Иван ЧЕРНЯЕВ

Пройдя от Большого дома книги через Афанасьевский переулок, Владимир Степанович вышел к Гоголевскому бульвару. Он хотел посидеть в одиночестве возле памятника Николаю Васильевичу и вдруг, увидел её. Молодая девушка с тёмно-каштановой толстой косой, перекинутой через плечо, сидела на первой скамейке по левую руку от памятника писателю. Девушка приезжая, как и многие из тех, кто прогуливается в районе Арбата и Арбатской площади. Во-первых – москвичек с такими косами не встретишь, а во-вторых – рядом с ней стоял небольшой серый чемоданчик на колёсах. Чем его привлекла девушка? Отрешённостью. Она сидела в состоянии какого-то транса, и только лёгкая улыбка говорила о том, что девушка глубоко задумалась. Она была в зелёном сарафане прикрывающим колени, на затылке беспомощно болталась пёстренькая косынка. Владимир Степанович, который обычно робел перед посторонними дамами, слегка обеспокоенный её отстранённым видом, подошёл и поинтересовался:

- Девушка, с вами всё в порядке?

Она повернулась к нему, и Владимиру показалось на миг, что он ослеплён сиянием её серо-зелёных глаз. А та, с недоумением переспросила:

- Простите, что?

- Я говорю, у вас всё в порядке?

И девушка, вдруг улыбнувшись по-детски искренней улыбкой, сказала:

- Да, у меня всё в порядке. Задумалась просто! Я первый раз в Москве, у меня поезд через два часа, а я города не знаю, по Красной площади прогулялась, прошлась по Арбату и не знаю, что делать дальше, на вокзал ехать рано, да и обидно быть в Москве, а половину времени потратить на зал ожидания. Но и куда идти, что посмотреть – не знаю.

- А вы с Урала? – спросил Владимир Степанович.

- Что, так заметно?

- Просто я, когда увидел вас, почему-то вспомнил Павла Бажова и его Хозяйку Медной Горы, ну а потом услышал ваш говор. Моя мать родилась на Урале в городке Богданович, поэтому общаясь со своими уральскими родственниками, я знаю это особенное произношение. 

- Да, вы не поверите, но я из города Полевской, это у нас находится рудник Гумёшки, а на нашем гербе изображены Каменный цветок и Хозяйка Медной горы в образе ящерки. А вы с Украины?

- Да, почти, когда-то… Я с Донбасса. Наверное моё гэканье выдаёт?

- Да, с головой! – и она снова улыбнулась.

- Меня Владимир зовут, и я тоже прогуливаюсь по городу перед отъездом.

- А меня зовут Ева! Вы тоже проездом?

- Нет, я был на писательском съезде, а сегодня у меня автобус на Донецк, и пока я оставил вещи в камере хранения, гуляю по городу. 

- Так вы писатель? 

- Есть немного, – ответил Владимир Степанович.

- А я в Питер еду к подруге, на работу пригласила меня, вернее не в сам Питер, а в Мурино, но работа всё равно в самом Петербурге. Просто, во-первых, с пересадкой значительно дешевле получилось, а во вторых, после тридцати двух часов езды на поезде хотелось отдохнуть, расслабится. Но как-то быстро кончился Арбат…

- А вы знаете, Ева, я ведь тоже практически не знаю Москвы. Красная площадь, Покровский монастырь недалеко от Таганки, театр «Новая Опера», Арбат и Поварская – вот и вся моя московская география. Ну, разве ещё Переделкино, которое совсем недавно из разряда ближнего Подмосковья перешло в разряд окраины Москвы.

- Поварская? А я даже не знаю, где такая.

- Да в ста метрах отсюда. Кстати, удивительная улица, полная достопримечательностей – прекрасное место для прогулки, если желаете, я могу вам провести небольшую экскурсию, раз вы не знаете куда идти. В котором часу у вас поезд?

- В 17:30.

- Замечательно, времени нам хватит, улица не намного длиннее Арбата, мы не торопясь пройдём её с вами минут за сорок-пятьдесят. У меня на 18:00 назначена встреча с моей приятельницей, она просто сейчас в съёмочной бригаде на «Мосфильме» работает, и мне хотелось бы перед отъездом с ней встретиться, побеседовать под чашку-другую кофе, мы так редко с ней видимся. Вот как раз мы с вами прогуляемся: и вам польза и мне время не придётся убивать. 

И Ева с готовностью поднялась со скамейки и вытянула ручку чемодана, но Владимир Степанович, перехватил чемодан, заявив:

- Давайте, пока мы с вами гуляем, я побуду вашим носильщиком.

