…(ночью слушать БиБиСи). (советский фольклор)
Борис К. Филановский

1.
Клеветали ли мы с Татой на всё светлое, прогрессивное – это ещё вопрос. Скорее всего мы совершенно не лили воду на мельницу врага. Но на БиБиСи действительно подрабатывали. Совсем немного. Дело было в начале 90-х. Или точнее весной 1991. СССР – оплот мира – доживал последние денёчки. Совершенно не подозревая о грядущих событиях, мы жили своей не особенно весёлой жизнью. И вдруг мы получаем частное приглашение посетить Англию. От натуральных англичан. Которые раньше были нашими. Были свои люди. Саня, к примеру, был уж совсем свой в доску. Правда, штаны носил не в рифму. А просто так. Хотя иногда и в полоску. Если других не было.
Но по каким-то неясным причинам строительство коммунизма не показалось молодому доценту таким уж захватывающим. И он подался в сторону моря. Там осмотрелся, оглянулся на оставленную отчизну и стал трудиться на благо нового капиталистического (может даже и империалистического) государства. Собственно, то же самое мы все сделали через полгода-год, когда наш СССР вместо того, чтобы быть нам социалистическим отечеством и «дружбы народов единый оплот», внезапно исчез с географической карты. А что осталось, стало страной победившего капитализма. Но мы-то пока, как настоящие советские люди, не сном ни духом не подозревали о своём грядущем моральном падении с высот строительства коммунизма. В пучину эксплуатации человека человеком.
Освоившись в нереальной для нашего человека реальности мистер Саша прислал Тате (ну и мне заодно) документ. Под названием: гостевой вызов. Спасибо друзьям. Они нам так помогли. Дело в том, что наши дети уехали в Израиль. На ПМЖ. И мы не думали, что их когда-нибудь увидим. И настроение было соответственное. А тут появляется возможность хоть на время стряхнуть с себя этот свинцовый груз.
В английском посольстве, в Замоскворечье, как раз напротив Кремля нам этот вызов отоварили. Но предупредили, чтоб мы у них там не остались навечно. У них, дескать, с этим строго. Хотя нам у них остаться и в мыслях не было, мы поклялись вернуться. И клятву верности, кстати, сдержали. Хотя не на полях Бородина. Хороша страна Британия, но не для советского человека. Хотя очень любознательная (если можно так выразиться) держава
2
Вот так мы попали в те суровые годы в Англию. Так сказать, ехали через их британские тернии к их звёздам. Но с возвратом. К серпу и молоту. Надо учесть, что я, например, впервые попал в заграницу. Любая заграница для нас была тогда не географией, а такой ненаучной фантастикой. Попасть туда было для советского человека так же реально, как, скажем, очутиться на обратной стороне луны. Всё-таки спасибо Горбачёву. Приоткрыл чуть-чуть железный занавес. Но родная власть и тут не подкачала. Контроль рублём – таков основной принцип социалистической экономической политики. Нам достался контроль падающим в пропасть рублём. На всё про всё родная партия поменяла нам нашу авоську с рублями на 50 фунтов (паундов). Больше не поменяли, проси не проси. Гуляй рванина на всю сумму.
И мы с Татой не без опаски отправились наугад к великим бриттам. Ну как зверёк выходит из клетки. Не сразу и осторожно.  Аэропорт Хитроу оправдал своё название. Очень непросто, можно даже сказать хитро устроен вход в Лондон. Так легко потеряться. Мы и потерялись. В конце концов мы нашлись, и наш измученный друг доставил нас куда надо. Он предупредил нас, что у них социальное жильё. Они живут в таком квартале. 
Я подумал - не зря извиняется товарищ. Знаем мы, что такое социальное жильё. Проходили. По полной. Конечно, до коммуналок британе не додумались. Шариков не хватит. И винтиков в голове не хватит им для такого дела. Но что-то такое мне мерещилось. Социалистическое по форме. И национальное по содержанию. Вроде тех пятиэтажек, на которые мы потом насмотрелись в Иерусалиме. Под названием хрущобы имени Голды Меир. Мы приехали. Рядом с метро «Мерилибоун», невдалеке от Бейкер стрит (той самой с Шерлоком Холмсом) стоит дом. Как утёс. Такой вполне себе конструктивизм. И даже лучше. Похожий на наш Дворец культуры промкооперации, что на Кировском, рядом с площадью Льва Толстого. Только новый. Зелень. Полный двор иномарок. В общем, так напоминает санаторий ЦК (который я видел однажды во сне). Только в центре большого города. Если это жильё для бедных эмигрантов, то каким же должно быть жилище богатых. (А оно отличалось, но не очень, в чём мы смогли довольно скоро убедиться).
