Иван САМОЙЛЕНКО

Степан был самым удачливым рыбаком в этом колхозе. Молчун, он отказывался плавать с бригадой на баркасе, предпочитая ловить рыбу сам.
- Рыба тишину любит, а вы шумите так, что только карасей и ловите, баркас дырявый и мотор со старой полуторки. Шума много. Хорошая рыба в море уходит.
Степан заводил свою казанку-плоскодонку и пока рыбаки собирались, спорили кому что брать, исчезал среди тысяч камышовых островков. К вечеру тяжело гружёная лодка подплывала к складу и на весы летели метровые щуки, сазаны, величиной с большой таз, сула и многие другие тяжеловесные рыбины. Чуть позже к складу подплывал рыбацкий баркас и в лоток падала мелочь, - та, которую Степан никогда не привозил. За один выезд в море, Степан выполнял почти двухнедельную норму бригады. Работал он не только на бригаду, но и на себя.
На следующий день, такая же молчаливая жена Степана вместе с ним пластала рыбу, развешивала вялить, на просушку, солила и коптила, а через некоторое время вывозила на рынок, хотя и дома её разбирали охотно.
В селе все знали, что Степан браконьерничает и, как только начинается сезон , у Степана всегда можно было купить драгоценную икру, но дома он никогда ею не торговал. Неоднократно рыбохрана, сельсовет, милиция делали обыски в его лабазах, коптильнях и других местах, найти хоть одну икринку так и не смогли. Работники рыбохраны устраивали засады, выходили пораньше в море, всё было бесполезно. Каким-то собачим чутьём Степа отыскивал их лодки, подплывал почти незаметно и предлагал закурить, хотя сам не курил никогда. Те ругались и уплывали восвояси.
Степан загружал в лодку капроновые вёдра, соль и исчезал на два-три дня. Он никогда не возил икру домой, её скупали в море, среди многочисленных островков, камышовых зарослей. Рыбохране как-то выделили старый военный списаный катер. Движок заводился медленно, рычал, ворчал, но набрав обороты, летел по водной глади с огромной скоростью, гнал высокую волну и с трудом останавливался далеко впереди лодок. Браконьеры успевали сбросить опасный груз и ожидали уже без всяких улик.
Однажды Степан исчез на два месяца. Появился с каким-то новым мотором, долго возился в сарае, стучал, гремел, расширяя корму и навешивал новый движок. Тот имел уже два мотора и в то время, когда один разгонял лодку, второй позволял развернуть её почти на одном месте. Мотор вначале урчал, затем взвывал на высоких нотах и затихал, продолжая бесшумно нести вперёд лёгкую лодку.
Сбывать икру стало труднее. Покупатели требо вали, чтобы Степан сам вывозил её подальше от рыбнадзора. Он загружал лодку икрой, рыбой и мчался к далёким сёлам вверх против течения, где ожидали его клиенты, быстро сбывал икру и рыбхоз находил только разносолы. Однажды его врасплох захватила милиция и рыбохрана, зажала с двух сторон. Казалось выхода нет, Степан почти вплотную прижался к борту огромного стометрового танкера, идущего вниз к морю, и поплыл под его прикрытием. В какой-то момент резко крутнулся вокруг и, казалось, - повернул к селенью, к камышам, а сам уже мчался вперёд к далёкому селу, к клиентам. Милиция поздно сообразила его маневр и пока развернулась, пока набрала скорость, лодка Степана превратилась в точку на горизонте.
Быстренько приняв груз, машина, помелькав среди домов, скрылась в степи, а к причалу внезапно подкатили незванные гости. Светлая иномарка подъехала вплотную к деревенскому причалу и из неё вышли два парня, одетые в папугаистые тениски, с подведенными голубыми веками и крашеными губами. На головах обох красовались высокие «ирокезы», раскрашенные в цвета радуги. Водила подошёл к разложенной Степаном рыбе, где отливали золотистым цветом рыбины холодного копчения, толкнул небрежно балыки, оглянул связки сушёной воблы.
- Сойдёт, - заявил он, - будешь нам привозить по столько каждый месяц и по ведру икры. Грузи всё, приказал своему пассажиру. Откажешься, смотри, - и он указал на дымящуююся копну сена в ближней усадьбе. Эти вахлаки платят и ты будешь. Каждый день буду сжигать у них по избе, если откажешься.