И они направились в сторону Арбатских ворот.

- А что вы пишете, – поинтересовалась Ева, – романы?

- Нет, ответил Владимир, – стихи.

- И много вы книг выпустили?

- Да вот в прошлом году уже третья вышла… А вы кем работать-то едете? 

- Дизайнером. Я заканчивала у нас в Полевском радиотехникум, у нас там уже около десяти лет существует кафедра дизайна, и в принципе, после окончания я неплохо устроилась на работу, но только аж в Сысерти. Тем не менее, с удовольствием отработала там пять лет. А недавно ленинградская подруга попросила помочь ей с проектом, и она, когда руководству его представляла, упомянула обо мне, вот эта проектная фирма и пригласила меня на работу.

- А вы стихами на жизнь зарабатываете? – спросила Ева, – просто не верится, что это сейчас возможно.

- Вы правы, литературным трудом сейчас прокормиться могут только единицы, и то, чаще всего авторы-однодневки, которые штампуют удобоваримое чтиво, которое обыватель прочитывает и тут же забывает. Я одно время поработал в угольной шахте, а потом закончил заочно педагогический университет и сейчас работаю заместителем директора Дома культуры родной шахты и параллельно веду детскую секцию юных журналистов, выпускаем вместе подростковую газету «Каменные соты».

- А почему такое мрачное название для юношеского издания?

- Это ведь метафора, – пояснил Владимир, – это цитата из стихотворения Павла Беспощадного: «В чёрный улей, в каменные соты, я принёс шахтёрские огни!».

Переправившись через Новый Арбат по подземному переходу, Владимир театральным жестом показал в сторону Симеоновской церкви:

- Ну, вот и начало нашей Поварской! Кстати, в советское время – Воровского. Узнаёте этот храм? – спросил он, указывая на маленькие золочёные купола.

- Что-то знакомое, – ответила Ева, поморщив свой лобик, – но не могу припомнить.

- А помните в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» ближе к кульминации мимо этого храма мчались милицейские машины и скорая помощь?

- Точно! 

И они направились по тротуару со стороны церквушки вглубь улицы. Пройдя длинное желтоватое здание, они увидели норвежские флаги. 

- На этой улице множество посольств, – пояснил Владимир, – вот сейчас будет следующее здание, в нём – посольство Судана, хотя примечательно оно не этим. Во-первых при отделке уже построенного здания несколько фресок для него изготовил Врубель, а одними из последних владельцев его был Михаил Цетлин, который публиковался под псевдонимом Амари, был поэтом средней руки, но при этом был издателем-меценатом, а потому у него частенько в этом особнячке гостили Максимилиан Волошин, Осип Мандельштам, Владимир Маяковский и Марина Цветаева, которая, к слову жила здесь недалеко. 

Они не спеша продвигались по улице, Владимир Степанович оживлённо жестикулировал одной рукой, указывая то на памятник Бунину, то на дом Баскакова, где Иван Алексеевич жил до бегства на Юг России в Одессу, а после установления там Советской Власти дальше, в Париж.

А потом, резко изменив маршрут, Владимир Степановичт повернул налево.

- Вон видите жёлтый дом с крылечком, – показал Владимир на двухэтажный особняк, когда они углубились в Борисоглебский переулок, – там Марина Цветаева прожила свои самые счастливые, и самые трагические годы. Напротив установлен ей памятник.

- Удивительное изваяние, – сказала Ева, – можно подойти поближе?

И они подошли к постаменту.

- Какое интересное положение рук, – удивилась Ева, – многозначительная пластика, хороший скульптор поработал над образом. 

И Ева попробовала изобразить своими руками застывший полёт цветаевских рук. 

Она достала телефон и попросила:

- Владимир, сфотографируйте меня, пожалуйста! – и она, поставила локти на постамент рядом с Мариной Ивановной, вновь попыталась придать своим рукам пластику бронзовой поэтессы. 

Когда они вышли вновь на Поварскую, Владимир Степанович рассказал о здании Гнесинки, о здании, в котором располагается Литературный музей имени Горького. То справа, то слева на особняках и бывших доходных домах мелькали флаги иностранных государств. А потом они остановились у плоского фасада, украшенного всевозможными банерами. 

- А вот это Театр киноактёра. Построен на месте Рождественского храма, и в тридцатые годы назывался, не поверите, Дом каторги и ссылки.

- Ох, ты, как жёстко! – удивилась Ева.

- Да и времена были такими же, жёсткими.

- А это что за памятник, вон мужчина сидит на скамеечке? – кивнула она в сторону.

- А это Сергей Михалков, он жил в этом пятиэтажном красном доме, что у него за спиной.

