Виктор Кустов

Ностальгия по державе

Дядька, мамин младший брат Вася, служил в армии на другом краю земли, в Комсомольске-на-Амуре. А после армии затерялся на просторах Сибири, где в это время было много новых строек.
Наверное стремление к перемене мест было в крови моей родни, потому что ещё один мамин брат, дядь Лёша, вместе с женой и двумя маленькими детьми подался осваивать целину. А ещё раньше из отцовского дома на фронт ушёл самый старший - дядя Саша, который потом стал кадровым военным, пограничником, служил на разных границах и приезжал в родной город только один раз, на похороны моего деда. Он поменял много мест службы, но ушёл в отставку и навсегда остался в пограничном Бресте.
И только дядя Яша, по старшинству предпоследний, остался в этом городке в отцовском доме. Да в новом, мужнином, моя мать.
Но дядька Вася забрался дальше всех остальных. Так далеко, что долго не приезжал. Без него проводили в последний путь и деда Ивана и бабушку Марфу. Приехал он уже на могилки и ненадолго, хотя отпуск у него был долгий. Но и планы на него большие.
Дядька Вася был весёлый, довольный собой и жизнью. Он привёз подарки: маме - отрез на платье, отцу - коньяк, и пару плиток шоколада - мне. Где-то на Украине у дядьки была жена, с которой он собирался провести большую часть отпуска, но и в родном городке остались старые друзья и подруги. Каждый день он с кем-то встречался, к кому-то ходил в гости или приводил гостей к нам в дом. И за столом много и увлекательно рассказывал об удивительной стране Сибири. Где и работы было много всякой, и зарплаты, в которые трудно было поверить. А в доказательство показывал пачку денег, перехваченных резинкой, которую доставал из чемодана, отложенную им, как он объяснял, на отпускные траты.
Рассказывал и удивлялся, отчего никто из знакомых не рвётся в ту самую Сибирь, из которой он может запросто сделать вызов, и можно приехать сразу на место, обустроиться, а кроме хорошей зарплаты получить ещё и подъёмные.
Но это были взрослые разговоры, мне не очень интересные. Другое дело - дядькин перочинник, в котором были длинное и короткое лезвия, ножницы, открывашка для бутылок, штопор, шило и даже пинцет и зубочистка. Не нож, а мечта...
Наконец разговоры закончились, скоро дядьке надо было уезжать и напоследок они с отцом решили съездить порыбачить на самое рыбное в окрестностях озеро. Меня тоже взяли.
...Озеро оказалось не так уж и далеко от городка: мы ехали сначала на автобусе до деревни, стоящей в сосновом бору, а потом часа два шли пешком по заросшей, но вполне проходимой просёлочной дороге.
Оно было большим, заходящим за горизонт, и на его берегу стояла хижина с прохудившейся крышей и щелястыми стенами, которую, как пояснили на обратном пути местные, построила до войны артель, промышлявшая на нём. Не забыли озеро и нынешние рыбаки: на берегу возле хижины лежали два крепких плота. На одном плавали мы с отцом, на другом дядька. Ловили и на спининг, и на удочки, и вечером была уха, которую дядька Вася поругал.
- Эх, Николай, не едал ты настоящей ухи, - говорил он.- Настоящая уха в Сибири. Там такая рыба, что во рту тает. Вот решайтесь с Нюрой, я вам вызов вышлю.
Правда потом, после выпитого «под ушицу», смягчился:
- Ну вроде и эту есть можно. Но уж больно постная и костистая...
- Забыл уже? Ты ведь на ней здесь и вырос...
- Забыл, - согласился дядька.- Столько всего в моей жизни было, столько повидал...А вы тут проживёте жизнь, вспомнить нечего будет...
Потом они легли спать, а я ещё долго открывал и закрывал предметы ножичка, который дядька оставил на столе...
Через день дядя Вася уезжал. И только тогда хватился перочинника.
- Похоже, я его на рыбалке посеял, - подвёл итоги поисков. - Ну да бог с ним, куплю другой...
Дядька уехал, а я всё думал о забытом в хижине на берегу озера ножичке. Мне очень хотелось его найти и я стал уговаривать Вовку съездить туда на велосипедах; а что, не так уж и далеко, как я узнал, до деревни всего двадцать километров. Он не отказывался, но мы никак не могли выбрать свободный день: от нас всё чего-то надо было родителям. А потом пошли дожди...