Пассажир иномарки подхватил связку воблы и стал пристраивать её в багажнике. Молча Степан поднял полуметровую щуку, сунул руку под. жабры, для удобства и с такой силой хряснул ею по морде «хозяина», так, что тот перелетел через капот своего авто и сунулся головой в канаву. Так же молча подошёл к пассажиру, вытащил связку воблы и одним пинком вбил его в багажник, который тут же захлопнул. Степан открыл дверцу авто, небрежно швырнул на новенькое велюровое сидение щуку, вытащил из канавы незадачливого водилу и толкнул прямо на щуку. Какой-то миг и Степан схватил его за ирокез, подтянул поближе, вытащил из-за голенища широкий острый как бритва нож, которым пластал рыбу и одним движением отхватил цветистое украшение.
-Появишься ещё здесь, заставлю сырой сожрать эту щуку вместе с требухой, месяц будешь у меня коптить рыбу. И ложками жрать только икру. А завтра, чтоб у бабы Марфы стояла машина сена. И в городе тебя найду.
Степан толкнул незадачливого рекетира в машину, захлопнул дверцу. Набирая обороты, гости скрылись за ближайшими избами. Через пару минут к берегу причалил катер рыбохраны с милицией.
- Что здесь произошло? – поинтересовался капитан.
- Да ничего особенного, - ответил Стёпка. Ребята хотели купить рыбы, а деньги забыли дома.
- И что у тебя за движок, документы есть?
Степан достал сумку, подал капитану.
-Вот данные завода, инструкция, гарантийный талон, чек об оплате, договор о индивидуальном заказе. А в правилах рыбнадзора и эксплуатации водного транспорта нет положения, чтоб на движке стоял только один моторчик.
Крыть было нечем. Степан отхватил по большому куску балыка рыбнадзору и капитану, бросил на палубу катера связку сушёной воблы.
- Берите, ребята, пивка попьёте. Мне не жалко.
Друзей среди сельчан у Степана прибавилось. Он заранее знал о засадах и рейдах милиции на браконьеров. Степан решил пройтись далеко в море, к Иранским берегам, надеясь на хорошую добычу. Находясь в море, в какой-то момент почувствовал, что заехал слишком далеко, развернул лодку, отплыл и остановился. К Степану уже мчался иностранный катер. С катера иностранца застучал крупнокалиберный пулемет. Переводчик прыгнул в лодку и стал доказывать нарушение границы, грозя конфискацией лодки и пожизненным тюремным заключением. Степан спокойно развернул карту, достал диковинный приборчик и оказалось, что он был в нейтральних водах за добрую сотню метров от границы, обстреляли его незаконно, да ещё сделали дырку в борту лодки. Степан орал, тыкал пальцем в дыру, которая была там уже давно. Два года тому Степан уронил лом и пробил в борту лодки дыру, да так и не удосужился её заделать. Переводчик спешно и с трудом переводил, что говорил Степан и выходило, что тот неоднократно вспоминал и перидскую дочку шаха и, главное, её маму и маму самого султана!
Командир патрульного катера спешно сунул Степану деньги за повреждение в лодке и попытался быстро исчезнуть, ведь этот русский рыбак знает не только красавицу Гюзель, но и её маму и маму самого султана, ведь не зря он неоднократно вспоминает их, размахивая руками, выходило, что жена и мама великого султана его знакомые, а обстрел в международных водах иностранного судна, хотя и лодки, грозит великим скандалом. Не зря же этот русский говорил о маме, пересыпая речь словами, которые переводчик не знал и не мог точно перевести. Степан оглянулся, со всех сторон на море надвигался густой туман.
- Русский шайтан, он хочет нас погубить в тумане, - закричал командир катера и развернулся к своим берегам. Такого тумана в жизни Степан не видал. Туман был такой, что Степан не видал даже нос своей лодки. Он нажал на все кнопки и помчался вперёд, неведомо куда. Казалось он ехал к своим берегам, точно на север, но не был уверен. Справа и слева глухо гудели пароходы, предупреждая всех встречных, но кто кого встречал и откуда, не было ясно, в тумане звуки слышались со всех сторон одновременно. Степан понимал, что он может врезаться в берег любого государства, в любой пароход.
