Нейрохирург Гойхман

Борис ФИЛАНОВСКИЙ

(Удивительная судьба одного русского врача. Он же известный финский художник Гойхманилло)
Всякое случалось в стольном городе Питере. Но мне не часто случалось видеть, как красивая статная женщина целует руку пожилому усатому мужчине. По самой правде только один раз в жизни я увидел такое зрелище. Мы сидели в гостях у дочери легендарного ленинградского нейрохирурга Владимира Анатольевича Гойхмана. И сам старый Гой (как называли его близкие) наливал нам драгоценный выдержанный армянский коньяк, подарок благодарного пациента. Коньяк доктор называл шустовским, по имени великого армянского винодела. Сколько я помню, это был праздник прорыва блокады. Один их самых важных дней для нас – ленинградцев, переживших блокаду. 
Дело было в двухсветном холодном зале. Французские окна до пола открывались на Неву. На потолке маялись какие-то нимфы. Это был парадный зал в графском особняке.  А вот анфилады комнат не было. Этот зал и был однокомнатной квартирой доктора. А жили они на шкафу. Внутри шкафа была устроена крохотная кухонька. А на шкафу была спальня. И лесенка с шаткими перилами. Молодым-то хорошо было взбираться на верхотуру. А каково старикам.
Как слишком часто случается с пьяницами в этой трудной жизни, только я поднял рюмку, раздаётся звонок. Вошла представительная женщина. Настоящая русская красавица. Хотя и немолодая. Она решительным шагом пересекла комнату и немедленно поцеловала руку хозяину дома. Только после этого необычного, мягко говоря, приветствия она обратила внимание и на нас.
--Вы знаете с кем вы сидите за столом? И кому принадлежат эти руки.-- Я посмотрел на руки старого доктора. Руки были жилистые, пальцы кривые, коричневые. Видно было, что хватка мёртвая.
-- Эти руки во время войны спасли жизнь тысячам бойцов.—
Майор медслужбы Гойхман был на Ленинградском фронте с 22 июня. Он знал, что надо делать. И умел (что гораздо труднее). Я не знаю, что там полагается делать полевому хирургу в блокаду. Но он был из тех немногих избранных, кого господь-бог посылает спасать людей. Он решал, кому жить, а кому на тот свет. И если он решил, что пациент будет жить, он вытаскивал людей с того света. Он резал, пилил, зашивал, делал что надо. И возвращал людей обратно в мясорубку войны. И не до умных рассуждений было этим смертельно уставшим, не высыпавшимся людям. Он воевал. А целовательная дама не была его пациенткой. Она была в 41 медсестрой майора медслужбы Гойхмана.
Такой был тот вечер. Я должен оговорить – я записывал только то, что сам видел. Следуя известному принципу – врёт, как очевидец. О докторе Гойхмане и так достаточно написано (см. напр. воспоминания врачей Института им. Поленова). И написано людьми, которые разбирались в нейрохирургии. Поэтому то, что я записал – это только показания свидетеля. Причём свидетеля защиты. 
Разумеется, ведущего нейрохирурга Гойхмана при Сталине вышибли из института нейрохирургии (им. Поленова). Как безродного космополита. Чтоб не мешал лечить людей. Да, выгнали. Но ведь не расстреляли же. Сочетала ведь родная партия строгость с заботой о трудящихся. 
Любой человек может меня спросить: «а ты-то, голубь, здесь причём?». И получить ответ: «совершенно не причём. Просто моя жена Тата училась вместе с дочкой доктора. И они дружили. А я при сём присутствовал. И только. Но глаза-то у меня не на затылке. Тут ещё один момент. Мать Таты тяжело заболела. И доктор Гойхман не раз осматривал больную. Бесплатно. Тогда это само собой разумелось (не знаю, как сейчас). А когда к больной приходила участковая врачиха из 26 поликлиники, её спрашивали о перспективах больной. И она возмущённо говорила: «её смотрел сам доктор Гойхман. Что я могу добавить к его диагнозу».  
2.
А что до меня, то мой опыт знакомства с хирургией довольно смешной. Наша лаборатория (благодаря замечательному инженеру Ирине Козловской) разработала прецизионный прибор для измерения электропроводности электролитов (один из лучших в мире). По тому времени это был прорыв. Недаром этот КД-1 (марка прибора) стал основой всей такой техники СССР. По нему калибровали прецизионные приборы. Но это так, к слову.
