Наум Винарский
 
Односельчане завидовали Ваське. Балагур, бездельник, не просыхавший от самогона неделями, вдруг стал знаменитостью.
А случилось вот что. Будучи под хмельком, Васька умудрился вечером на сельской дороге попасть под машину. Не просто под машину, а под председательский УАЗик. Тихон Миронович, не раздумывая, погрузил еле живого Ваську и помчался в областную больницу. По дороге пьянчуга стонал, но как-то странно. Иногда Миронычу казалось, что Васька то засмеётся, то заплачет, а то и вовсе запоёт. Бледное лицо Васьки искажалось от боли или расплывалось в улыбке. «Главное, живым довезти до больницы», - думал председатель, и нога невольно давила на газ.
Наконец появились огни высоток. До больницы доехал быстро, благо город готовился ко сну.
Травматолог, принимавший Ваську, качал головой, пытаясь сосчитать переломы рук и ног. Но, главное, его обеспокоила травма головы.
– Дежурной бригаде сегодня не спать, – сообщил он Тихону Мироновичу, – ну, а Вы можете ехать домой. Всё равно его положат в реанимационное отделение, куда Вас не пустят.
Не пустили председателя ни на второй, ни на пятый день. Лишь вечером шестого дня Ваську перевезли в обычную палату, где Тихон Миронович встретился со своим колхозничком.
– Сколько же ты, сукин сын, выпил в тот вечер, что бросился мне под машину, – стараясь говорить помягче, спросил председатель.
Тихон Миронович, я вспомнил не только тот злосчастный вечер, но и свои предыдущие жизни. Сколько их было всего , не знаю, а про три могу рассказать. В человеке главное не тело, а душа. Она бессмертна.
– Конечно, бессмертна, и твоя бессмертна. Ты же душу так проспиртовал, что она не сгниёт и через тыщу лет. Небось, вспомнил, как собакой был, – съехидничал председатель, – вон как наши псы за машинами гоняются, чуть ли не под колёса бросаются. Вот, кем ты точно не был, падлючий сын, так это свиньёй. Свинья ты сейчас, при этой жизни. Только знаешь, что упиться и под забором залечь. Мать пожалел бы…
– Не верите Вы мне. И я бы не поверил. Слышать – слышал что-то про переселение душ. Слово-то чудное какое – реинкарнация.
А теперь всё на себе испытал. Хорошо помню деревушку в Абу-Симбел и номархама, на которого вкалывал до седьмого пота.
– Может, и пирамиды – твоих рук дело?
– А что, строил, – с обидой в голосе отозвался Васька.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи, как вы их возводили, как такие огромные тяжёлые камни вверх поднимали. До сих пор учёные мужи ответа не нашли.
– Ничего мы вверх не поднимали. Наоборот, долбали гору и опускались вниз. Чем ниже опускались, тем больше становилось основание пирамиды. А отколотую породу дробили так, что она в мелкий песок превращалась.
– Ну, ты, и гусь! Хоть езжай в Египет и на пирамиде устанавливай мемориальную доску, дескать, строил её Васька из Украины.
– Напрасно смеётесь. Долбать бы мне эти горы до глубокой старости… – Васька тяжело вздохнул, – Да однажды придавило меня колесницей фараона, а вслед его конница по мне промчалась. На месте, как говорится, Богу душу отдал. Долго она в небесах летала, пока к земле молнией не прибило. И попала душа в эмбрион моей второй матери.
– Так ты хочешь сказать, что Дарья Ниловна – не твоя мать?
– Тихон Миронович, не путайтесь сами, и не путайте меня. Ту мою мать звали Ревеккой, а меня Эйсавом. Пацаном ходил в хедер, потом решил искать земляное масло. Исходил всю пустыню, начиная от порога своего дома. Кстати, мы же с Иисусом, можно сказать, односельчане – я тоже родом из Вифлиема.
– Ну, ну, небось, начнёшь заливать мне – как в одну школу ходили, вместе голубей запускали, – не удержался председатель.
В одну школу, может, и ходили, да жаль только, что жили в разное время.
Василий попытался лечь набок, но тут же застонал от боли.
– Сколько ходил, столько, на чём свет стоит, ругал предводителя Моисея. Сорок лет водил мой род по пустыне и остановился там, где земляным маслом и не пахло. Ну, походил бы ещё пару лет, пока нефть не нашёл… Так, нет, видать, устал. У близлежащих соседей она фонтаном из-под земли выбивала, а тут – ни капли… Тогда от обиды и пить понемногу начал.
Васька немного задумался, потом продолжил.
– Может, я и нашёл бы нефть, да – не судьба… Как-то в Рош-Ходеш набрёл на стоянку бедуинов. Первый раз в своей жизни залез на верблюда. На радостях решил отметить это событие. Маленькую распил прямо на нём. Не привыкший к запаху этого зелья, верблюд очумело понёсся по бездорожью. Я не удержался между двумя горбами и слетел, да неудачно. Стукнулся головой о камень, а верблюд добавил – лягнул копытом прямо в висок. Тут нешама к Яхве и вознеслась.
– Васька, ты фантазируй, но не очень. Каждое слово тебе доказывать придётся. Давай, выкладывай о своей третьей жизни.
Тихон Миронович, может, не надо? – замахал Василий рукой в гипсе.
– Надо, Вася, надо!
– Ну. Тогда слушайте. Произошло это лет шестьдесят назад.
– Да тебе ещё и тридцати нет, а ты – вон куда.
– Тихон Мироныч, Вы забыли, я же о прошлой жизни сказ веду. Так вот, шестьдесят два года назад в посёлке Мухоморовка родила меня Галина Ивановна Рабоштан.

– Постой, постой, мою мать тоже так звали, и фамилия та же, да и посёлок мне не чужой. Неужто, ты мой брат?
– Сейчас нет, а тогда – да. Правда, Вас ещё на свете не было. Вы на десять лет позже родились.
– Послушай, Василий, ведь правда, родители мне рассказывали, что их первенец пошёл в лес, и больше его никто не видел.
– А как могли увидеть, если у меня у самого посёлка тракторист Григорий сбил, да ещё большим колесом голову зацепил. Я весь в крови лежал бездыханный. Так он, сволочь, нет, чтоб подобрать и в больницу отвезти, взял и утопил меня в пруду.
– А Григорий, чай, мой племянничек?
– Он, самый.
– Лучше ты мне не говорил бы, – испуганно выдавил председатель.
– А я и не хотел, сами напросились, – устало ответил Васька, – но, Тихон Мироныч, поскольку Вы меня от смерти спасли, даю слово, о моей третьей жизни никто не узнает.
Да оно и не понадобилось. Достаточно было двух предыдущих, чтобы наделать столько шума. Понаехали фотокорреспонденты, учёные. В местной газете Васькино фото поместили. Но для детального изучения феномена лететь на самолёте вместе с Василием в далёкую столицу побоялись, вспомнив колесницу, верблюда бедуинов, трактор Григория и председательский УАЗик.