Моторы работали на полную мощность. Сколько это длилось, он не ориентировался. Наконец моторы чихнули в последний раз и лодка уткнулась в препятствие. Степан с трудом отцепил руку от руля управления, посидел, успокаивая дрожь в теле. Туман постепенно рассеивался. Кругом были камыши, открытые участки воды..
- Да я почти дома, - понял Стёпка, - только место незнакомое.
Бак был пуст. Запасливый Степан медленно потянулся к канистре, залил бак. Тихонько, на вёслах, он стал обследовать островок. 40 на 50 метров. Удобный заезд, камыши и верболоз образовали такое естественное укрытие, что никто снаружи не сможет его обнаружить. Чуть в стороне обломки старой баржи были похожи на естественную комнату. Мечта да и только. Степан отоспался, позавтракал и тихонько выехал на простор. Внизу, под баржей, была глубокая протока, по которой гуляли не рыбы, - монстры. За полдня Стёпка наполнил полновесной икрой все 10 вёдер, герметично запечатал их и на на якорях опустил на дно. Он отсиживался здесь неделю. Степан слышал голоса, его искали и звали, улавливал запахи табака, но не отзывался. Он подогревал на сушняке в котелке еду, запивал ушицей и сидел, сидел до тех пор, что его перестали искать. На седьмую ночь перед глазами Степана появилась прекрасная, восточного типа девушка. Темные волосы обвивали голову и шею, узкие миндалевидные глаза в упор рассматривали Стёпку. Девушка была закутана в ткань с золотым шитьём, на маленьких ножках красовались сафьяновые туфельки.
- Казак, похорони меня, - услышал Степан.
Степан дёрнул головой, открыл глаза. Только камыши шумели, да плескалась вода о дно лодки. Степан не смог до утра уснуть. Сон это был, видение, бред, он не понимал.
- Да что ж это такое, я до гальюников дожился? – думал он.
Ночью девушка появилась вновь, она не просто просила, она звала его куда-то.
- Пройди вперёд, не бойся, я здесь, рядом.
Утром Степан сделал шаг, второй в камыши и перед глазами возник скелет. Белые, будто отполированные кости не были повреждены растениями. На голове его красовалась диадема, на лодыжках и запястьях браслеты, на пальцах рук драгоценные кольца. Витая арабская вязь и драгоценные камни украшала их. Степан стал постепенно отступать, но что-то его притягивало и не отпускало. Ночью его вновь посетило видение. « и за борт её бросает в набежавшую волну», - пришли на ум ему слова старинной песни о Стеньке Разине.
- Да, казак, это обо мне , - снова услышал Степан. Возьми всё, только похорони меня.
Ещё две недели Степан прятался от рыбхоза и милиции, две недели по ночам посещала его восточная красавица, рассказывала о жизни в Исфагане, привычках, обычаях. На десятый день поиски прекратили. Степан уже привык к ночным бдениям и однажды даже потянулся к красавице Гюзель, как он её назвал, но та пригрозила тонюсеньким пальчиком:
- Смотри, казак, оттуда возврата нет.
Степан чувствовал, что это сон, наваждение, история многовековой давности…Не зная языка, он всё понимал, что говорила персиянка. Степан встряхнул головой и открыл глаза. В метре от него сидела камышовка, вцепившись тонюсенькими лапками за тростничок и смотрела на него своими зеленоватокоричневатыми глазёнками, пела незатейливую скрипучую песенку. Ночью к нему вновь пришла Гюзель и попросила её похоронить.
- Больше я не буду приходить, - сказала она.
На рассвете Стёпка тихонько выплыл из убежища и на вёслах, чтоб не создавать шума, поплыл к дому. В сарае прихватил лопату, отрезал добрый кусок брезента. Почти в темноте рыл на берегу могилу, потом осторожно сложил все косточки, стараясь придать им форму тела и опустил в яму. Надо бы молитву прочесть, мелькнуло у него в голове, да ведь она мусульманка, другой веры, а я по ихнему не знаю. Степан слез в яму, расстелил брезент, сложил по косточкам осторожно скелет и закрыл его свободным краем.