К моему удивлению (впрочем, небольшому) наш мозг внутри тоже оказался заполненным электролитом. И довольно разбавленным. Нам это объяснил институт Поленова. Не сам институт, разумеется. В наш НИИ приехали молодые доктора, они нас и просветили. Это было потом. Владимира А. Гойхмана уже не было в СССР. Он эмигрировал в Израиль (об этом позже). 
Так вот. Пришло время. Нейрохирургам понадобилась современная аппаратура. Приехали к нам в лабораторию эти деятели. Благо ехать недалеко. От ул. Маяковского до Петроградской. Они предполагали вживлять в мозг электроды. Такие тонкие платиновые проволочки. Измерять электрические сигналы. И судить о таинственных патологиях мозга по этим электрическим сигналам. Запомнился доктор Хальфин (может я и переврал фамилию, давно это было). Но уж внешность его забыть просто нельзя. Такой молодой и очень красивый Карабас-Барабас. Тонкий, смуглый, почти чёрный, как эфиоп. Чёрные сверкающие кудри и разноцветные глаза сияют, как лампочки. Будто внутри у него динамо. Такой раскалённый доктор.
Вот он нам и рассказал про нейрохирургию. И, чтоб не скучно было, показал инструментарий. И мне, я должен заявить вполне официально, скучно не было. Он открыл белый шкаф. На крючках висели их пилы. И лежали на стеклянных полках диковинные ножи и крючья. Только топоров не было, врать не буду. Это было нечто среднее между инструментами хорошего средневекового палача и современного мастера-краснодеревца. С той только разницей, что весь инструмент, включая обычную ножовку по металлу и коловорот (ручной), был не только отникелирован, но поверх ещё покрыт хромом. И очень квалифицированно. Поверьте старому химику. Инструмент сверкал. От этого блеска, да и от слишком пристального взгляда врача, становилось не по себе. Каждый из нас троих, даже эпически спокойный Гена Каричев, примерял работу этого струмента на себя. И ёжился. А каково видеть эти орудия в работе. В операционной. Где визг пилы, распиливающий череп живого человека, перекрывает гул моторов, обеспечивающих функционирование - чего? Объекта,  что ли?
 Но я, как это со мной часто бывает, зачем-то отвлёкся. Наверно, чтобы показать, что и мы чего-то делали. Не просто штаны просиживали в лаборатории, но ведь работали люди. (За нищую инженерскую зарплату, как это не смешно). Хотя и накатали вместе с врачами института Поленова какие-то тезисы для какой-то богом забытой конференции. Но всё это пустяки. Речь-то идёт совсем не о том. 
Речь-то идёт о том, каково самому хирургу, когда он пилит, режет, шьёт, или что там он ещё делает. Чтобы спасти человека. Это какой надо обладать смесью безжалостности и альтруизма, чтобы взяться за такую работу. И ещё какая храбрость требуется. Не говоря уж о руках. Вот говорят про руки пианиста. Да, музыкант – уникальная профессия. Но цена ошибки. Ну пианист вместо ЛЯ взял ноту бля. И что? Во-первых, мало кто заметит, что маэстро «смазал». И потом, ведь простят великому артисту. Мали ли, мастер был не в настроении. А то и просто с похмела. Такое бывает. 
А ведь хирургу не простится. Да не боится он никакого начальства. Даже господа-бога он не боится. Просто совесть его замучает. Сколько раз нам старые врачи твердили о своих ошибках. И оправдывались. Что они не виноваты. Да так, что из рассказа каждый раз выходит, что он, врач, сам во всём виноват. Отправил пациента на тот свет. Честный человек склонен к самообвинениям. Допустим, бога нет. Но душа-то есть. И она болит. Болит душа у доктора. Да, труд нейрохирурга похлеще будет работы артиста. Хоть бы и «заслуженного». 
3.
