнулся с пожилой проводницей.

 — Степановна, вроде бы скорые здесь не того? Случилось что?

 — Так ведь Графская. По всему видать, машинист из уважения тормознул! А может быть, кто из этих, из важных подсаживается. Мне не докладывают. Моё дело, сам знаешь, чтобы вы, то есть пассажиры, вовремя сели, ну и покинули, вверенный мне вагон, без задержек. — Она хотела продолжить свой монолог, но в нашу сторону двигался старичок в форменном кителе, с эмблемами Российский железных дорог.

 — Ой! Илья Егорыч. Ты ли это? Да ещё в мой вагон. Что СВ-ный битком забитый? — Проводница, мгновенно забыв обо мне, переключилась на железнодорожника. — К нам, в служебное, или вот сюда? Тут, как раз местечко, свободное имеется. Вы, ведь до областного? Так я сейчас за бельём сбегаю. Мигом.

 ***

 Состав тронулся и мимо меня пронеслись буквы? — «Цех эксплуатации локомотивного депо…. ЮВЖД». …. лет подвигу машиниста Николая Ведринцева.

 Несмотря на раннее утро, женщины, в синих халатах, уже вовсю хлопотали возле клумбы с пышными цветами.

 По лицу Ильи Егоровича пробежала тень. Улыбка исчезла. И он поспешил занять своё место в купе. Я проследовал за ним.

 — Извините, пожалуйста, не успел рассмотреть цифры. Сколько лет подвигу?

 — Пятьдесят пять. Да разве это имеет значение? Главное, чтобы не забывали.

 — Выходит Николай Ведринцев его совершил не во время войны, а гораздо позже. Так сказать, в мирное время. Я не ошибаюсь?

 Неслышно ступая в купе, вошла Степановна, держа в руках стаканы, уютно разместившиеся в начищенных до блеска подстаканниках. Помещение мгновенно захватил аромат душистого чая, заваренного с какими-то неизвестными травами.

 Слетевший с верхней полки Димка уже доставал из модного, молодёжного рюкзака, нехитрые съестные припасы.

 — Егорыч поведай им о Ведринцеве. Я сама собиралась, да у тебя гораздо сподручнее получится. Сам же гутарил, что в один год, с ним, в депо трудится начал. Да и дела у меня. Убираться надо. А вы тут трапезничайте. Ежели ещё чайку, так не стесняйтесь, кликните. Путешествие оно, дело чайное, застольное, разговорное!

 — Да, я, собственно, за этим в город и подался. Хочу денег на хороший памятник выпросить. И вообще. Можно конкурс железнодорожников имени его учредить. Только вот тем, кому по должности положено, недосуг.

 Димка попытался достать из кармана бутылку водки, но осёкся, вернул на место и глядя в глаза нового пассажира тихо попросил: — расскажите. Пожалуйста.

 ***

 В те сутки Коля вёл состав по маршруту Воронеж – Анна. Ночь, хоть глаз. В общем вы представляете. Но, как у нас говорят, плечо знакомое. Изъеженное. Каждый кустик и деревцо, по сто раз примечено. Вот за тем изгибом кривизна пути возратёт. И начнутся поля, до самого пригорода.

 И вдруг впереди на путях здоровенный тёмный предмет! Аккурат посредине рельса.

 — Трактор с плугом! Мать его! — Крикнул помощник.

 — А люди? — Ведринцев что есть силы жал на тормоз.

 — Не видать. Сбежали!

 — Серёга прыгай! Ты ещё здесь? Вон из кабины!

 — И что прыгнул? Спасся? — Бесцеремонно перебил рассказчика Дмитрий.

 — Подчинился! Сиганул. По сему и выжил. А Коленька до самого столкновения жал и жал на тормоза. Не о себе думал в последний миг! О людях! Коих ему довести живыми, доверили! И смягчил-таки удар! Но сами понимаете, локомотив он же впереди состава. В общем, принял смерть, по-военному! На боевом посту.

 В вагонах, конечно, у людей ссадины, ушибы. Ерунда. Дело житейское.

 — А тракторист? — Молодой человек что есть силы сжимал свой рюкзак. — Он как на путях оказался? Да ещё ночью!

 — Шабашил целый день. Огороды людям пахал. А те угощали! Вот и надрался вусмерть! И с залитыми зенками попёрся через железку. Застрял на полотне. И.. поплёлся в посёлок. Спать!

 — Хоть по заслугам получил? На сколько посадили? Пожизненно? — Дима всё же выставил на стол заветный сосуд, с русским алкоголем.

 — Срок, конечно, впаяли, большой. Да что толку. Вернулся домой, раньше времени.

 Клялся собутыльникам, что вёл себя, «за колючкой», исключительно образцово. А машинист не вернулся. Наградили, как полагается, орденом. Посмертно. Имя присвоили остановочной площадке.

 — Вот он обелиск, малюсенький, на месте трагедии. — Бесшумно вошедшая в купе проводница кивнула в окно и поставила на стол очередную партию подстаканников.

 ***

 — Открывай, парень, беленькую! Помянем! За железнодорожника! Не просто выполнившего свой долг, а за человека, до последней минуты, оставшимся ЧЕЛОВЕКОМ! Сто граммов, можно!