Александр Ралот

1977 год. Лето

Ура! Свершилось! Получили дипломы. Кто-то красные, но в основном — синие. Не важно. Теперь мы не студенты, а взаправдашние инженеры! С высшим образованием! В подтверждение этого каждому вручили по ромбику с гербом СССР и молотками. Но стереть пот,  от поглощения наук, не получилось.  Призвали на действительную военную службу. В качестве курсантов. Бывшие студенты, помимо занятий на военной кафедре, обязаны пройти курс молодого бойца. Познать тяготы армейской жизни и сдать экзамены. После чего получить заветные военные билеты с гордой записью – офицер запаса, воинское звание лейтенант!

О политической обстановке того времени

 Американский президент взял да и прилетел с официальным визитом в Советский Союз. Поцеловался, как и полагается, с «дорогим» Леонидом Ильичём. После  чего лидеры двух стран  приступили к «разрядке во всем мире». В СССР, было принято «политическое решение»! Армию — сократить! Для начала уволить в запас офицеров достигших сорокалетнего возраста и не имеющих высшего образования.

  Однако штабные "служаки" моментально нашли лазейку в  приказе. Если, товарищ командир, учится заочно, то увольнять в запас нельзя, до окончания учебы. А там как бог даст.

Посёлок Мол..но. Войсковая часть №....

 Каждый офицер этой, «очень сильно секретной части» – числился студентом заочником. Следовательно, имелась срочная необходмость в написании некоторого количество контрольных, для получения допуска к сессии.

***

По прибытии к месту дисклакации, курмантам надлежало поменять презренную гражданскую одежду на военное обмундирование. Дабы все, выглядели в полном соответствии с воинским уставом. 

И  у меня начались проблемы. Дело в том, что уже в те юные годы, я позволил себе носить одежду пятьдесят четвёртого размера и обувь сорок  шестого.  Бывшие студенты —  не баре.  Получили заношенные гимнастерки образца сорок пятого года, и носите, не жалуйтесь. Но верхней одежды б/у,  размера пятьдесят четыре у сержанта – каптенармуса в каптёрке обнаружено не было. Произнеся тридцать слов (из которых двадцать семь — матерные!)  он выдал  новый, с иголочки, китель.  Зато, с явным злорадством, укомплектовал нижнюю часть моего обмундирования кавалерийским галифе сине-зеленого цвета. Сапоги по ноге в его "авгиевых конюшнях" нашлись. Однако  натянуть голенище на икры не было никакой возможности. С согласия начальства, я разрезал казенное имущество. Банально раскромсал штык-ножом голенище так, чтобы сапоги всё же имели возможность завершить мой экстравагантный наряд. 

***

Пока  прихорашивался в каптерке, на плацу происходила раздача контрольных работ. Эти задания бывшие студенты, а ныне бесправные курсанты, обязаны написать и решить, в кратчайшее время. Мне, последнему, пришедшему на плац, досталось задания по «Марксистско – Ленинской философии» и «Научному коммунизму». (Надеюсь ещё живы и здравствую те люди, которым приходилось сталкиваться с этим учением.  Они-то меня однозначно поймут!)

***

 Отказаться невозможно. (Иначе экзамены- не сдать!) Поплёлся в ленинскую комнату. И о счастье! Нет там первоисточников. Подшивка газеты «Правда» есть. Полное собрание сочинения речей Л. И. Брежнева, Суслова и Устинова – присутствуют, а вот классиков – нет. Бегом к замполиту. Так, мол и так!  Задание есть, а первоисточников нет! Срочно  требуется увольнительная, в город Краснодар, для посещения публичной библиотеки имени Александра Сергеевича. Ответственный за политработу затылок почесал, да и пошёл в штаб оформлять нужные документы. Знакомый писарь ещё и бумагу сварганил, с печатью и подписью. В коей сообщалось, что предъявитель сего,  сапоги  испоганил не по собственной инициативе, а сугубо по необходимости. Вот и получилось, что после трех неполных дней армейской службы, я оказался в увольнительной! И всё благодаря отцам – основателям научного коммунизма. 

***

Схожу на вокзале. Перед глазами уже мамины пироги мерещатся. 