 Речь идёт о враче от бога докторе ВА Гойхмане. Подполковник медслужбы Гойхман прошёл всю войну. От звонка до звонка. И закончил в Берлине. Был ведущим хирургом в ленинградском нейрохирургическом институте (им. Поленова). И что? В конце 40-х годов разразилась (не подобрать другого слова) кампания по борьбе с безродными космополитами. А Гойхман как еврей стал жертвой этой дикой кампании.  Заслуженный врач-фронтовик лишился места (под солнцем?). И вынужден был работать в какой-то заводской больнице. Тесно стало большому человеку в замкнутом пространстве. Клаустрофобия. Он стал думать о эмиграции. А эмиграция из «лагеря мира и социализма» (это не я придумал, это они сами себя лагерем и назвали) была так же реальна в то время, как, скажем, полёт на луну.
В 1970 году группа отчаянных храбрецов попыталась угнать самолёт. Чтобы улететь в Израиль. Попытка окончилась неудачей. Лидер группы Кузнецов был приговорён к расстрелу. Но власть не учла, что их время уходит. Такой длядский…… приговор вызвал международный скандал. Запад начал давить на наших вождей. Прекратил продавать Союзу новые технологии. А на чём, спрашивается, летать будут наши самые передовые в мире ракеты. На своих что ли транзисторах. Производства завода «Светлана». То-то и оно. И ЦК отыграло назад. Дело в темпе пересмотрели. Сионистам смягчили приговоры. 
Получилось, что своим отчаянным поступком Кузнецов с друзьями открыли щель в железном занавесе. А может это железное сооружение просто проржавело. Бог весть. И в 1972-73 годах начался исход.  Тоненькая струйка. Которая в конце-то концов и прорвала плотину. Тогда уехал Анри Волохонский (с другой женой), Алёша Хвостенко (из Москвы). Лёня Ентин тоже, кажется, тогда рванул в Париж. 
4.
И старый Гой тоже решил двинуться в сторону моря (Красного ли, Мёртвого, а то и Средиземного). Я помню эти сборы. Там была пара отличных беговых лыж. С бамбуковыми палками. На мой вопрос: «а лыжи-то зачем», я получил исчерпывающий ответ
-А ты, Борис, так неучем и умрёшь. Там же есть великолепный горнолыжный курорт, на горе Хермон.- Получив этот урок хороших манер я заткнулся. 
Надолго. А язык у меня развязался только сейчас, спустя полвека. Очень хотелось бы перед уходом вспомнить одного из самых значительных людей, которые встречались в этой длинной жизни. Сама внешность его была примечательна. Сухая подобранная фигура. Продолговатая благородной формы голова. Кривые пальцы прирождённого хирурга. И ницшеанские усы. На ночь на усы одевался замшевый такой чехол. Тогда я познакомился со старорежимным словом - наусники. Это как патронташ – порох должен быть сухим (что бы это не значило). 
Входя, доктор Гойхман немедленно занимал весь объём комнаты. Полностью. Такой фокус на моих глазах производил только Юрий Хатуевич Темирканов. И наверно Бродский. Видимо это такое свойство больших людей. 
4а.
К тому же на проводы должен был приехать из Москвы брат Юлик. Брат Юлик был отдельной легендой. Он был в 30-е годы того ещё века одним из ведущих деятелей компартии Мексики. Как одесский мальчик стал одним из руководителей мексиканских коммунистов я не знаю. Но стал. Под псевдонимом. По-моему, он назывался Гомес (или что-то вроде). При мне семья «старого Гоя» часто обсуждала его дальнейшую судьбу. После убийства Троцкого казённым ледорубом в Мехико, коммунистам стало не до смеха. Земля горела под ногами. ЦК заслал в Мехико агентов НКВД, чтобы вывезти своих наиболее ценных так сказать «братков» в СССР – оплот мира. Так, согласно рассказам близких, Ю. Гомес на русском торговом пароходе нелегалом прибыл в Москву. Стал сотрудником Коминтерна. И, естественно, попал под раздачу. Не исключено, как троцкист. Или бухаринец. Дальше «обыкновенная история». Не совсем в духе Гончарова. А скорее в духе социалистического реализма. Лагеря, пересылки, каторжный труд. После смерти Сталина он вышел. На свободу? И даже получил квартиру. Двухкомнатную. Казалось, живи себе – не хочу. Но тут выясняется, что брат2 стал отчаянным сионистом. И намыливается в Израиль. И брат Юлий отправился к брату. 
