Аранов Михаил

Публикация  «Новый журнал»
На ноябрьские праздники подморозило. Анна Петровна Курочкина вывела погулять своего пса Жульку. 
Вообще – то пса при рождении назвали Джульбарс. Прежний хозяин собаки был человек суровый. Военная косточка. Охранником служил при ночном ресторане. Отдал Джульбарса Анне Петровне, потому как собака к охранному делу оказалась неспособной. «Выродок какой-то,- сказал он,- не на шапку же его пускать. Сейчас времена другие». Анна Петровна пришла в ужас от этих слов. Но не стала укорять охранника. Чего взять с этого солдафона. 
 Анна Петровна была одинока, мужа похоронила рано, детей не было.  И  всю свою нерастраченную нежность обратила на собаку. И потому суровая кличка Джульбарс    превратилась в нежную Жулька. Анна Петровна была женщиной весьма интеллигентной. Когда она называла Джульбарса Жулькой, на память ей приходили классические строки: «Что в имени тебе моём? Оно умрет, как шум печальный». За точность воспроизведения текста она не ручалась. Но то, что  это Александр Сергеевич Пушкин,  с кем угодно могла  поспорить. И не упустила бы случая, рассказать кому - нибудь о своих соображениях на эту тему. Но с кем нынче об этом поговоришь? Кому интересен нынче Пушкин? И она, Анна Петровна. Господи, и  что это в голову  её старую лезет.
 Помнится, она пожаловалась соседу, бывшему хозяину пса, мол,  Жулька   плохо кушает. Сосед посмотрел на неё как на идиотку, покачал головой и  лишь пробухтел: «Ну, Петровна, даёшь!» Анна Петровна так и не могла взять в толк, что в её словах «не показалось»  соседу. От того, что в голову пришло это слово «не показалось», она подумала о том, как мы, однако, засоряем  «наш великий и могучий». И тут же мысленно укорила себя: «Ах, не можем мы жить без штампов». Всё-таки,   считай сорок лет   учительства в школе, давал о себе знать. Русский язык преподавала.
         Жулька,  кобель неопределённой породы, по молодости своей был резв необычайно. Не удержался он и на этот раз, увидев таксу. Такса игриво тявкнула. Жулька, несмотря на кривоногость и низкорослость дамочки, рванул в её сторону. Вот уж истинно, любовь   зла - полюбишь и козла. Может, там и не было любви, а просто - юношеское любопытство.
 Анна Петровна, державшая собаку на поводке, не выдержала напора своего четвероногого друга, поскользнулась на подмёрзшей луже и упала, тяжело ударившись об асфальт. Подняться сама была уже не в силах. Жулька проявил определённую чуткость. Он забыл о таксе, подбежал к своей хозяйке и лизнул её в щёку. Благодарная Анна Петровна хотела погладить пса, приподнялась на локте. Но голова у неё закружилась, фиолетовые круги пошли перед глазами, и она потеряла сознание.
 Когда в машине скорой помощи Анна Петровна открыла глаза, первым её вопросом был: «Где Жулька?» Вопрос был обращён к хозяйке легкомысленной таксы. Владелица таксы, девица лет девятнадцати, приходилась Анне Петровне соседкой. В одном доме жили. Татьяной, кажись, её звали. «И так она звалась Татьяной»,-   вот опять что-то из Пушкина полезло в голову. Но голова закружилась. Ох, не до Пушкина нынче Анне Петровне.  А Татьяна сейчас сопровождает Анну Петровну до больницы по долгу добрососедства.  Дальше: «Здравствуйте, Анна Петровна», «Здравствуйте, Танечка» знакомство не доходило. И потому Анна Петровна была приятно удивлена, увидев   юную соседку в машине.    Танечка успокоила Анну Петровну, сказала, что с Жулькой всё нормально. 
Анна Петровна ещё подумала, раз всё нормально, значит собака у Тани. И успокоилась.
 Анна Петровна в больнице пробыла больше месяца.  Таня навестила её. Принесла три банана и два зелёных яблока. Сказала, что в зелёных яблоках больше витаминов, чем в красных. Анна Петровна  согласилась с Таней, однако когда  та ушла, отдала  яблоки соседке по палате. Больно твёрдые были  яблоки, не по зубам Анне Петровне.
Бананы Анна Петровна положила  в тумбочку на потом.
Уже уходя, Таня сообщила, что Жульку она сдали в питомник. Бумажку с адресом питомника передала в руки Анне  Петровне. Наказала, чтоб  не потеряла бумажку. Анна Петровна расстроилась, что Жулька в питомнике. Он же привык к  домашнему теплу. Но на Таню не досадовала: конечно, ведь  чужие люди.