" На троллейбусе домой поехать или шикануть да и такси взять?"- Не успел мысль обмозговать, как её банально оборвал офицер, с красной повязкой на рукаве. Одно слово- патруль!

–  Предъявить документы!

Достаю увольнительную. Всё честь по чести. А сам в сторону стоянки таксомоторов глаза скашиваю.

–  В тот УАЗик бегом мааааарш.

И оказался я вместо родительского очага в помещении городской комендатуры.

***

– Как посмел позорить Советскую Армию? – Капитан смотрел на обувку взгялом вождя мирового пролетариата на буржуазию.

– Что выдали, в том и хожу. — Съежившись под взглядом офицера, лепетал я.

– А сапоги казенные, по какому праву в чёрт знает что, мать, перемать!

Протягиваю  бумагу, предусмотрительным писарем сотворенную. — Не по своей воле, а токма ради прохождения службы.

Офицер долго звонил в часть, ругался матерно. (Это у военных, наверное такой профессиональный сленг, для понятливости общения). А потом подал уже известную команду.

– В автомобиль комендатуры бегом мааааарш.

***

Приехал домой не на такси, а на военном авто. И знаете, что батя родимый, сказал при встрече.

– Шо, сынок, ужо, выгнали. Выходит ты у меня такой непутевый. Даже в армии не сгодился. Да ещё и на моторе привезли. Что б, значит, по дороге обратно не сбёг. Ну, заходи. Гутарить будем.

***

За успешное выполнение задания командования, и учитывая тот факт, что, будучи на гражданке я имел честь быть старостой учебной группы, меня произвели в сержанты. С полным правом ношения трех желтых лычек на каждом погоне. Отныне я не просто курсант, а командир отделения состоящего из таких же, как я выпускников Политехнического Института. Главный по нашей палатке. Отныне отвечаю не только за себя, а ещё и за десяток шалопаев, с которыми слопал за годы учебы не один пуд соли.

***

Как же утром хочется спать, когда ещё не жарко и в палатку проникает ласковый ветерок.

Так нет же. — Команда подъём кому дана? Спичка уже горит! Служившие поймут. А ещё койку заправить надо. И не абы как, а специальными палочками уголки отбить. Как утверждает старшина Дюбош: «Надоть значит надоть!»

Отбить не успел. Койку заправил. Но не по-армейскому, а по домашнему. Ровненько так. Аккуратненько.  Как всегда. И надо же такому случиться - командующий курсами, полковник Нечипоренко решил самолично проверить порядок в палатках.

  Голос, которым звал меня дневальный, не забыл до сих пор. («Иерихонская труба» молча стоит в сторонке.)

Стал перед полковником навытяжку, чуть не поднял палатку головой.

Ничипоренко ростом ниже сантиметров на сорок. Поэтому смотрел снизу вверх устало и обреченно.

– Сержант видишь эти седины.

Я молчал.

– Нет, ты посмотри! Сверху они хорошо видны! Так видишь? Или у тебя повылазило?

– Вижу – пролепетал я.

— Как  думаешь, сколько лет я в армии?

– Не знааааю. Мноооооого. Наверное.

– Больше чем ты живешь на свете – полковник пытался стать на цыпочки, чтобы заглянуть мне в глаза. Получилось плохо. – И за всю службу, я не видел койки заправленной хуже, чем твоя! Значит так! Слухай сюда. В свободное время, будешь заправлять все койки роты. Лично приду и проверю.

***

 Видели вы глаза моих друзей, когда вечером, перед отбоем, после тяжелого дня, они не могли присесть на краешек кроватей, в ожидании начальства. Ничипоренко обещание выполнил. Пришёл. Проверил. Ушёл молча.

***

У меня экзамены принимал самолично. Остался доволен. Крепок пожал руку и пожелал.

– Ты хлопец все справно выучил. Но в армию не ходи, не надо. Ты у нас кто? Мельник? Так и мели  муку! Солдат корми до сыта. О це дило. А ещё — побыстрее, женись. Пусть жинка кровати застилает.

***

Так уж сложилось, что я в армии не служил. Но если понадобится, армейскую койку застелю, в строгом соответсвии с требованиями строгого полковника Ничипоренко!