А дальше был праздник, может быть даже веселье (довольно грустное). Столько всего надо вспомнить. Столько рассказать. На следующий день находчивый доцент Саня предложил нетривиальный поход. В целях ностальгии. Он шепнул:
 - пока дамы будут обсуждать мировую закулису, давай на полчасика смотаемся в Риджент-парк. Благо парк под боком. Мы быстро, они и не заметят -. 
Хозяину виднее, подумал я. И мы смотались. Сидим на скамейке, отдыхаем портвейном. Припас Саша бутылочку для ностальгии (достал-таки, постарался). Вспомнили студенческие годы, партейное вино за рубль тридцать семь. И за рубль 69 кроваво-красное вино под названием: огнетушитель имени Глеба Горбовского. Для поэтических натур. И тут появился констебль. И смазал всю картину. Их заграничный полисмен вдруг нарисовался в полный профиль. Называется Бобби (нам ли не знать). Я могу честно признаться. На меня этот Бобби не произвёл хорошего впечатления. Советская жизнь воспитала у меня стойкое, как бы это сказать по полит - корректнее, не радостное что ли отношение к представителям власти. Сказать, что у меня душа ушла в пятки, значит просто ничего не сказать. Я представил, как меня тащат в вытрезвитель. Снимают отпечатки пальцев. И сажают в местный зиндон (тюрьма –узб., искаж). А бедная моя жена Тата…. Тут у меня даже не хватило фантазии.
А бывший доцент сидит и в ус не дует. А блюститель смотрит на нас и хмурит бровь. Довольно угрожающе. Тут и включился экс доцент – Не боись Борис - ничего он с нами сделать не может. Поскольку «хабеус корпус акт» на нашей стороне. Видишь, Боря, я не зря положил бутылку в бумажный пакет. Пока бутыль внутри, её как бы не существует. Закон у них такой. Меня это не особенно утешило. Подумать только, какой-то закон о правах, принятый чёрт знает когда, в 1200 лохматом году, может ли защитить не только мистера Александра С., но и его гостя (очень напуганного). Поверьте, мне было чего бояться. Шкурой помнишь нашу школу жизни в СССР. 
Но интересно и то, что мои завышенные ожидания заграничных чудес оправдались. Полностью. Где-то на донышке своей советской души я ждал чего-нибудь этакого от заграницы. Хотя и не верил, что такое бывает. Для советского меня, заграница была (и осталась) такой обратной стороной луны. И мы действительно оказались на другой планете. Где у людей есть права. Уму непостижимо. Мент смотрит на меня, как можно сказать баран, на можно сказать новые ворота. Вот ведь хлещут из горла. Казалось бы, бери под белы руки и в вытрезвитель. А у них даже вытрезвителя нет. Как они там живут без вытрезвителя – ума не приложу. А ведь как-то существуют. Не иначе это просто такой затерянный мир. Как в рассказах Уэллса (или всё-таки Конан Дойля, забыл со страху).  Следует добавить, что весь несостоявшийся инцидент занял всего несколько минут. Показавшимися мне очень долгими. Как говорится, за эти секунды вся жизнь нашего героя прошла перед его глазами. 
И всё-таки то, да не то. Вот у них закон такой. А высунь хоть горлышко, (я уж не говорю про всю бутыль) тут он тебя так зацапает. Мало не покажется. Поскольку закон. А у нас, конечно, закон суровый. Но ведь люди же вокруг. Не пешки. И ведь всегда можно договориться. Как-то это больше по-людски, что ли. Вот помню, тоже на скамейке сидели, выпивали. Мент подошёл, погрозил строгим наказанием. Так мы ему стакан налили. Он только успел сказать: «Не положено. При исполнении.» Пока пил. И расстались друзьями. Строго у нас. Но ведь и справедливо. 