         Вот уже  вторую неделю Анна Петровна дома. Да всё как - то не собраться к Жульке. Хотя, как ни вспомнит о Жульке, слеза накатывается. А перед новым годом стало совсем невмоготу, и Анна Петровна позвонила Татьяне, чтоб расспросить,  где находится эта собачья гостиница.
         Ехала на трамвае целый час. Промёрзла до костей. А потом ещё автобус. Слава Богу, хоть отогрелась в нём. Благо, еще по пенсионному удостоверению последние дни декабря можно проехать бесплатно. А что уж в новом году будет, Анна Петровна и думать боится. А ведь на Троицу надо бы на могилу к мужу съездить, а это с пересадками на другой конец города. Но до Троицы ещё далеко, зиму пережить бы.
А сейчас одна забота, как Жульку домой вернуть. Анна Петровна уже ему и косточки говяжьи приготовила, за окном в сетке висят. Холодильник – то испортился.
Мастер приходил, запросил за ремонт столько денег, что Анна Петровна только замахала руками. Сказала: «Креста на тебе нет». А мастер, рожа красная, наглая, говорит: «Как нет, старая». И показывает на шее крест золотой с ладонь размером. 
«С попа снял что ли?» -- несмело пошутила Анна Петровна. «Мы и сами не бедные», -- ответил мастер. Он был явно не дурак, понял шутку Анны Петровны. Сказал: «Вертимся, крутимся». И блеснул золотым зубом. Однако посочувствовал Анне Петровне. Снизил  цену наполовину, но у Анны Петровны и таких денег, отродясь, не было. А тут ещё пенсию задержали. Мастер сказал: «Как разбогатеешь, мать, звони». Телефон свой записал на обоях возле двери. «Чтоб не забыла».
Вот и питомник собачий. По лаю собачьему Анна Петровна определила. Как вошла в дверь, вонь в нос шибанула. Встретил её мужик в камуфляжной форме. Сейчас на камуфляж мода пошла. И чеченцы в камуфляже, и милиция в камуфляже. Не разберёшь их.
- Вы кто, женщина? - спросил строго мужик в камуфляже.
Анна Петровна слегка смутилась от подобной строгости, и потому как–то визгливо, ей самой даже не понравилось, выкрикнула:
- Курочкина я!
- А я Петухов. Ну и что? - не сбавляя суровости, сказал мужик.
- За собачкой я пришла. Жулька… Джульбарс, - поправилась Анна Петровна.
- Много тут всяких жулек, срулек, - мужик криво усмехнулся, - всем давай собачку, а как платить за уход - некому.
- Я заплачу, - пролепетала Анна Петровна и достала пятьдесят рублей.
Мужик презрительно посмотрел на неё:
- Ты чо? Вообще? Покаж квитанцию про собаку.
Анна Петровна подала квитанцию, что оставила ей Верочка. И хотела, было, возмутиться, что её на «ты» какой – то совсем незнакомый человек называет. Хотела сказать, что она сорок лет учителем проработала, и никто голоса на неё не повышал.
Но все слова куда-то попрятались.
- А паспорт? - спросил мужик, – а может ты не Курочкина. Придёт настоящая хозяйка, скандала не оберёшься.
 - Ой, не ношу я с собой паспорта, - испугалась Анна Петровна.
- Ну, лети за паспортом и сто долларов за двухмесячное содержание собаки не забудь. А я посмотрю, жива ли твоя собака, - мужик хрипло засмеялся. Но, увидев, как изменилась в лице Анна Петровна, проговорил, - шутка.           – «Помилуйте, у меня вся пенсия восемьдесят долларов, - Анна Петровна схватила мужика за рукав. Робко улыбнулась, хотя ей было совсем невесело, 
- куда уж мне лететь с моими – то больными ногами».
Мужик вдруг подобрел, верно, подумал, что со старухи много не возьмёшь.
- Ну, ладно, пятьсот рублей и оформим усыновление. У вас кобель? - спросил он.
-Мальчик, - Анна Петровна, даже не заметила неожиданную вежливость собачьего начальника, стала судорожно рыться в сумке. 
- Вот четыреста пятьдесят рублей. Смотрите, только на дорогу двадцать рублей осталось. Тут же испугалась, что мужик скажет: «У тебя, мать, дорога-то бесплатная» Но мужик, не глядя, сунул деньги в карман. 
Анна Петровна расписалась в журнале, что она новая владелица кобеля по имени Джульбарс. Расписалась неразборчиво и адрес свой указала неверно. Вдруг кто надумает отнимать у неё Жульку. Или счёт пришлют за содержание собаки. Анна Петровна была рада, что обманула мужика, но виду не показывала. Даже удивилась слегка на себя. Как это она такая предусмотрительная. На душе было радостно и тепло, что она с Джульбарсом будет новый год встречать. Уважительное имя Джульбарс как – то само всплыло в голове.