- Вот и всё, закончились наши встречи. Выполню, Гюзелька, я твою просьбу. Спи спокойно. Здесь тебя никто не потревожит, - говорил он то ли себе, то ли скелету.
Степан вылез из ямы, взял в руки лопату, чтоб засыпать могилу. Вдруг брезент откинулся и скелет сел в яме. Волосы у Степана встали дыбом, холодный пот поплыл по спине. Он даже лопату уронил.
- Казак, драгоценности зарой на бугре под камнем. Только третье твоё поколение может им воспользоваться, раньше они принесут тебе горе. На наше место не приезжай, гиблое оно. Дом перенеси к камню, вода, большая вода скоро придёт, много беды принесёт.
Как это не приезжай, мелькнуло в голове Степана, а десять вёдер отборной икры. Он зарыл могилу, на всякий случай перекрестил её, перекрестился сам и зашвырнул лопату подальше в камыши, потом на этом месте выложил из камешков полумесяц. Мусульманка всё же. Степан подплыл к знакомому островку, но его уже не было. На этом месте вдруг всплыл огромный пузырь, лопнул и вокруг распространился зловонный запах, появился водоворот. Степан быстро погнал лодку подальше оттуда, уже не думая о икре, рыбе и снастях.
Жена не спрашивала где он был, почему долго не являлся и не говорила, что его уже объявили погибшим.
Степан вымерял расстояние до камня, лежащего на косогоре, размеры построек и стал намечать место будущей усадьбы. Потом стал сколачивать бригаду, чтоб перенести дом. Соседи недоумевали, точно тронулся, всё перенести за сотню метров от воды, не зря его считали погибшим, а тот на все вопросы кратко отвечал, мол Гюзелька так сказала. Кто такая Гюзелька и где он с ней встречался, не говорил. После стал помогать перестраиваться и своей бригаде. Бригадир артели ругался, требовал план сдачи рыбы. Степан исчезал, привозил рыбу за всех и продолжал стройки.
Все, кто хотел, перенесли дома повыше и только ленивые и не верившие ему оставались на местах, прямо у реки. Ближе к зиме, Степан произвёл какие-то замеры и стал рушить сараи, склады и другие постройки их артели. Брёвна таскали повыше, на косогор, подальше от реки. Бригадир орал, матерился, мешал Степану, а тот на всё отвечал, что Гюзелька приказала. Даже приехавшая милиция не могла ничего сделать.
Зимой бригада во льду долбила лунки, опускала туда сети, но план выполнить не могла. А весной началось такое, что запомнилось жителям на всю жизнь. Внезапно, среди ночи, посёлок проснулся от канонады. Река вздыбилась и будто сошла с ума. Огромные льдины трескались, наползали друг на дружку, создавая заторы. Внизу движение льда сдерживали камыши. И вот с верховья хлынула вода, неся и переворачивая громады льда, загораживающие выход в море. Метровой толщины льдины заползали друг на дружку и не найдя выхода ринулись на берег. Они сметали на своём пути склады, лабазы, коптильни, бани, потом придвинулись вплотную к домам, ломая углы, руша крыши. На своих грязных, угловатых спинах они уносили в море то, что человек строил годами, обхаживал и обживал. Часть артельных построек уже плыла далеко в море. Те, кто переселился повыше, стояли почти на берегу нового русла, другие пытались спасти хотя бы часть свого имущества. Громадная льдина снесла магазин, повернулась и на её «спине» поплыли ящики с продуктами, мешки с мукой,солью, сахаром.
-И почему твоя Гюзелька не предупредила, что будет такое? – со злостью сказал бригадир артели Степану. И что нам теперь делать? И где она сама?
- Она говорила, она предупреждала что будет вода. Кто хотел, тот услышал. Где она? Да вон там, где водоворот.
Степан покусывал щепочку, глядя не на бригадира, а туда, где похоронил красавицу Гюзель.
А река несла и несла всё новые и новые громады льда, брёвна, постройки далеко в море до самих берегов далёкого Исфагана. Быть может с ними плыл и прах персидской царевны, чтоб обрести наконец покой в своей далёкой и дивной стране.