Я наслышался рассказов о коммунистическом Юлии. Мне представлялся этакий усатый герой вроде как Панча Вилья. В сомбреро, двумя револьверами на поясе, непременное мачете приторочено к луке седла. Дядя Юлик не совсем оправдал мои ожидания. Это был невысокий старик в голубом костюме. Глаза оказались небольшими, тоже голубыми. И очень похожими на две льдинки.  Проволочная шапка седых волос стояла торчком. Рот сверкал стальными зубами. Нержавейка. Строили на века. Повезло старику. 
А ведь зубы у старых зеков бывали и дюралевыми. Их делали из ложек лагерные умельцы. К слову, такой яркий пример экономики социализма. Экономной экономики.
Старик скорее напоминал такого Санту Клауса, чем Деда Мороза. Может быть влияние заграницы как-то сказывалось. Бог весть. Но сходство было обманчивым. И длилось недолго. Пока он не открыл рот. 
--Володя, ты полный идиёт. Что ты нашёл в этой помойке. Это же форменный клубок троцкистов. Если не хуже. Ты вспомни этого Хаима Арлозорова. Это же стыд и позор. Он же был любовником злобной нацистской суки Марты Геббельс. Не зря его пристрелили на набережной Тель-Авива. А сам ваш Бен-Гурион тоже ведь тот ещё субчик. Вспомни расстрел мирного еврейского парохода «Альталена» прямо на тель-авивской набережной. Кто отдавал приказ? Пушкин? А этот бандит Яир Штерн? В 1942 году, когда весь мир сражался с нацистской чумой, этот мерзавец взрывал англичан. Что ты на это скажешь, мой милый братец. И дальше шло перечисление всех преступлений израильской военщины. Никого не пропустил старый коммунист. Не забыл одноглазого Моше Даяна. Да и Голда Меер не к ночи была помянута. 
При этом голубой глаз оратора загорался настоящим стальным блеском. Под стать сверканию настоящих стальных зубов старого коммуниста. Как-то сразу стало понятно, почему этот святочный дед ходил в авторитетах у простодушной мексиканской герильи, или как они там назывались в этой их бананово-лимонной державе. 
--Юлик, ты как был, так и остался полоумным марксистом. Даже Сибирь не научила тебя уму-разуму. Да, ты неплохо приготовил урок. А ты не забыл ли случаем, как Сталин раскрутил дело врачей-убийц? Я ведь чудом не попал под топор. А процессы троцкистов, бухаринцов и иже с ними. Ты что, всерьёз думаешь, что среди твоих товарищей были предатели и английские шпионы? Ты что думаешь, что идейный Бухарин, и кристально честный Рыков продавали секреты СССР за доллары английской разведке?
А колхозы, когда за три года уничтожили настоящих крестьян. Сами ведь сломали хребет великой крестьянской страны. А теперь СССР покупают хлеб. Это же просто анекдот какой-то – Россия импортирует хлеб. Да царь Николай со смеху бы в гробу перевернётся-
Он опустил голову. И даже коммунист не решился прервать молчание.
-- А война. Юлик, я ведь всю войну прошёл. И кончил в Берлине. Хирургом в госпитале. Из одних рук и ног, что я ампутировал, можно гору сложить. Так что я могу судить не понаслышке. Как наши бежали в 41. А красные генералы с комфортом ехали впереди. На своих ЭМках. Солдатам за ними было не угнаться. Пешком-то. Это я тебе говорю. Сам видел. И ручаюсь за свои слова. До Москвы добежали за пару месяцев. Фрицы как на парад шли. Хорошо хоть под Москвой задержали немца. Кстати сказать, героем-то был генерал Власов. Да-да, тот самый--. (Я даже ахнул. Что мы тогда знали о войне).  
А старый Гой продолжал.
-- Власова, как героя сражения под Москвой, послали потом освобождать Ленинград. Там он и сломался. А 1942 год. Наши бежали до Волги. Юлик, это где же граница, а где Волга? Ты хоть представляешь сколько одних сапог надо стоптать, чтоб пешком пройти эти тысячи километров. И наши убежали бы дальше, если б у фрицев сил хватило. Я знаю, о чём говорю. Спасибо, у них тоже полоумный ефрейтор командовал генералами. Да, мы победили. А чем расплачивались. Солдатской кровью.