3.
А чудеса продолжились. Началось знакомство с великим городом. Ну натурально началось с Тауэра. Нам объяснили, у них там золотая кладовая. Как у нас в Эрмитаже. Только покруче будет. Там у них драгоценности Короны. А также в наличии алмазы. Штучные. По полкило каждый. (Возможно такие необычные кристаллы представляют интерес для кристаллографа. Но я не кристаллограф). 
Но не только своей коллекцией драгоценностей славен Тауэр. Там вообще вся история Великобритании у вас перед глазами. Но как-то косо пошла наша экскурсия. Нам зачем-то показали что-то вроде Лобного места. Где у них был народный обычай отрубать королевам голову. Правда это безобразие давно прекратилось. Но колода для рубки всё-таки осталась. Мало ли что. Вдруг понадобится. Не пропадать же добру. 
И вороны. Чёрные, и очень серьёзные. И умные. И сразу видно, что их характеризует не только ум, честь и совесть - но и ответственность за порученное дело. Всем посетителям сообщают, если они ( вороны) исчезнут, то великой Британии придёт кирдык. Птицы ходят гордые возложенной на них миссией. Оберегают птицы вверенную империю. Уберегут ли?
Британский музей. Конечно, музей этот бесконечен. Но я не про музей. Про то, какие чудеса врезались в память простому советскому человеку. Остановились у таблички: «Розетский камень». Вообще-то это скорее славная страница истории Франции. Наверно после Ватерлоо попал знаменитый камень в этот музей. В плен. И вспоминается великий египтолог Шампольон. Которого вёз в обозе бравый генерал. И не зря вёз. Понимал, что отблеск славы учёного достанется и военному. Подумать только, Шампольон раскрыл тайну египетских иероглифов. Прославил французскую империю. А Бонапарт даже Россию как следует завоевать не смог. 
И хронометры. Недаром Лесков восхищался работой аглицких мастеров. В своей повести «Левша». Действительно мастера были славные. Недаром Англию тогда называли мастерской мира. Не только паровую машину придумали и паровоз (и механическую блоху заодно). Морские хронометры изготавливали. Это было просто чудо инженерного искусства. На карданной подвеске. Чтобы качка корабля не влияла на нежный инструмент. Англичане ведь нация природных моряков. А вся навигация держится на определении места судна в море. Положение солнца (широту) измерить не фокус. А долготу без хронометра (на самом деле целых двух) определить просто невозможно. И чемпионами точности стали не точные немцы, а храбрые бритты. И довели свою технику до совершенства. 
Это можно не читать. К слову, часто, когда техника становится уже совсем супер-пупер (как говорил незабываемый президент Трамп), то какой-нибудь самоучка выступит с совершенно новой идеей. Так получилось и с хронометрами. Подумать только, скромный (и даже слишком) минный инженер Александр Попов в далёком Кронштадте проводил свои опыты с грозоотметчиком. И передал сигнал на расстояние в десятки метров. Без проводов. Кстати, первая в мире радиограмма состояла из двух слов: ГЕНРИХ ГЕРЦ. Попов-то отлично понимал, кто придумал радио. Поэтому и написал – ГЕРЦ. Такой жест дорогого стоит. А великие творения великих мастеров – морские хронометры, отправились на полки Британского музея. Когда по радио начали пиликать сигналы точного времени. 
4.
И ещё один шедевр ждёт здесь советского инженера. Ведь мы находимся в эпицентре магнитной индукции. На родине электричества. В великом городе, где работал великий Майкл Фарадей. И мне загорелось осуществить свою мечту. Я мечтал побывать в музее Майкла Фарадея. Просто мечтал. 
Собственно, появлению той цивилизации, в которой мы обитаем, мы обязаны только нескольким людям. Их легко перечислить по пальцам. Хватит одной руки. И одного взвода штурмовиков, хоть немецких в чёрной форме, хоть наших с голубыми околышами, чтобы перестрелять этих очкариков. И всё. Никакого тебе электричества, никаких самолётов. Рогатками бы воевали. Или рогатинами.
