(Из цикла «Переселенцы» из книги «Вверх по лестнице, ведущей в небо») 
 
     Смотрю в окно: иероглифы выбитых десятков окон с тусклым светом свечей на соседних домах. Огромная, как собака Баскервилей, ночь  съела солнце. Разлеглась на земле и затаилась, как перед прыжком. И никуда от нее не уйдешь ни по Млечному пути, ни по лунной дорожке… Сейчас город Рубежное на рубеже огня... Линия соприкосновения проходит по нашей улице Менделеева. Обстреливают обе стороны. Гасим на кухне костёрчик на кирпичах, на котором жарили картошку. Выключаем фонарик, надеваем на себя всё, что можно, и заползаем в кладовку под аплодисменты уже не таких далёких разрывов, видимо, довольных, что так напугали нас.
   Заснуть не успели. Девятиэтажка вздрогнула, показалось даже, что качнулась. Посыпались стёкла окон. В нашей спальне осколки приняла на себя моя баррикада из приставленного матраца, кухонного стола, гладильной доски и пр. До нас осколки не долетели. Но этот один минный аргумент оказался убедительнее всех моих словесных, что надо идти в бомбоубежище, а не спать в кладовке. И жена сдалась. Ведь теперь в квартиру, где и так отсутствует свет, газ и отопление, вползет, как змея, минусовая температура сквозь выбитые окна. А предатель-март по-зимнему шантажирует морозом и снегом. У меня-то уже есть большой опыт перебегать под треск разрывов теннисные корты, детскую площадку и школьное футбольное поле, которое перейти бывает здесь дольше, чем жизнь прожить, — я ходил по «дороге смерти» по воду к гаражам. А вот жена все не решалась перебегать, и команду «три–четыре… — бежим» я повторял несколько раз. Но — побежали, причитая без конца про себя: «Господи, спаси и сохрани».
     Но смелости жене хватило до первого близкого разрыва. Она бросила мою руку и рванула назад к нашему дому, хотя до подвала школы, и.о. бомбоубежища, оставалось всего ничего. Я побежал за Людмилой, но тут увидел, что осколками задело молодого парня, который бежал параллельно с нами к школе, а теперь лежал на теннисном корте и кричал: «Ноги! Ноги!» Я видел, что жена добежала, что достает из сумочки, скорее всего, нашатырь и ждет меня. Но и парня бросить я не мог. Взял его под мышки и потащил по площадке к убежищу. На белом снегу появилась красная лента, а парень все кричал и просил сказать, что с ногами. Из дверей школы выбежали два мужика. Они приняли эстафету спасения парня, и я сразу стремглав бросился назад к жене с надеждой, что она ещё не потеряла сознание, как это у неё нередко бывало…
     Но в бомбоубежище в тот день мы всё-таки перебрались. Там тоже не было света, запасы воды у некоторых людей начинали исчисляться глотками. Царствовал холод. Я вышел из подвала, поднялся на первый этаж и стал искать… что-нибудь для сидения, а, если повезёт, то и для лежания. Повезло. Комнатка техничек была не заперта. Просто висел замок. Нашёл четыре ведра из-под краски, два школьных стенда — и стали конструктивно просматриваться уже две кровати из всего этого. Для бомбоубежища, где люди сидели на чём попало или просто на земле, эти мои находки были бесценны.
    Ночью (хотя ночь здесь была фактически круглосуточно) к нам в гости пришла подруга жены Светлана с внучкой Миленой и сыном Андреем. Светлана рассказывала, какая умница у них внучка Мила: и рисует, и стихи уже сочиняет в свои семь лет. Мила оправдывала свое имя — все время мило улыбалась. Мы быстро подружились. И я дал ей листок бумаги, ручку, и объявил ей задание: нарисовать… что она захочет сама, а я поставлю оценку. Мила пошла в коридорчик под свет (там был генератор) и вскоре принесла готовый рисунок. На картине были изображены все мы: её папа Андрей, бабушка Света, я с женой, и сама автор творения. И хотя я не очень уверенно нашёл на картине себя, всё-таки за самостоятельную работу начинающему художнику поставил «отлично». Но с условием, что Мила придумает название к своей картине. Через пару минут художник толкает меня в бок и протягивает лист с рисунком. Я посветил фонариком… Все ждали моего ответа. Бабушка Света, которая больше всех волновалась за репутацию своей любимой внучки, как художника и поэта, первая не выдержала: «Ну, как название картины?» Я повернул листок для всех, посветил… Вверху (над нарисованными нами) было написано большими буквами - «ВСЕ ЖИВЫ». Папа Милы обнял дочь. Он через несколько дней пойдёт по воду и не вернётся. Потом бабушка Света со слезами радости в голосе хвалила внучку. Бабушка умрет после смерти внучки — сердце. А сама Мила заболеет. То ли ковид, то ли просто воспаление легких. Температура до 40 держалась три дня. Потом Мила умерла. Но это всё потом. А пока мы поздравляем Милу за её название к своей картине — «Все живы».