Сколько народу положили. Ты что не знаешь с чего началась революция 1917 года? В конце февраля 1917 вся заваруха началась, когда газеты напечатали, что наших убитых было 3 на одного боша. А в 1941. Кто сосчитает. Только цифра три к одному - это детский лепет по сравнению с убитыми в 41 красноармейцами. Одних только наших пленных в 41 году было почти три с половиной миллиона человек. Это по нашим советским данным. А на самом деле?— 
И он тяжело замолчал. Молчание длилось долго.
Неожиданно голубой и стальной Гомес заговорил. И очень тихо. Так что я не услышал начала. 
……-- Володя, дорогой, в чём-то я с тобой согласен. Сталин был оппортунист. И завёл нас в болото левацкого уклона. Он ведь был троцкист. Поэтому так ненавидел Троцкого. И убрал его. У нас, в Мехико какой-то тип с альпенштоком был исполнителем. А ведь вся программа индустриализации за счёт крестьян принадлежала Льву Давидовичу. 
Но ведь Сталина разоблачили. С перегибами покончено. И сейчас страна встаёт на правильные рельсы. И поверь мне, Володя, скоро мы подойдём к строительству коммунизма. Может быть не точно в 1980 году наступит коммунизм. Прежний Генсек скорее всего поторопился. Но я вижу зримые черты будущего. Смотри, транспорт в городе бесплатный. Ну, какие-то копейки платим, чисто символически. Квартплата ведь тоже просто смешная. Поверь, я-то пожил за границей. Знаю, сколько платят за квартиру. Чуть не ползарплаты народ отдаёт за квадратные метры. Ты убедишься на своей шкуре, каково это. Если не передумаешь бежать на Запад. А что есть ещё дефицит товаров, я согласен, это безобразие. Но надо учитывать последствия войны. Ведь ещё тридцати лет не прошло с 1945. Володя, дорогой, не уезжай. Всё наладится--. 
Конечно, весь диалог, нам с нашими слабыми силами воспроизвести трудновато. Но я и не ручаюсь за подлинность слов этих масштабных людей. Что запомнил (и как запомнил) так и пересказал.
И ещё про май 45 года. И про подполковника медслужбы Гойхмана. Я видел документ. Это был листок в клеточку. Там было написано детским почерком: «настоящая справка дана в том, что бронзовая пепельница действительно взята подполковником медслужбы Гойхманом в Берлине, в здании Рейхсканцелярии 6 мая 1945 года. И три подписи: комбат, парторг и комсорг. И две печати (а вот, что за печати, увы, не помню, столько времени прошло). 
Эту пепельницу доктор привёз в Израиль. И предложил в дар музею Катастрофы в Иерусалиме. Музей гордо отказался. Что свидетельствует о квалификации (вернее, полном отсутствии таковой) у этих как бы музейных работников. Так этот подлинный предмет из эпицентра мирового зла (кстати, весьма безвкусный) был потерян. Но этот явно ненужный штрих про пепельницу некурящего фюрера почему-то мне запомнился. Кто знает почему.
5. 
Так вот. Убыл доктор из лагеря мира и социализма. И прибыл в Хайфу. Где его (где-то в 70+) приняли как юного практиканта в больницу «Рамбам». Такова судьба эмигранта. Знаем, проходили. (К слову, мы с Татой тоже поработали года четыре /в свои 60/ молодыми специалистами в Иерусалиме, в Национальной физической лаборатории Израиля). 
Об этом своём хайфском повороте своей судьбы нам рассказал известный финский художник Владимир Гойхманилло. Чудеса продолжались. Старый Гой приехал к нам в Питер как финский живописец. И рассказал нам длинную и запутанную историю. Он действительно начал стажёром в Хайфе, в больнице Рамбам. И всё бы ничего, но зав. отделением оказался выходцем из Германии. Его семья бежала от нацистов в Палестину. И здесь молодой врач сделал неплохую карьеру. К нему-то и попал Гойхман. И что-то там не заладилось.