А тут тебе прямо под боком Майкл Фарадей, придумавший весь электрический мир (кроме всего прочего, он ведь между делом и электромотор изобрёл). А откуда Фарадей брал электричество? От Алессандро Вольта. Господь Вольт`у надоумил создать гальванический элемент (Вольтов столб). Почему эту батарею называют гальванической в честь физиолога (да отчасти и шарлатана) Луиджи Гальвани – бог весть. (Это ещё один пример людской справедливости). 
Ну и ещё пара очкариков для полноты картины. Мир химии был тёмным и запутанным до Дмитрия Менделеева. Он для химии сделал то же, что Ньютон для механики. А простой немецкий учитель физики Георг Симон Ом просто проходит вне конкурса. И всё. Шорт лист закончен. Согласен, моя классификация хромает на все четыре ноги. Умные люди от неё камня на камне не оставят. Но таково мнение одного довольно закоренелого химика. И, честно говоря, я с ним согласен.
4.
Итак, музей Фарадея. В Лондоне. Друг Саня пересмотрел все справочники. Такого учреждения нет. Есть музей мадам Тюссо с Гитлером и Сталиным. Для этих выродков нашлось место в музее. А для Фарадея? У нас в Питере есть музей Менделеева. А у них для Фарадея музея нет. Не заслужил? Мне это показалось диким. Да так оно в сущности и было. Мне друг Саня (а он тогда работал на БиБиСи) предложил поделиться своими переживаниями с советским народом. Что я и сделал. Понятно, что великий учёный не нуждался в похвалах простого химика. Да ещё из богом забытой России. Мои упрёки в адрес неблагодарных соотечественников великого физика сотрясли эфир (но не очень). И, как выяснилось, зря. Т.к. мы просто неправильно искали. Вот что значит отсутствие интернета (да и недостатки разумного подхода). В Королевском институте есть музей, и там есть один раздел посвящен Фарадею. Но для сравнения, у нас в Питере есть большой музей Менделеева. А у них только парочка комнат. Так что может и не совсем зря я сотрясал воздух. 
После передачи мы гоняли чаи с редакторами. Я должен прихвастнуть. И есть чем. Нас с Татой посадили за тот столик, за которым, по легенде, чаёвничал сам Джорж Оруэл. Мы разговорились. Для нас лондонская вода показалась не очень-то хорошей (мы взяли с собой в Питер образцы. Так и есть – с нашей ладожской водой не сравнить. Хромает их заграничная вода по всем параметрам). Разговор зашёл о экологии вообще. Поскольку жить всем хочется.  Я и расскажи, что в дикой Совдепии существуют серьёзные (и даже отчасти финансируемые) программы по экологическому мониторингу. Удивительно, но наш скромный советский опыт создания датчиков (сенсоров) для экологии тоже представил интерес для редакции научных передач. Конечно, нельзя сравнивать результаты работ великих основоположников с обычной научной работой – а вот усилия людей вполне можно. 
Подумать только – у них в СССР тоже что-то делают. И на вполне приличном уровне. И меня попросили рассказать о советских работах. В том числе и о наших. Как мы разрабатывали новые сенсоры. А потом проводили работы по мониторингу экологических параметров на Ладоге, на средней Волге, и во многих районах Средней Азии (Самарканд, Бухара, Хива, Фергана, Иссык-Куль). И убедились (и убедили), что слухи о экологической катастрофе в Советском Союзе не соответствуют... Да, всё не здорово, но до катастрофы ещё очень далеко. И я сделал несколько передач о русской химии и экологии. О чём я и рассказал эфиру. А эфир меня слушал. Очень внимательно. Особенно родной Питер, что выяснилось чуть позже. По приезде. 
5.
Мы долго работали по экологической тематике вместе с Татой. Группа Татьяны Сергеевны разработала новые методы контроля следовых количеств токсичных металлов. Которые (методы) хорошо прижились на практике. И Тату попросили рассказать о нашей совместной работе. Но тут пошла совсем другая сюжетная линия. Наши питерские друзья работали в то время в Лондоне. Сергей Петрович Лейферкус (известный баритон Кировского /тогда ещё/ оперного театра) получил приглашение исполнить несколько ролей в Ковент-Гардене. И исполнил. С блеском. А ведь спектакли в Ковент Гардене ставили с семи репетиций (не с семидесяти, как в Питере).  И между делом он совершил для нас с Татой такое чудо, причём не маленькое. Он каким-то таким непонятным макаром достал нам контрамарки на все спектакли театра. Неужели шарм плюс харизма артиста так подействовали на стальных несгибаемых администраторов театра. Вот и в этом тоже проявлялся настоящий талант. Шутка ли, таких драконов уломать.
