Кирилл ГАВРИЛЮК
 
В этот день абсолютно ничего не случилось. День был один из многих в череде таких же точно дней, в которые ничего не случается. Обычный день. День отдыха щелкопера, считающего себя писателем. В том что я писатель меня и окружающих убеждал членский билет Союза писателей за номером 372. Убедительней всего он действовал на милицейские патрули.
 
Отдыхал я от трех источников творчества. У меня было все, что нужно – еда, диван, сигареты, телевизор и пульт в руке. Мой мозг блаженствовал, потребляя незатейливые видеоряды.
 
Ничего не случилось.
 
В полдень я вышел на прогулку. Я очень люблю прогулки. Хождение пешком позволяет много видеть, а также думать, и даже осмысливать. Я шел, любовался собой в витринах и жизнью. Мои очки делали пасмурный февральский день светлее и радостнее. Было сухо и ветер со злобой бросался пылью.
 
Ничего не случилось.
 
Я думал о том, что мне нужно написать два очерка в газету, а я не знаю о чем, и совершенно не хочу писать. Забавлялся, играл словами, тешился взглядами девушек, читал вывески и афиши. Это мое любимое хобби. Беззаботность стала девизом этого дня, в который – 
 
Ничего не случилось.
 
Я увидел собаку.
 
Ничего не случилось.
 
Собаку, очевидно, сбила машина, а может избили подростки ради забавы. У нее был поврежден хребет. 
 
Ничего не случилось.
 
Сука волочила зад. Ее мозг все еще отдавал приказы задним лапам, и они честно пытались их выполнять. Но нейронная связь была уже нарушена и вся атрофированная половина собаки просто плюхалась на землю справа налево. И наоборот. Мы двигались навстречу друг другу, а между нами жужжали машины. Я с ужасом ждал момента, когда окажусь рядом с ней.
 
Ничего не случилось.
 
Зажегся зеленый свет, я ступил на мостовую. И безжизненные задние лапы собаки глухо ударились об асфальт, соскочив с бордюра.
 
Ничего не случилось.
 
Я передвигал свои здоровые две ноги и уверенно пересекал жизненное пространство автомобилей.
 
Суку бросало из стороны в сторону. Она плохо ориентировалась, двигаясь зигзагами по пешеходному переходу. Она соблюдала правила!
 
Ей просто мешали ее задние конечности. Они не слушались ее. Каждый раз переваливаясь справа налево и наоборот, они со странным тупым звуком ударялись о серое покрытие дороги. Хвост выписывал изумительные узоры в пыли. Но живые и повинующиеся передние лапы упорно скребли когтями, подгребая под себя асфальт. Когда мы поравнялись, ее бросило мне под ноги.
 
Ничего не случилось.
 
Я обошел ее. И видел все – беспомощность, белые следы царапин на сухом асфальте, мокрый след, загадочные письмена хвоста, облезшую спину – все, кроме ее глаз. Я не смел посмотреть в них. Мне не хватило смелости. Я не имел права…
 
Я ступил на поребрик.
 
Ничего не случилось.
 
Снял очки – мир посерел. Обернувшись, я досмотрел до конца этот жуткий и бессмысленный акт. Мы привыкли к логичности всего происходящего. Сука действовала алогично. Зачем ей это надо? Зачем она тащит свое уже бесплодное брюхо на ту сторону дороги? У нее же ничего нет…
 
Ведь ни вы, ни я не поверим, что это была осознанная попытка прервать страдания. Надежда на черное колесо…
 
Ничего не случилось.
 
Автомобили угрожающе урчали – давно горел зеленый для машин. Но… спешащие деловые люди позволили себе роскошь – они разрешили суке доползти до конца. На обочине она остановилась отдохнуть. Непослушные задние лапы нелепо свешивались с бордюра.
 
Ничего не случилось.
 
Что-то сломалось в моей голове, и в желудке. Боль была тупой, царапающей и упорной, как та сука, ползущая неизвестно куда и зачем. Я пожалел, что у меня нет оружия. Не раздумывая, я избавил бы ее от этой злой инкарнации. Добить ее палкой или кирпичом у меня не хватило бы духа. К тому же, череп у собак очень крепкий…
 
Ничего не случилось.
 
Закурив последнюю сигарету, я побрел. Страшно болели голова и желудок. Начинало подташнивать. Знаете, что я обнаружил через двадцать метров от скучающей суки? Ветеринарную частную клинику. Чистенькую, красивую, для обеспеченных хозяевами зверушек. Я зашел, колокольчик звякнул. Женщина в белом халате и с добрым лицом, ласковыми глазами выразила полную готовность помочь мне.
 
Ничего не случилось.
 
Меня интересовало только одно – сколько нужно заплатить за акт милосердия, в котором люди никогда друг другу не отказывали? Сколько стоит усыпить брата нашего меньшего? Оказалось, что по-разному, в зависимости от веса брата.
 
Ничего не случилось.
 
Заходя в клинику, я уже знал, что все бесполезно. Просто я чистил свою совесть.
 
В моем кошельке лежала сумма ровно в тридцать раз меньше той, которая могла бы (и это еще вопрос!) очистить мою совесть. Не хватило скудной силы моего кошелька для геройского поступка…  Даже за милосердие надо платить.
 
Ничего не случилось.
 
Я ушел и не оборачивался… Был рад, что до самого дома мне встретились всего: один недоверчивый кот, москвич откормленный и сытый, лениво поднимавший ногу у куста и самодовольная толстуха, которой я простил презрительный взгляд.
 
Войдя в квартиру, я, не снимая обуви, прошагал к столу, взял ручку и написал:
 
Ничего не случилось.
 
 
2000 г.