-Этот Н. был настоящий еврейский фафист (фашист). И все бюрократы его поддержали – возбуждённо кричал Владимир Анатольевич. И старый Гой не выдержал. И какими-то правдами, а то и неправдами сбежал в Финляндию. Поближе к Питеру (так он сказал). 
5.
Увы, такое случалось на Святой земле. И не то, чтобы какие-то идеологические разборки. Или, упаси господь, национальные моменты. Мне кажется, просто масштаб не совпадает. Ну, как в геометрии. Большая фигура не помещается в маленькую рамку. Пожалуй, самый известный прокол властей был связан с крупным физико-химиком Вениамином Левичем. 
Вообще-то вся электрохимия базируется на пяти уравнениях (ну может на 6-ти). И вот одно из уравнений прибывает в Израиль собственной персоной. Или наоборот, прибывает персона, а в голове у неё уравнение Левича. Да и ещё много чего. По-простому говоря, приезжает кандидат на Нобелевскую премию. Готовый, не надо тратиться на рекламу. Недаром, в сотнях работ по кинетике люди пишут: “data is shown in standard Levich’s coordinates”. Иными словами, координаты Левича стали стандартными. Даже не надо ссылок на литературу. А ведь это и значит, что имя Levich стало в один ряд с другими именами классиков. 
И вот фигура такого масштаба приезжает в Святую землю. И не находит там места. При мне один уважаемый профессор (назовём его Х) нашего химфака в Тель-Авивском университете как-то раз обмолвился. Дескать, Левич приходил к нам на кафедру. 
–Я его честно спросил, что Вы можете делать руками. Нам очень нужны рабочие руки. Финансирование более чем скромное, работать практически некому. Левич развёл руками (неумелыми). Что он теоретик, я, конечно, знал. Но нам нужны были экспериментаторы.— 
Конечно Левич не пропал. В США даже институт открыли его имени. И создали в честь него новый научный журнал. Он отправился в Нью-Йорк. И работал до кончины.
Другая история менее оптимистичная. Это история доктора химии (д.х.н) Кунина. Он работал в Москве, в знаменитом ГЕОХИ им. Вернадского. Как-то в ГЕОХИ мы слушали химика Кунина (мы вели совместную работу по экологии.  Такие работы тоже курировало ГЕОХИ). Кунин произвёл сильное впечатление. Я и спроси (по дурости), в каких научных журналах можно ознакомиться с его работами. И получил вполне внятный ответ: «ты что, с луны свалился? Он один из ведущих спецов Союза по аналитике Бомбы. Лет через 50 прочитаешь. Если, конечно, доживёшь. И если эти работы к тому времени рассекретят.» 
И вот химик Кунин на волне эмиграции 90-х оказался в Иерусалиме. И не нашёл работу по специальности. Такой сильный мотор не может работать на холостом ходу. Идёт вразнос. Он быстро умер. Увы, я думаю, это один из немногих (очень немногих) проколов в работе израильских спецслужб. 
6.
Бывает и по-другому. К примеру, начало 90-х. Большая эмиграция из России. Безработица страшная. Один старый инженер из Свердловска (назовём его Абрам - не хочу человека зря отвлекать от работы) работает себе в магазине в Хайфе. Ящики таскает, пол протирает. Старик доволен. Работа есть, хоть не особенно выдающаяся. Но на хлеб хватает. 
И вдруг повестка: явиться куда следует, в 10-00 в среду. Мы с вами тоже ведь советские люди. Накушались. Прекрасно знаем, что сиё значит. Уж всяко такая повесточка не к добру. Ну и начинаешь перебирать свои грешки. И ничего такого за собой не припоминаешь. Поэтому ещё больше нервничаешь. В 10-00 «Абрам» стоит у дверей. Его вызвали только в 11. 
--Бляха-муха, ещё нервы треплют-- (я привожу рассказ инженера, как запомнил). --Я вхожу к ним, настроение сами знаете какое. Сидит какой-то рыжий хмырь, очень вежливый. Особисты эти - они ведь всегда вежливые, собаки. Он на ломанном русском (явно измывается) начинает издалека. Где учился, трудовая биография, где конкретно работали, чем занимались. А под конец такой вопросик на засыпку: какая была форма допуска к секретным работам? А у меня была первая форма (самая секретная). Только в 90-м, когда наш П/Я развалился, мне дали разрешение. А он-то всё, оказывается, знает. Проверял, бен-келеф (сын собаки-ивр.) не собьётся ли клиент. Сам-то мою био-фио выучил как молитву. Как отче-наш. 