Для нас добротные традиционные постановки Ковент Гардена стали прямо живой водой. Вспомнишь доброе старое советское время – и вздрогнешь. Чего стоил только главный тенор Кировского театра. Который (тенор) имел заслуженную фамилию Пищаев. И пищал на весь Союз (а может это только радиоточка в нашей коммуналке так компрометировала солиста). Вспоминались и наши примадонны с их габаритами. Я как настоящий советский человек прямо балдел, когда вместо семипудовой кокетки партию Кармен пела вполне балетная примадонна. С ангельским голосом. 
Их (Сергея и его жены Верочки) подруга Криста Дарнес владела небольшим баром в театре. Нам с Татой спускали с заоблачных высот контрамарки, и Криста нас провожала в зрительный зал. На свободные. Иногда, когда наша Криста была занята, я заявлял: «Криста бар», (Криста здесь?, узб, искаж). Нас понимали (знают по-узбекски) и мы беспрепятственно проходили. Так мы пересмотрели почти весь репертуар. И Тату уговорили поделиться своими эмоциями с Русской службой БиБиСи. Т.к. на премьеры в Ковент Гарден билетов не достать. Её интервьюировал симпатичный Зиновий Зинник. Он смог бы разговорить кого угодно, не только стеснительную питерскую даму. Профессионал. 
Но я забегаю вперёд. Нам очень повезло, что друзья нас познакомили с Кристой. Высокая, представительная голубоглазая Криста была русской эмигранткой. Попала в Лондон после войны (не всех русских выдал Черчилль товарищу Сталину). Здесь на Западе у неё нашлась родня. Она была в родстве с легендой моего детства – фильмом «Великолепная семёрка». Там главную роль исполнял бритый наголо тот ещё ковбой Юл Бриннер. Он был дальним родственником Кристы. Тоже был родом из России. Хотя он жил и работал в Голливуде, он не оставил бедную девушку в беде. И как-то помог ей на первых порах. Она не пропала, нашла своё счастье. Счастьем оказался брак с ирландцем. Да ещё каким. Настоящим сыном своей зелёной страны. 
Мы были у неё в гостях в Челси. Обычная квартирка. В гостиной на видном месте стоит токарный станок. Выпуска 1903 года. В великолепном состоянии. Центра не бьют (не такой уж я спец по станкам, но тут сразу видно - класс). Сам хозяин востроглазый Патрик У. (назвали в честь святого Патрика) был образцово-показательный ирландец. Ну как у нас бывали образцово-показательные стахановцы. Он был облачён в толстый зелёный жилет. Двубортный. Совершенно диккенсовский. Патрик был часовым мастером. Он ремонтировал часы. Старые. Изготовленные не позже конца ХV111 века. Для этого ему нужен был станок. Для дела. И потом, объяснил Патрик мне позже, после 8-ой (а то и 9-ой) рюмки, это эстетично. Такой станок украшает интерьер. До третьей рюмахи я не совсем понимал англо-ирландский лексикон Патрика (поскольку учил немецкий). Но где-то после пятой иностранный язык стал мне как-то ближе. И мы разговорились. По душам. Вот тогда-то он и открыл мне свои эстетические пристрастия. Надо отметить, что все стены в комнате были увешаны часами. Часы довольно громко тикали, хрипели, иногда отчаянно стучали молоточками. Исполняли разные мелодии. Одновременно. Это создавало неповторимую атмосферу уюта и комфорта. А время Патрик узнавал по телефону. Очевидно для мастера часы были элементом чисто декоративным. Хотя исправно ходили. Я бы очень рекомендовал специалистам по интерьеру обратить внимание на такой вид дизайна современной семейной квартиры.
6.
