Валентина Лысич

Его забрали от мамы рано. Большая тёплая рука уверенно подняла вверх, ещё миг – и он оказался за пазухой мужчины. Шли долго. Мелькали деревья, кустарники, серые просторные поля наводили скуку, и небо было таким же хмурым и неприветливым. Он согрелся. Теперь его продрогшее тельце не дрожало. Осмелев, высунул голову из чуть распахнутой куртки незнакомца и вдыхал свежий воздух осени. Будущее было таким непонятным, таинственным. Иногда он инстинктивно вздыхал, моргая глазами, и тогда, из недавно раскрывшихся глазок, выкатывалась тёплая слеза. Эти скудные слёзы страха оседали капельками на мягкой шерсти щенка, отчего вид его был жалким и несчастным.

Что его ожидало, он не знал, да и не задумывался об этом. Хотелось есть, но мамы рядом не было, и уповать было не на кого. И когда, наконец-то, на горизонте показалось село – непонятно чему обрадовался, зашевелился и тихонечко заскулил.
Через несколько минут его так же смело, уверенно вытащили из-за пазухи, поставили на землю. Несколько человек с умилением склонились над ним. Но щенок, ничего не понимая, испуганно оглядывался по сторонам и дрожал, поджав маленький хвостик.

Вскоре появилась перед ним мисочка с молоком. Пахло вкусно, аппетитно, но он с опаской посматривал на неё, не решаясь ступить и шагу. Чья-то рука резко обхватила его голову, с силой подтянула к мисочке и ткнула в тёплое молоко. Щенок фыркнул, тряхнул головой и, набрав воздуха, снова окунул носик в миску. Так, впервые в жизни он кормился самостоятельно.

Щенок остался жить в этой семье. Назвали его Фунтиком. В углу двора была поставлена будка, куда он прятался от всего непонятного и страшного.
Единственной его радостью была бабушка, которая его кормила, ласкала и брала с собой на огород. Деда он боялся и при виде его прятался в будку, чтобы, вертясь под его ногами, не получить пинка.

Иногда по двору ходили, кудахча, куры, уверенно подходили к его мисочке с едой в надежде поживиться чем-то вкусненьким. Поначалу Фунтик с интересом рассматривал их, проявляя гостеприимство, но после того, как его несколько раз безжалостно клюнули, сразу же забирался в свою будку, исподтишка наблюдая за происходящим.

Выбежавшую из сарая свинью он боялся ещё больше. Эта хрюкающая особь была огромная и бесцеремонная. Впрочем, надо сказать, что боялся он всего и всех: проезжавшую мимо двора машину, заходившего во двор человека, дождя и грома.

Дед всё чаще и чаще возмущался:
– Что это за собака, что не умеет лаять и всего боится?
Со временем привык и махнул рукой: пусть будет, как будет.
Фунтик действительно в свои полгода не умел лаять. И не умел, и не понимал, когда это надо делать. Сказалось отсутствие материнского воспитания.

* * *
Прошло несколько месяцев. За это время умер дед, а бабушка попала в больницу. Фунтик остался без поддержки в полнейшем одиночестве. В это время он научился выть по вечерам. Однажды, оторвавшись, куда-то исчез. Через день он был в райцентре, в том дворе, где родился, где до сих пор жила его мать.

Его возвратили. Теперь он уже лаял. Но, странное дело, почему-то только по вечерам и то на пробегающих мимо ежей. Со временем начал поддерживать дружный концерт соседских собак. Так Фунтик взрослел.

Прошло ещё несколько месяцев. Взрослый Фунтик уже умел лаять, но делал он это крайне редко: не было перед кем выслуживаться: бабушка после больницы переехала жить к детям. Фунтику предстояло охранять дом, сарай с живностью, двор.
Сосед приносил еду, иногда говорил ему несколько тёплых слов. Фунтик был ко всему безучастным. Он не чувствовал себя хозяином в доме. Ему было всё безразлично.
Решено было отдать собаку в другую семью, что и сделали, вовсю расхваливая Фунтика.