--И с такой подъё-вочкой: Не хотите ли поработать в концерне «Рафаэль»--. (Это у них самый секретный П/Я. По ракетам. Одно название не секретное).
--А то я не пытался. Пришёл, тряс трудкнижкой. Так меня даже слушать не стали. Гуляй Вася. А тут, здрассьте, приехали. Кто бы отказывался, только не зовут, собаки. 
--А Вы попробуйте, я думаю, на этот раз повезёт. 
--Как в воду глядел, рыжий этот. Взяли, просто на руках внесли. У них там что-то такое не ладилось, а мы в Свердловске тоже нахлебались от подобных заморочек. Я-то знал, как выкрутиться. Не первый день замужем--.
 И вот старый русский инженер (мы у них там все русские) трудится у них в секретном Рафаэле до сих пор. Уже лет 15. Это я к чему? Это я к тому, что работают люди. Хоть и особисты, а не наши. Другая порода. 
7.
Хотя ошибки случаются. Как с доктором Гойхманом. Сколько мог бы спасти жизней солдатам израильской армии старый хирург. А скольких врачей мог бы обучить своим, подчас уникальным методам ведения операций. Мог бы передать военным врачам Израиля громадный опыт русской военно-полевой хирургии. Но на пути медицины встала стеной израильская бюрократия. И врач не выдержал. Это большая потеря для маленькой страны.
7а.
А вот вы представьте себя на месте старого Гоя. В семьдесят с хвостиком очутиться в Хельсинки. Без языка (правда, немецкий свободный, только кому нужен тот немецкий). Да практически и без документов. Какой-то липовый израильский лессе-пассе на руках. И почти просроченный. Что бы мы с вами сделали на его месте. Правильно – пропали бы. А бывший врач не пропал. Он пошёл в батраки. Это в свои 70 лет, да ещё и с плюсом. Он стал работать у фермера. Сажал лес. 
--Три тысячи восемьсот сосен я посадил этими руками. У него выходило: «вуками» (с буквой «р» тоже с детства нелады). Тяжеленная работа. Даже для молодого. Но история-то удивительная не только этим. Старый Гой вернулся к своему старому увлечению. Дело в том, что в молодости Гойхман параллельно с медициной изучал живопись. И успешно. Сам Рылов хвалил его работы маслом. Замечательный живописец, профессор Академии художеств, академик Аркадий Рылов может и не был главной звездой русской школы. Но его северные пейзажи по праву украшают залы Русского музея. Так что похвала мастера дорогого стоит. 
Доктор Гойхман был участником нескольких полярных экспедиций. И всегда возил с собой палитру и ящик с красками. И он постоянно писал полярные пейзажи. Надо сказать, тогда он писал маслом почти профессионально. Потом война, дикий послевоенный красный антисемитизм, поиски работы, эмиграция в конце концов. Тут поневоле забросишь кисти. 
А вот суровая физическая работа в Финляндии оказывается идёт на пользу живописи. И доктор Гойхман становится финским живописцем Гойхманилло. И едет в Питер с небольшой выставкой. Чёрт знает что. И сбоку бантик. Можно просто, как говорится, снять шляпу перед жизненной силой старого Гоя. 
И тут я опять выступил в своём репертуаре. Я спросил: «Владимир Анатольевич, что Вам больше нравится, медицина или живопись?» И ведь вроде и разумный вопрос. Дело в том, что в то советское время наше бесклассовое общество строго делилось на классы. И художник в табеле о рангах стоял много выше какого-нибудь занюханного врача. 
Доктор долго и с любопытством смотрел на меня: «ты, Борис, совсем что ли ничего не соображаешь. Как ты мог даже сравнивать». Бывший подполковник медслужбы Красной армии нейрохирург Гойхман В.А. был действительно врач от Бога.  А художник, на мой взгляд, не очень, чтобы очень. Впрочем, как правильно говорят наши люди, я здесь совсем не копенгаген (знаток-русск. разг.).
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.