Но вернёмся в Ковент-Гарден. На этот раз там шла «Кармен». К подъезду подкатывали такие очень длинные серые машины. Из них выпархивали очень седые дамы на очень длинных каблучках. Поднимались наверх. Там засаживали по бокалу (грамм эдак 100-150) напитка (а я с завистью облизывался). Это точно не было шампанское вино. Цвет не тот. И аромат. Конечно, можно посочувствовать этим «жертвам» имущественного неравенства. Но я-то опытный человек. Это каким же здоровьем надо обладать, чтобы дамы в 70-80 лет могли позволить себе такую лёгкую разминку перед спектаклем. Нет, аристократизм, он в крови.    
После такого ритуала народ был готов встретиться с прекрасным. И встретился. Взвился занавес. И публика внимала. Когда баритон исполнил знаменитую арию //тореадор, объелся помидор//, зал просто взорвался аплодисментами. И //меня не любишь, я люблю//так берегись же любви моей// исполнила тоненькая, балетного вида примадонна. Прямо ангельское пение. 
А дальше просто прямая речь. Это из интервью Таты писателю Зиннику. «Когда это восхитительное зрелище закончилось, аплодисменты наконец утихли, публика потянулась к выходу. Я сказала мужу, в продолжение нашего разговора о аристократизме. 
–Посмотри, вот идут две дамы. Немолодые, а тоненькие и подтянутые, как кипарисы (если, конечно, кипарисы бывают тоненькими. И подтянутыми). Это сколько же поколений должно было пройти, чтобы вырастить такие стильные создания. И вдруг одно из созданий что-то говорит подруге. Причём на самом что ни на есть родном русском. Я прислушалась, и к своему несказанному удивлению я слышу: Софочка, а где мы с тобой будем сегодня ночевать? Позвони Семёновым, они вроде приглашали. Известно, внешность обманчива, но ведь не до такой же степени.
7.
И так далее. Великий город приоткрывался нам с разных сторон. Скажем, хотелось вспомнить одно аристократическое знакомство. И домик с маленьким огородом. Расположенный недалеко от музея Виктории и Альберта в Кенсингтоне. Посредине Лондона. Перед домом садик, а позади небольшой огород. Грядки с морковкой, стрелки лука, свёкла. Эти господа могут позволить себе экологически чистый продукт. Конечно, попали мы в аристократический дом не просто так. Друзья познакомили. И встретила нас величественная дама (покоящаяся в старинных креслах) довольно прохладно. Пока Тата (совершенно искренне) не похвалила старомодный язык хозяйки. –У Вас совершенно питерские интонации -.
Тогда хозяйка дома всплеснула аристократическими ручками. –Ой, да шо вы говорите. Да я вообще не была Санкт-Петербурге. Я ведь с Гуляй-Поля.  Тут уж наша очередь была всплескивать ручками. Что мы с Татой и сделали. В четыре руки.  
– Нет советского человека, который бы не знал про Гуляй-Поле. Это ведь была столица Батьки Махно -. 
–Так вы слышали о Несторе Ивановиче? Я ведь у него на руках росла. Мой отец был священником в Гуляй-Поле. Когда туда пришёл Махно, он бережно отнёсся к религии. И помогал священнослужителям. Мы не стали дожидаться большевиков. И с большими сложностями выбрались из Совдепии. И вот осели в Лондоне. Мой сын закончил Харроу. Он британский офицер. Я горжусь сыном. - Вечер удался. Мы нашли хоть и хохляцкую, но родственную душу. Что в свете будущих русско-украинских войн в Крыму и на Донбассе можно считать нашим общим вкладом в дело мира. 
8.
Как всё переплетается в этой жизни. Ведь русская история 20-го века и во многом и есть география. Не все ведь эшелоны теплушек шли на восток. Некоторые самолёты летели на Запад. Поскольку следующая встреча была уж совсем запредельной. Она была отчасти профессиональной. Почти чистая химия. Речь идёт о том, как мы встретились с Мистером Х. Он собственно недавно стал таким иксом. А раньше был простой д.х.н. (доктор хим. наук), замдиректора по науке какого-то секретного НИИ. Они разрабатывали что-то биологическое, или химическое. Совсем не полезное для здоровья. Точнее - наоборот. Мы пару раз были на научных конференциях, где в президиуме сидел этот деятель. И вдруг разнёсся слух, что Х исчез. Он был послан как представитель советского лагеря мира на научную конференцию в Англию (что свидетельствовало о большой и светлой любви к нему властей). Абы кого в заграницу не пускали. И вдруг исчез. Сбежал от всего светлого, прогрессивного. «Как сон, как утренний туман», - используя слова классика.