- Тоже живая скульптура, – сказала Ева, когда они приблизились к памятнику, – я столько наслышана об уродливости современных изваяний в Москве, а по существу, всё что я сегодня видела – достойно восхищения.

И Ева тонким пальчиком провела по бронзовой дужке очков, которые застыли в руке классика детской литературы.

- А вы знаете, памятник Михалкову здесь ещё по одной причине, видите этот двор с усадьбой? – и Владимир указал на противоположную сторону улицы. 

Жёлтое двухэтажное здание с мезонином, казалось, обнимает своими пристройками весь двор.

- Это и есть наш Дом Ростовых, он же Большой Союз. В прошлом это была штаб-квартира Союза советский писателей. Вот рядом серое здание – это Центральный дом литераторов правда его основной вход с другой стороны, с улицы Большая Никитская, раньше он соединялся проходом с этой усадьбой. По существу, эти два здания были литературной столицей СССР. Именно здесь практически до самой смерти Сергей Владимирович Михалков работал председателем нашего сообщества, и здесь вчера у нас проходил очередной съезд, на котором я и присутствовал.  

- И как прошёл ваш съезд? – поинтересовалась Ева.

- Не весело. Здание пытается отобрать Росимущество, а наше Международное сообщество писательских союзов, в которое трансформировался Союз писателей СССР, может просто пропасть без крыши над головой. А ведь эта потеря будет не только для России, но и для всех организаций, которые входят в это общество. Эстонские, молдавские, грузинские, среднеазиатские союзы, все представители русской ойкумены держатся на плаву во многом благодаря МСПС. Вот мы разъезжаемся, а у нас даже нет уверенности, что в следующем году мы сможем здесь собраться.

- Печально всё это, – чуть ли не прошептала Ева. – А что там за памятник посередине двора? 

- Это Лев Николаевич Толстой, пойдёмте, посмотрим.

Они перешли дорогу и вошли на территорию усадьбы. Мрачный, задумчивый классик сидел в кресле, словно проникся тревожной атмосферой царящей в здании у него за спиной.

- Это подарок от украинских писателей к трёхсотлетию воссоединения Левобережной Украины с Русским царством. 

Ева обошла постамент, прочитав мемориальную табличку и спросила:

- Ну что пойдём дальше?

И они, выйдя на улицу, двинулись к Садовому кольцу.

- Ну, вот и конец нашей прогулки, вот это здание музея Петра Ильича Чайковского расположено уже на площади Кудринской, – не без сожаления сказал Владимир, – уже 16:50, вам наверное пора ехать на вокзал?

- Пора, – вздохнула Ева, – а где здесь ближайшая станция метро?

- А вон там за площадью, справа от сталинской высотки – станция Баррикадная, пойдёмте я вас проведу.

Возле вестибюля метро Владимир сказал:

- Счастливо вам добраться, Ева, благополучно устроиться, пусть всё у вас будет хорошо!

- Спасибо за экскурсию, Владимир, – забрав у него свой чемодан, она открыла верхний отдел и достала небольшой зелёно-купоросный камешек размером с половинку спичечного коробка, – это вам на память о нашей прогулке, так сказать, уральский сувенир.

- Это что малахит? – спросил он, приняв подарок в руки, камешек показался ему почти невесомым.

- Что вы, это кусочек медной руды – хризоколла. У меня отец геолог, вот я у него и прошу, чтобы он мне небольшие интересные камешки для сувениров находил.

- Подождите, я тоже хотел бы вам оставить на память свою книжку, – и он достал из своего портфельчика книгу небольшого формата. 

На серой обложке издания была изображена шахтёрская каска, на которую был нанесён круглый греческий меандр. Сверху каллиграфическим почерком было выведено имя автора: «Владимир Харчевников», а ниже рисунка жирным шрифтом шла надпись: «Подземная Илиада».   

Владимир Степанович открыл книгу, извлёк из внутреннего кармана пиджака авторучку и на титульной странице размашисто написал: «Хозяйке Медной Горы от Доброго Шубина». Взяв преподнесённый подарок, она прочитала надпись, и, улыбнувшись, сказала:

- Я постараюсь узнать, что такое Добрый Шубин, обещаю. Ну, прощайте! – и, взмахнув рукой на прощанье, Ева скрылась в вестибюле метро. 

Владимир тоже, помахав на прощанье рукой, спрятав понадёжнее кусочек хризоколла, развернулся и тем же маршрутом отправился назад на Арбатскую площадь. Скоро освободится его «старый» друг Галина, и Владимир Степанович пошёл занимать столик в их любимом грузинском кафе в Афанасьевском переулке.