В Новый год Анна Петровна выпила рюмку кагора. Ещё с лета стояла бутылка. Куплена была на приезд сестры из Саратова. А сестра так и не приехала. Закусила пирогом с яблоками. Испекла, надеясь, что соседка, Маруся, заглянет, но соседка не заглянула.
Жулька лежал в ногах Анны Петровны и приятно согревал их. Анна Петровна сидела перед телевизором. На экране появился Президент. Резво так своей покачивающейся, борцовской походкой  прошёл в тронный зал. «Бояре» его встретили вежливыми аплодисментами. Все они были в строгих черных костюмах  и при галстуках. Тоже черных. Не дай Бог увидеть галстук в  горошек. Галстук–то в горошек Владимир Ильич  любил. А нынче времена совсем другие.  Анна Петровна  даже заметила некоторых из «бояр» в весьма свободных, не  к месту одеждах:  без галстуков, с расстегнутыми воротами рубашек, а на шеях толстые золотые цепи с крестами. Может и не золотые.  Для форсу, чего не придумают.  И сам–то Президент из простых ведь.  Вот он поздравил народ с Новым годом. «Без бумажки говорит, однако», - отметила удовлетворённо  Анна Петровна. Обратила внимание на озабоченное лицо Президента, сочувственно подумала: «Всем от него чего–то надо». А Президент, между тем, говорил об удвоении внутреннего валового продукта. «Жить будет лучше, жить будет веселей», - улыбнулась Анна Петровна. Подумала: «Молоденький ещё».  Куда уж ей, восьмидесятилетней старухе. А ведь на   одной улице жили. С Баскова переулка Президент. Считай, соседями были.  А нынче вон  на какую высоту его занесло. С Баскова-то переулка съехал, а провести ремонт домов,   так и не удосужился.  Так и стоят  халупы ободранные.  «Хулиганистым мальчишкой был Президент в детстве. И что ещё набедокурит нынче», - подумала Анна Петровна  и выключила телевизор.
Через неделю после Нового года   стояла она в толпе пенсионеров, которые перекрыли Невский проспект.   Пожилые люди протестовали против отмены бесплатного проезда на городском транспорте. Толпа бестолково шумела, машины гудели, требуя проезда. Старики смело лезли прямо под колёса машин. Были красные флаги и самодельные лозунги: «Нам сейчас нечего есть». «Как нечего есть? А собак держат, да ещё людям мешают жить», - сказала ухоженная дама, проходя мимо толпы пенсионеров, и ткнула пальцем в Жульку, который испуганно жался к ногам Анны Петровны. Анне   Петровне стало неловко от этих слов, и она сердито дернула Жульку за поводок. Но тут же пожалела его и погладила.
 Милиционеры вяло стояли рядом и не вмешивались. Только юный лейтенантик уныло   уговаривал: «Товарищи, вы же мешаете проезду, разойдитесь, прошу вас».
Парень без шапки в оранжевом шарфе вскочил на опрокинутую урну и закричал: «Долой!» Но не успел докончить фразу. Люди так и не услышали, кого «долой». Но, судя по непреклонным выражениям лиц окружавших парня стариков, всем было понятно, что «долой» - «этот преступный режим». Мужчина в штатском, с плоским, затёртым лицом что–то сказал милиционерам, показал на парня. Те мгновенно оживились, протолкнулись сквозь толпу, поволокли парня к серой закрытой машине. Никто из толпы не вступился за парня. Рядом с Анной Петровной тётка с испитой рожей запела дурным голосом:
«Верните нам льготы,
чтоб могли бы мы жить.
В дом культуры нам нужно
на  автобусе ездить».
         Домой Анна Петровна пришла промёрзшей. Жулька сразу стал жадно лакать воду. Видно, тоже наволновался. Анна Петровна вскипятила чайник. Долго распивала чай, пока не согрелась. Сидела, задумавшись ни о чём. Пока тихо не задремала. Анне Петровне снилось, как по Гороховой, в сторону площади Урицкого грохотали танки. Готовились к параду  Седьмого Ноября. Анна Петровна, тогда просто Аня, стояла в гулком, промерзшем ночном дворе. Ждала, когда собака сделает свои дела. А в голове  Анны Петровны звучал заспанный, сердитый голос отца: «Анна, Анна, веди собаку!» Тогда Анне было тринадцать лет, и то была совсем другая собака.
Анна Петровна не слышала, как Жулька стал тихо повизгивать. Потом, осторожно поцарапал дверь в коридор, открыл её. В коридоре он долго пристраивался у стенки и, наконец, пустил горячую, молодую струю на новые туфли Анны Петровны.