ДРУЖКОВА Ольга Алексеевна

Родилась в Башкирии. Училась, работала дефектоскопистом, учителем начальных классов и физкультуры. 
С 1986 года живет в Курганской области. Стихи начала писать с 1999 года. Выпустила несколько сборников стихов. Но сегодня она представляет вам свой небольшйо рассказ.
Печаталась в журнале «Тобол»,  «Сибирский край», «Огни Сибири».
Член Союза писателей России.
 
      РАССКАЗ О БАБУШКЕ ЗИНЕ
 
Она почему-то заправляла кровать в это утро с каким-то особым старанием. Разгладила простынь, выровняла по струнке подзорник, пирамидкой возвысила подушки, набросила на них узорную накидку и широким жестом, как бы перекрестив, погладила покрывало. И в этот миг как будто мягкая лапка с острыми коготками на долю секунды царапнула сердце. Зинаида замерла. Прислушалась. Разогнулась – но холодок остался.
А когда она уже пила чай, боль снова постучалась в ее изношенное жизнью сердце. Бабушка засмотрелась внутрь себя и стала думать: с чего бы это? Вскоре пришла к выводу: вроде бы особых оснований для волнений не было. Так, по мелочам. Пенсию немного задерживают. Федька, вечно пьяный сосед, в гости зачастил, денег взаймы просит. Сын Васятка в соседнем селе живет, машину имея, в гости реденько – да заглядывает. Нет, печалиться не о чем. Вот разве вспомнилось вчера…
Как-то раненько отправив коровушку в стадо, она остановилась у выгона. Народ деревенский, безалаберный, в стороне от него свалку устроил. И в куче мусора увидела Зинаида рамку портретную, а в ней – фотографию женскую. О том, что она женская, догадалась бабушка по красивым, кудрявым волосам, лица видно не было, смазало его недавним дождем, не узнать. Кто же это такая? Подошли еще несколько баб, поохали, вспоминали, вспоминали, вроде что-то знакомое, но не вспомнили. Тут же, среди мятых картонных коробок из местного магазина, пластмассовых стаканчиков и гнилостного запаха запустения валялись обрывки писем, порванные тетради и еще что-то, потерявшее и форму, и цвет. И так Зинаиде обидно стало за чужое зло, ведь чьей-то домашней летописи частичка. А теперь на помойке, почитай, валяется…
Пришла она тогда душой больная. Достав из-под кровати большой фибровый чемодан, в котором семейный архив хранился, долго перебирала письма с фронта от Ивана-мужа, грамоты колхозные за ударный труд, открытки поздравительные разных лет, квитанции, извещения, фотографии с крестин и похорон, которых много накопились за былые годы. Рука и взгляд порой задерживались на чем-то. Вот она, муж, сыновья – Коля с Васей. Вспомнился и день, когда сфоткались. Тогда Васятку в школу готовили, поехали в город за немудреными покупками, да и зашли к фотографу. А теперь что, все это на свалку кто-то выбросит? Ну, нет! Не бывать этому!
И стала Зинаида заталкивать в печь свое прошлое, разрывая его на кусочки… А когда опустел чемодан – громко, с подвыванием, как по покойнику, зарыдала в голос. Потом успокоилась, а потом и спать легла. Всю ночь ей снились отрывочные сны: она, молодая, молочный сынок грудь кусает, почтальонша к калитке с похоронкой подходит, известие о смерти брата – все спуталось…
Утром сердце и кольнуло. Заварила пустырника, попила. Но боль не проходила. Она разрасталась, заполняя грудь. Выпила корвалолу, положила под язык валидол. Только легла, пришла соседка Клава, позвала в баню. «Сегодня ж воскресенье, –  отметила про себя Зинаида, – нет, не пойду, болею», – ответствовала, и отказалась. Соседка ушла.
Зинаида смежила веки. Картины прошлого опять замелькали перед глазами. Вот она видит, как Иван несет охапку-вторую березовых дров – баню топить. Ребятишки баньку любили, парились долго, со вкусом. Вот она наблюдает за семейством из окна, на рыбалку собираются. А она суетится, еду пакует. Тогда привезли отец с сыновьями карасей прорву, целую детскую ванночку заполнили. Хозяин сам чистил, сам жарил, любил, чтоб золотистого цвета были. Вспомнилась кладовка, зимой пельменями забитая. А как же, тогда полуторницу телочку забили, да поросеночка к ней приурочили. Вот в сенях бутылки водочные боками стукаются, все родственники собрались, бабе Зине 60 справлять. А перед торжеством в баню все сходили. Сначала – мужики на полке хлестались, домой пришли с ангельскими лицами. Потом сноха меньшая, бойкая, старшая – не парилась, окунулась только, на сносях была, а за ней уж внучата по ранжиру. За столом было весело, все сыты, одеты. Чего еще надобно?
«А где же моя рюмочка заветная с золотым ободком?» – подумалось Зинаиде. И только приподнялась, как ноги захолодели. «Что это со мной?» – содрогнулась. Еле-еле поднялась, нашла рюмочку, подле себя на стул поставила. «Вьюшку, вьюшку бы закрыть, не забыть!» Легла. И сразу подошли к ней тени родных, матушки да тятеньки, сестры старшей, угоревшей, и младшенькой, потонувшей. А за ними еще кто-то толпился, чуяла – свои, а кто – разглядеть не успела. Хлынул на нее с потолка звездный дождь…
А ночью пошел первый снег, засыпал ее следы в саду, огороде, во дворе, на крыльце, словно стремясь скрыть от людей что-то важное. Для кого – важное? И что?