Тут ведь целый криминальный сюжет. Пропал мистер Х. Хранитель больших государственных тайн.  Все наши штирлицы были подняты по тревоге. Его искали. И не нашли. Хотя большие были спецы в поиске врагов народа. Нашли же Немцова на Москворецком мосту. Нашли же Скрипаля в Англии. По Солцберецкому шпилю сориентировались. И Навального нашли. В центре Томска. А нашего не нашли. Плохо искали?
И надо же так было случиться, что мы в Лондоне в гостях совершенно неожиданно столкнулись с крепким и лобастым экс-доктором хим. наук, а ныне простым заграничным мистером Х. Хотя надо признаться, мы-то его точно не искали. В отличие от наших шерлоков и холмсов. Глаза у нас с Татой просто на лоб полезли. Но первый шок быстро прошёл. Ред лейбл не только хороший тонизирующий напиток, но также способствует дружбе народов. Глаза встали на место. Разговорились. Профессор на вопросы не отвечал. В основном спрашивал. При этом выбирал такие нейтральные темы. Насчёт картошки дров поджарить (в смысле, где и какая погода была в отчётный период). В конце профессор спросил, долго ли мы собираемся быть в Лондоне. Узнав, что через неделю мы уезжаем в Питер, он попросил передать письмо своим как бы родственникам. Мы пообещали. И я (ну совсем без всякого такого умысла) возьми и попроси у Икса телефон. Как это обычно делается. Созвонимся и т.д. И вдруг Мистер Х помрачнел. –Знаете что, оставьте ваш телефон, я вам сам позвоню -. Заметьте, на дворе 1991 год. Мир, дружба, перестройка и во святцах благорастворение воздухов. И тем не менее, бдительность и с той стороны. И с этой. Я ведь не зря назвал профессора П. мистером Х. Кто знает, как оно всё может обернуться. 
К примеру, вернулись мы в Питер. Тут и ГКЧП подоспел. Ведь на ниточке всё качалось. Но не хватило силы у гекачепистов повернуть вспять колесо. Уж больно ручки у них дрожали. Не орлы они оказались. Тут и пришёл конец Советскому Союзу. И партия оказалась не наш рулевой, а мелкая организация (всего-то 18 миллионов человек). И всё начало трещать по швам. А соответственно партком в нашем НИИ приказал долго жить. И секретные протоколы парткомских мудрецов выкинули во двор. Пришла новая власть. Но ведь свет не без добрых людей. Мне кто-то из передовых рабочих (моих старых товарищей) принёс листочек про то, что научный сотрудник отд. 71 Борис Ф. клеветал на всё светлое и прогрессивное. Прямо лаял в микрофон на вражеской радиостанции БиБиСи. Забавная получилась ситуация. Ведь этот документ был прямым свидетельством, что у наших партай-геноссов (или всё-таки геносс) у самих рыльце в пушку. Ведь они просто в документе расписались, что каждую ночь слушали вражеские голоса. Ни одного не пропускали. Всё-таки коммунистам тоже ничто человеческое не чуждо. И русские ведь люди. Не только зацикливались они на правдивых словах своей пропаганды.  Но при этом свято чтили русские народные обычаи. Скажем такой: //есть обычай на Руси//ночью слушать БиБиСи//. 
Хотя, видит бог, не клеветал я на родную партию. О чём я до сих пор не особенно жалею. Ведь советский человек остаётся советским даже в таких прямо скажем сложных условиях. Я и остался. Хоть у них там продукты продаются на каждом углу. Промтоваров завались. Отрезов разных. Полушерстяных. Уточки в прудах плавают. И ничего. Даже местные алконавты ведут себя прилично. Хоть бы одну утку зажарили для смеху. Ничего. Я и затосковал. Что ни говори, а у нас лучше. Взять хотя бы язык. Даже гебисты (и сионисты) гуторят по-нашему.  Конечно, всякое бывает. Но светлого будущего у нас никто не отнимет. Хотя оно и оборачивается для нас кошмарным прошлым.